Все познается в сравнении. Достаточно было посмотреть на недавнюю смену власти в Киргизии и сравнить с недавней сменой власти в Украине, чтобы с абсолютной ясностью понять, которая из двух стран находится в Европе. Политологи могут годами спорить о том, возможна ли модернизация постсоветских стран без их «вестернизации», но факт остается фактом: что-то непреодолимо жесткое разделяет страны Азии и Европы не только географически, но и ментально.
Нужна ли «вестернизация» такому европейскому великану, как Украина? Пройдет ли она к успеху путем, который был проторен восточноевропейскими странами, или изобретет свое средство передвижения, на котором, несмотря на плохую геополитическую конъюнктуру, все же доберется до единой Европы? Этими вопросами многие задаются сейчас, когда украинские «западники» впали в глубокую депрессию от украинско-российской перезагрузки, а «славянофилы» празднуют возврат на политическую сцену добрососедской политики по отношению к России.
Снова по кругу пошли обвинения в сдаче национальных интересов, в предательстве, в отказе от «цивилизационного выбора»… Складывается впечатление, что в то время как Европа и мир осваивают искусство «перезагрузки», то есть искусство обходить тупики, Украина без тупиков существовать просто не может. Иначе не будет демонстраций и флагов. Иначе случится страшное: вместо того чтобы смотреть в пятницу вечером очередное политическое шоу, легендарный «маленький украинец», как люди в других странах мира, начнет смотреть фильмы и сериалы.
Но факты — упрямая вещь. И они говорят о том, что Украина, пользуясь сленгом советского кинематографа, «дошла до кондиции». Эра тупиков в украинской политике заканчивается. Приходит пора трудных решений и осознаний, в том числе по поводу евроинтеграции Украины.
Первый и самый главный вывод состоит в том, что «цивилизационный выбор» — это выбор не внешний, а внутренний. Рискую показаться банальным и/или наивным, но выбор Украины в пользу Европы, как мне кажется, окончателен и обжалованию не подлежит. Иначе не поднимало бы подавляющее большинство украинских политиков идеи европейской интеграции на свои знамена. В том числе и те, кто от этих идей безмерно далек. Уж кто-кто, а политики умеют держать нос по ветру и чувствовать электоральные настроения. А они остаются проевропейскими, ибо как ни ругали бы мы украинский вариант дикорастущей демократии, украинцы внутренне свыклись с ее, демократии, недостатками и вряд ли откажутся от ее достоинств. Присутствие политического выбора и отсутствие политического страха стали для нас важной составляющей жизни. Мы внутренне начали чувствовать себя хоть и сиротливыми, но все же европейцами.
Даже критикуя Украину, мы сравниваем себя не столько с постсоветскими государствами, сколько с государствами восточноевропейскими, видя в них упущенные нами шансы и «сценарий А» для развития Украины (чистые улицы, солидный прожиточный минимум, безвизовый режим с ЕС). Устроит ли большинство украинцев «сценарий Б» (просто чистые улицы и просто терпимый прожиточный минимум)? Как объективная реальность и шаг прочь от нищеты миллионов — пожалуй, да. Как мечта и перспектива для наших детей — пожалуй, нет. Поэтому, нравится или нет вершителям европейских судеб, но Украина и дальше будет надоедать им своим стуком в двери ЕС, по крайней мере, пока рядом с ней не появится другой, альтернативный эталон стабильности/процветания. Европейская идея или, если угодно, мечта оказалась тем запретным плодом, вкусив который раз, украинец уже не сможет мечтать о меньшем.
Главный вопрос в том, можно ли на самом деле реализовать эту мечту, претворить ее в жизнь, учитывая, что драйв расширения ЕС выдохся, «усталость от Украины» зашкаливает, да и сам Европейский Союз переживает не лучшие времена, проходя испытание «греческим огнем». Ответ зависит от нашего понимания европейской мечты. Если мы мечтаем о членстве в ЕС и на меньшее не согласны, то, на мой взгляд, в этом уравнении так много неизвестных, что его не решил бы и сам Лейбниц. Слишком много составляющих должны идеально сойтись в одном пункте, чтобы делать однозначный или хотя бы вероятный прогноз.
Во-первых, Украина должна успешно выкарабкаться из кризиса и запустить маховик успешных реформ. Во-вторых, полосу кризиса должен преодолеть Европейский Союз (кризиса, к слову, не простого, а тройного — идеологического, институционального и финансово-экономического). В-третьих, ЕС должен остаться при убеждении, что даже на нынешнем, довольно позднем этапе расширение на Восток не столько порождает новые проблемы, сколько открывает новые возможности. В-четвертых, опираясь на Лиссабонский договор, он должен показать свою функциональность, способность к интеграции не только вширь, но и вглубь. В-пятых, он должен убедить своих граждан в том, что дальнейшее расширение на Восток не противоречит интересам их кошелька (ибо скоро для каждого нового шага будет нужна целая цепочка референдумов в ряде стран ЕС). В-шестых, до того времени должен быть решен, в ту или иную сторону, «турецкий вопрос». В-седьмых, ЕС должен преодолеть ощутимые последствия шока последней волны расширения. Многие в Европе считают, что принятие в Союз Румынии и Болгарии было поспешным и скорее политически вынужденным, чем экономически оправданным. Многие сделали вывод, что enough is enough, или, проще говоря, что Балканы должны быть завершающим аккордом в процессе расширения. В-восьмых… В-девятых… Перечень можно продолжать.
Посему, когда говорят, что в вопросе членства в ЕС все зависит от Украины, то либо выдают желаемое за действительное, либо лукавят. Мало самому добраться до вокзала, надо чтоб еще поезд пришел. А в этом уверенности, увы, нет. Означает ли это, что мы верим в фантом? И да, и нет. Да — потому что, по большому счету, любая мечта является фантомом, пока ее не достигли. Да — потому что в европейской истории вполне могут найтись причины, по которым даже успешная, зажиточная, европейская по духу Украина не войдет в ЕС. Нет — потому что в современной истории Европы не может быть причин для краха Украины как европейского по духу государства (в ЕС или за его пределами). Такие причины могут найтись только в нашей, индивидуальной, украинской истории. А вот здесь все действительно зависит от нас.
Так зачем же она нужна, европейская интеграция? Украину часто и, как правило, не без причины критиковали за излишнюю ретивость европейской риторики, не подкрепленную реальными успехами в плане реформ. Особо горячие головы вообще поднимали политику евроинтеграции на смех. Мол, не по хохлам шапка. И, тем не менее, принципиальной альтернативы этой политике никто не предложил. Дело в том, что не особенно щедрый по отношению к Украине Европейский Союз, сам того не ожидая, оказал ей уникальную услугу: расписал проект-план, некий ГОСТ успешного демократического государства. С немецкой дотошностью, с французской душой и британским размахом, словно на миллиметровой бумаге, до мельчайших клеточек был подготовлен ответ на вопрос, что она собой представляет, эта самая «европейскость»: такое-то качество воды в кране… такие-то санитарные нормы хранения молока… такие-то шумовые лимиты для самолетов… и так далее, и так далее.
Американцы с ним, вероятно, не согласятся, россияне же, вероятно, вообще поставят под сомнение успешность европейского проекта, указав на пылающий в ЕС кризис. При этом аналога этому всеохватывающему ГОСТу в мире нет, а кризис связан не столько с его объективными недостатками, сколько с субъективной неспособностью или нежеланием некоторых европейских стран честно играть по общим правилам.
Итак, получив название acquis communautaire (в Украине его часто упрощенно называют копенгагенскими критериями), этот проект-план, вкупе с политическими клятвами верности европейскому курсу, стал хорошим кнутом, чтобы заставить крутиться отечественное чиновничество. Плохо, конечно, что чиновничеству нужен кнут. Еще хуже, что клятвы верности зачастую сводились к нулю вследствие менеджерской несостоятельности некоторых властей предержащих. Но хорошая новость состоит в том, что новая украинская власть «бледной немощью и организационным бессилием» не страдает. Было бы желание! Именно она, новая власть, может привнести в европейскую политику то, чего ей часто не хватало — деловую хватку, конкретность и прагматизм. И тогда, возможно, на хрупком скелете европейской интеграции Украины, наконец, начнет нарастать мясо. По крайней мере, читая недавно на страницах «ЗН» интервью Бориса Колесникова о ходе подготовки к Евро-2012, невольно ловил себя на мысли: вот если бы такие бизнес-подходы да к европейской интеграции! Кто знает, быть может, реализация Евро-2012 сама по себе станет прообразом успешного европейского проекта-плана в масштабах всей страны.
Ключевой вопрос состоит в том, насколько важны с точки зрения успешного, европейского по духу развития Украины «еэсовские ревизоры», которые приезжали бы в страну и проверяли бы состояние реформ по каждому отдельному направлению. Иначе говоря: появится ли на политической сцене некий умозрительный Мишель Платини, который будет давать «прикурить» украинским чиновникам и подталкивать Украину к евроинтеграции? Большинство украинских еврооптимистов, которых я знаю, надеются на то, что такое давление будет. Более того, именно в нем они видят главную и даже единственную надежду реформ в Украине. С другой стороны, большинство украинских европессимистов потому и являются таковыми, что не верят в искреннюю заинтересованность ЕС принять на борт Украину, а посему не верят и в эффект еэсовского «платини».
Итак, что мы имеем? Европейская интеграция как еще один способ пригласить хваткого скандинавского Рюрика на царствование в бестолковую славянскую страну? Европейский оптимизм как одна из форм славянского пессимизма и неверия в свои силы? С учетом разочарований последних лет, я понимаю эту мотивацию, но не разделяю ее. Отчего-то мне кажется, что если планка нашей веры в свои силы будет так низка, то и прыгнем мы невысоко, ибо будем надеяться, что кто-то прыгнет вместо нас.
И здесь мы снова возвращаемся к «перезагрузке». Не той, что царит между Америкой и Россией, а той, что все более ощутимо охватывает весь комплекс европейской политики и сводится, с определенной долей обобщения, к одному избитому слову: прагматизм. Америка и ЕС стали прагматиками. То же должно произойти с Украиной. Любой руководитель высокого звена подтвердит: если проект уперся в тупик, то нужно (а) менять менеджмент и (б) менять концепцию реализации проекта. В результате президентских выборов новый «менеджмент» в стране стал реальностью. Должна появиться и новая концепция европейской политики, сосредоточенная на главном.
А главное — вытащить Украину из пропасти экономического кризиса, поставить ее на ноги. Главное — чтобы Европа перестала вздрагивать, слыша словосочетание «украинская газотранспортная система», а по возможности и стала облизываться. Главное — чтобы мы перестали быть костью в горле для Европы и мира со своими вечными коммунальными сварами во внешней политике. Главное — сосредоточиться не на политической символике, а на том, что действительно важно для рядового украинца и ощутимо скажется на его мироощущении.
Все это будет безусловным плюсом для Украины как европейского аспиранта. Не в том смысле, что ЕС внезапно прозреет и признает очевидное — «европейскую идентичность» Украины. Не в том смысле, что слово «членство» перестанет таинственным образом исчезать из еэсовских документов, связанных с Украиной. Однако вполне возможно, что произойдет нечто другое — быстрее и легче пойдет подготовка Соглашения об ассоциации, ближе станет Зона свободной торговли, откроются новые перспективы в плане либерализации визового режима.
В конце концов на нынешнем этапе украинской истории для исстрадавшегося от разочарований украинца не так уж важно, будет ли его страна иметь формальное членство, европейских комиссаров и еэсовские субсидии на развитие. Ему важно в первую очередь не стоять в унизительных очередях под западными посольствами, не стыдиться своего паспорта, путешествуя по Европе, иметь возможность свободно торговать и вообще вести бизнес со странами ЕС. Теоретически все это реально, причем не «в отдаленной перспективе» (то есть неизвестно когда и сугубо под настроение европейских чиновников), а уже в осязаемом будущем. А практически для этого нужны два существенных шага — один со стороны Украины, а другой со стороны ЕС.
С нашей стороны — это выполнение «домашних заданий» (начало масштабной борьбы с коррупцией, налаживание эффективной системы реадмиссии, оснащение границ системами антропометрического контроля, новый современный тип украинского паспорта, делимитация и демаркация государственных границ по всему периметру). Со стороны ЕС — это принципиальное решение, что на Украину может распространяться принцип, применяемый к ряду стран, которые не имеют статуса кандидата, но имеют безвизовый режим и целый ряд свобод в торговле со странами ЕС. Последний момент весьма существенен, ибо доныне просьбы Украины перенести на нее матрицу отношений, которая применяется между ЕС и, скажем, Балканскими странами, наталкивались на жесткий и прагматичный ответ: Балканы имеют перспективу членства, а Украина, увы, нет. Возможно, если сама Украина станет более прагматичной, то ЕС станет менее жестким?
15 мая Украина отметила День Европы. Еще один праздник со слезами на глазах? Нет, скорее праздник взросления и осознания, что Украина действительно занимает особое место в Европе. Место, которое до конца еще не просчитали ни еэсовцы, ни россияне, ни американцы, ни сами украинцы. У нее нет политических спонсоров, на спине которых она въедет в Европейский Союз. Если Украина когда-нибудь станет членом ЕС (а я все же надеюсь, что это произойдет), то она будет первой, кто преодолеет эту дистанцию по-настоящему честно, без допинга. За нашей спиной не будет Германии и Франции, которые так неистово лоббировали членство в ЕС Польши и других восточноевропейских стран. Над нами не будут держать свой зонтик скандинавы, пробивавшие в свое время членство в ЕС балтийцев. Нас не будет опекать Италия, взявшая шефство над Балканами. И пусть нас не греет мысль, что нашим опекуном станет Польша или Словакия. Увы, времена изменились, Европа изменилась. Даже если восточные европейцы будут так же беззаветно одержимы идеей членства Украины в ЕС, как в свое время немцы и французы — идеей членства Польши, потенциал их влияния не настолько мощен, чтобы существенно воздействовать на общую, все более негативную для новых волн расширения динамику в Европейском Союзе.
Мы привыкли терзать себя тем, что, мол, если бы Украина вовремя выполняла «домашние задания» и если бы наша элита была едина в стремлении войти в ЕС, то мы бы в нем давно уже были, как это случилось с Эстонией и Польшей. Не факт. Знатоки европейских раскладов (если будут честными) подтвердят: проект расширения ЕС на Восток возник в свое время именно как проект возвращения на карту Европы стран, которые уже были на этой карте до раздела континента. В конце концов, какой смысл имело бы расширение, если бы оно не охватило Польшу, Венгрию или балтийские страны? Это было просто немыслимо. Вхождение этих стран в ЕС было лишь вопросом времени и очередности. В то время как в отношении Украины риторика всегда были иной.
По отношению к нам Европа, как правило, либо равнодушно пожимала плечами, либо изредка и подчеркнуто неофициально, под настроение, восклицала, подобно д’Артаньяну: «Три тысячи чертей, а почему бы и нет!». И все же с годами, по мере того, как Украина отставала от Восточной Европы в плане реформ, общеевропейское равнодушие брало верх над гасконской импульсивностью отдельных индивидуумов. Пишу об этом не в оправдание инертности украинских чиновников, а чтобы облегчить боль украинских «юношей с горящими глазами». Последнее, в чем нуждается Украина, — это еще один комплекс неполноценности на почве упущенных шансов. Не стоит корить себя слишком жестоко с одной стороны и идеализировать ЕС с другой. Евросоюз прагматично преследует свои интересы. И то обстоятельство, что членство Украины в эти интересы не входило, было одной из причин, почему Украина превратилась в большой знак вопроса, висящий над Европой.
Именно так. Украина — это не жирная точка в конце расширения. Украина — это знак вопроса, причем не только о расширении, но и о будущем Европы в целом. Ибо сколько б ни радовались попавшие на европейский поезд счастливчики, единая Европа так и не станет реальностью, пока — через расширение ЕС или в ином формате — не охватит все европейские страны. И дело здесь не только в идейной стойкости, которую ЕС, судя по всему, потихоньку разменял на локализацию политики расширения. Превратившись в зажиточное гетто, в элитарный клуб «смелых и красивых», Европейский Союз, вероятно, обеспечил себе одно, может быть, даже два десятилетия относительно спокойного безбедного существования (хотя, глядя на поднимающуюся именно в Европе вторую волну мирового кризиса, даже в этом нельзя быть уверенным). Но что будет дальше? Взявшая на вооружение рыночную экономику западного образца над Европой нависает все более мускулистая, дерзкая, молодая Азия. Как будет решать эту проблему стареющий, дряхлеющий Европейский Союз? Не понадобится ли ему мобилизация всех присутствующих ресурсов, дабы успешно конкурировать со всеми этими многочисленными тиграми, слонами и драконами?
Перезагрузка отношений ЕС и России (прокладка «Северного потока», продажа России французских военных кораблей и т.д.) — первый знак того, что ЕС осознает эту проблему и работает над ее решением. Российский цугцванг неожиданно превращается для европейской политики в довольно удачный эндшпиль. Аналогичным образом и Украина должна найти способ перезагрузки отношений с ЕС, чтобы «украинский вопрос» превратился в украинский «ответ Чемберлену».
А ответ может быть только один и самый банальный: Украина сама, без посторонней помощи, должна стать сильной и экономически перспективной страной. И тогда кто как не она, с ее колоссальными транзитными ресурсами, с ее аграрным и индустриальным потенциалом, с ее образованным и амбициозным населением, с ее западным гонором и восточной хваткой станет истинным прообразом настоящей, а не умозрительно-элитарной «единой Европы»? Кто как не она, воплощающая в себе и западное, и восточное начало, может по-настоящему сшить наш континент воедино, стать знаком того, что вот она, Европа, как на ладони? Не больше, но уж и никак и не меньше.
Автор работает на должности посла по особым поручениям МИД Украины.
Статья отражает его личную позицию и не обязательно совпадает с официальной позицией министерства.