КОНЕЦ ВОЕННОЙ ИСТОРИИ ПОБЕДА КОАЛИЦИИ В ИРАКЕ СДЕЛАЛА БЕССМЫСЛЕННЫМ СОДЕРЖАНИЕ НАЦИОНАЛЬНЫХ АРМИЙ

Заголовок а-ля Френсис Фукуяма не случаен, ведь во всех кузницах офицерских кадров читают историю войн. Будет ли этот курс дополняться описаниями крупных межгосударственных военных конфликтов? Американские политики высшего ранга уже сравнили падение Багдада с падением Берлинской стены. Рискнем предположить, что это событие еще более значимо. Пали, похоже, стены потолще и повыше, простоявшие подольше — веками. Например, между демократией и тоталитаризмом (в силу хотя бы территориального сужения последнего), между христианским и исламским мирами, между традиционной и современной войной, которая, как уже заметили многие, стала напоминать полицейскую операцию. Мир перешел в эпоху победившего глобализма и образования Соединенных Штатов Земли или, если угодно, Землесоюза. Сожалеть об этом так же бессмысленно, как, скажем, о том, что млекопитающие стали доминировать над пресмыкающимися, энергия пара вытеснена электрической, а малые народы забыли родной язык. Но вернемся к Ираку и рухнувшим стенам. Их (впрочем, как и стену Берлинскую) уничтожила... информация, а точнее, технические средства, сделавшие ее перемещение неподконтрольным правительствам тех или иных государств.

Впервые у потенциальных побежденных не было страха
перед потенциальным победителем

Многие оппоненты США и Британии предрекали (в России с едва прикрытым злорадством) войскам коалиции огромные потери в ходе уличных боев. Опыт был немалый: взять хотя бы бои за Берлин в 1945 году. Сколько советских танков пожгли тогда «фаустники»! А в Багдаде ничего подобного. Чудо? Отнюдь. Можно с уверенностью утверждать, что победа в иракской кампании была подготовлена СМИ. Заявления об информационной войне, конечно же, небезосновательны, но не забудем о том, что для победы в ней мифов недостаточно — нужны факты. Уж слишком значительная часть населения даже слаборазвитых стран (включая Ирак) ездит по миру, смотрит спутниковое телевидение и общается через Интернет, уничтожая любые мифы.

Для начала об элементарном. Иракцам было известно о том, что американская оккупация (в отличие, кстати, от советской или китайской) после Второй мировой войны не сопровождалась диктатом и репрессиями и, как правило, способствовала экономическому подъему оккупированных стран, таких как Япония или Южная Корея. Известна и точность современного оружия. Кадры с телекамер, вмонтированных в бомбы с лазерным наведением после «Бури в пустыне», перестали быть секретом и обошли все телеканалы мира.

Чтобы нагляднее показать, насколько разительно иракская кампания в психологическом и информационном смысле отличалась от всех больших и малых войн человечества (за исключением, быть может, недавней югославской), вспомним несколько общеизвестных моментов. Багдад, который подвергала бомбардировкам американская авиация, как ни странно, жил обычной жизнью. Никто под вой сирен не спешил в бомбоубежища, на улицах (ночью ярко освещенных) полно прохожих, торговцев, транспорта. Это ж как надо было доверять точности оружия коалиции, гуманизму ее политиков, дисциплинированности штабистов, расписывающих цели для бомбометания, профессионализму наводчиков!

В то же время каждый, одевший военную форму или просто взявший в руки оружие (включая самых фанатичных федаинов Саддама), знал, что в случае вооруженного сопротивления удар по его очагу, большому или малому, будет очень точным и быстрым — жизнь сохранить вряд ли удастся. Но тому же федаину было прекрасно известно, что, выбросив автомат и переодевшись в гражданское, особо опасаться захватчиков не приходится.

Идея защиты родного дома от орды алчных и жестоких дикарей, постоянно в тех или иных модификациях педалируемая пропагандой всех воюющих сторон всех войн всех времен и народов, не сработала. Дому рядового иракца ничего не угрожало! Чуть ли не впервые за всю историю у потенциальных побежденных не было страха перед потенциальным победителем, за исключением немногих функционеров вроде Химического Али, уж очень сильно замаравшихся преступлениями власти. Страх у иракцев был только перед режимом Саддама. И как только в иракские военные массы проникло убеждение, что режиму не выжить, сопротивление угасло. Если воюющие стороны, как звери в драке за территорию или самку, веками стремились напугать противника, то коалиция поступила наоборот. Что важно, американская администрация, благодаря современным военным технологиям, а также качественному PR, сумела внушить и своим бойцам, и их родственникам уверенность в крайне малой вероятности плена или гибели в бою.

О том, что психологи над планами кампании потрудились усердно, говорит даже то, что англо-американские войска некоторое время не мешали мародерству в городах. Выигрыш налицо: слегка пограбив безнаказанно и отомстив функционерам Хусейна (иногда — через суд Линча), население выплеснет накопившиеся эмоции, а чуть позже будет радо любой власти, восстановившей спокойствие и порядок.

Скептик спросит, а почему военные успехи США во Вьетнаме, Сомали, Ливане, а ныне в Афганистане далеко не столь впечатляющи? И здесь ответ прост: во-первых, в большинстве этих стран глобальные масс-медиа были труднодоступными, а во-вторых, одно дело повалить централизованный, держащийся на штыках режим, а совсем другое — воевать с несколькими центрами власти (полевыми командирами или религиозными общинами), каждый из которых надеется после победы править единолично. Дерущиеся, как правило, объединяются против мешающего «разбираться», а выжигать напалмом всех подряд, да еще перед объективами телекамер, как-то неэстетично.

Тысячелетиями народы воевали из страха перед врагом и собственными репрессивными органами

У подавляющего большинства людей приверженность доктрине (религиозной, политической, патриотической) недостаточно сильна, чтобы противостоять базовым инстинктам (самосохранения, чадолюбия). Есть, конечно, исключения (японские камикадзе, исламские шахиды и (или) душевнобольные со склонностью к эффектному суициду). Вся история войн свидетельствует о том, что они вызывались и поддерживались именно инстинктами, точнее говоря, страхом. Страхом «спереди» — перед врагом и «сзади» — перед репрессивными органами собственного племени (государства).

Политик «спереди» боялся, что враг нападет первым (и преимущество внезапности будет на его стороне), репрессий оккупантов, политик «сзади» боялся свержения перепуганными ястребами из собственного окружения. Рядовой боец «спереди» боялся вражеского оружия, гибели в плену, разграбления родного дома победившим врагом, насилия над близкими или их убийства солдатами противника, боец «сзади» — командира, военно-полевого суда, заградительных батальонов, наказания за плен вместо гибели в бою, санкций против семьи «предателя». Именно своеобразное равновесие двух страхов — внешнего (перед противником) и внутреннего (перед своими органами власти) — в основном и заставляло рядового бойца, психологически зажатого между двумя ужасами, воевать, чтобы сколько-нибудь продлить жизни свою и близких. Доминирование одного из страхов приводило либо к массовому дезертирству (враг страшнее), либо к подъему «боевого духа» и победе над врагом. Причем, чем сильнее взаимоуравновешивающие страхи, тем кровавее и длительнее мясорубка, естественно, при условии приблизительного равенства вооружения и ресурсов.

Не потому ли наиболее кровопролитные и ожесточенные сражения Второй мировой развернулись между Германией Гитлера и СССР Сталина? А вот Францию Гитлер завоевал сравнительно галантно. Ведь в демократической Франции собственного правительства не особенно боялись, а жизнь давно привыкли считать ценностью большей, чем любая доктрина. Кстати, во время Первой мировой (затяжной и позиционной) «баланс страха» между этими государствами приблизительно сохранялся, а во Второй мировой уже оказался сильно смещенным в пользу Германии. К слову, ее войска через пять лет предпочитали сдаваться англо-американцам, а не Советам. В иракской кампании, как видим, психологическое смещение в пользу коалиции было еще более подавляющим.

Заметим, что и внутренний, и внешний страхи собственного населения и войск властями воюющих сторон всегда подогревались. Первый — суровыми законами (почти беззаконием) военного времени, второй — пропагандой со всяческим раздуванием злодеяний противника (а они почти всегда имели место) и одновременным пресечением любых информационных каналов со стороны врага. Пока СМИ не стали глобальными, это удавалось (весьма немногочисленные и громоздкие радиоприемники во время Второй мировой войны нетрудно было конфисковать, но трудно прятать, да и пальчиковых батареек тогда не было).

Кстати, о вооружении. Превосходство в нем (количественное и качественное), конечно же, изменяет и психологическое «равновесие страха». Но в случае непродуманной и неэтичной «адресации», недостаточной точности вооружений, да и просто низкого профессионализма военных, огромное число непричастных жертв, в том числе и среди близких воюющих бойцов, смещает «равновесие страха» наоборот, в пользу хуже вооруженного противника. Срабатывает стереотип загнанного в угол: «Умирать, так с музыкой», и для победы над таким противником остается только тактика «выжженной земли», применяемая (видимо, от безнадежности) в Чечне.

А в Новом Свете войн было на удивление мало

А теперь пару слов об истории США. Общеизвестно, что американская демократия зародилась как единственный способ выжить в колониях, оторванных от правоохранительных органов метрополий, населенных к тому же преступниками, авантюристами и религиозными изгоями. Чтобы не перегрызться и не погибнуть в диком краю, пришлось использовать систему голосований, причем не только как механизм снятия разногласий внутри конкретного сеттльмента (здесь хватало обычного вече, назначавшего шерифа), а и между поселениями и их ассоциациями (впоследствии — штатами). Пришлось подписывать крайне суровое соглашение на «Мейфлауере», создавать (и соблюдать!) американскую конституцию. Механизм общественного согласия оказался настолько эффективным, что даже наличие «кольта» в каждом кармане скорее способствовало, чем мешало порядку. Равновесие страха до применения смертельного оружия — револьверов или водородных бомб, как раз способствует предотвращению конфликта. Поразительно, что после стычек между колониальными войсками за передел подлежащих освоению территорий, крупномасштабных войн в Новом Свете почти не было (походы Боливара, войну между Севером и Югом США, Штатами и Мексикой за Техас считаем «утруской» системы). Даже испанские и португальские колонии, на базе которых до сравнительно недавнего времени функционировали военные диктатуры, практически не воевали между собой: эти режимы, «хунты в галунах», были полицейскими. Не спорим, фактор «много земли — мало людей» частично препятствует конфликтам, но, как показывает история, мира отнюдь не гарантирует. При сравнении внутреннего права государств и права международного не может не броситься в глаза их разительное несоответствие. Почему во внутреннем праве убийство, грабеж и порча имущества наказуемы, а в международном наказание за смерть миллионов и колоссальные разрушения несут лишь немногие предводители проигравшей стороны? Почему так слаба и неэффективна «профилактическая работа» с потенциальным агрессором? Ответ очевиден: если внутри стран давно имеются силовые правоохранительные органы (об их качестве здесь не говорим), то в международном масштабе из легитимных силовиков видим только ограниченные в полномочиях и военном потенциале «голубые каски». Проще говоря, полноценный «международный жандарм», что бы там ни говорили обуреваемые завистью к лидеру патриоты, как раз отсутствовал, а соблазн продолжить политику «иными средствами» сохранялся. Можно, конечно, сожалеть о закате ООН, инструмента крайне громоздкого, а по вопросам, затрагивающим интересы великих держав из-за их права вето, вообще бесполезного. Но как знать, если бы после заката Лиги наций некто хорошо вооруженный покарал бы Гитлера за нарушение Версальского договора — оккупации Рейнской области, огромных жертв Второй мировой можно было бы избежать. Правда, словно предвидя такую возможность, Молотов и Риббентроп, фактически объединившись против этого кого-то, подписали тогда пакт о ненападении...

Жандарм пришел. Спите спокойно, мирные страны-обыватели!

Слово «жандарм» (полицейский) на постсоветском пространстве имеет негативный оттенок еще с тех времен, когда плохие прислужники царского режима в многочисленных фильмах ловили хороших революционеров — «правильных пацанов» по-нынешнему. Сегодня клише о «мировом жандарме» эксплуатируется разве что в КНДР, некоторых арабских странах да России. Известно ведь, что миф о внешнем враге весьма способствует авторитаризму и целостности лоскутных империй. Реакция же большинства мирового сообщества на иракскую кампанию говорит о том, что архаичный страх перед доминирующей военной силой вполне заменился экономическими интересами, нежеланием мириться с потерей денег, которые задолжал режим Хусейна, конкурентными преимуществами американских и британских компаний, в частности, при восстановлении «богатенького» нефтеносного Ирака. Ядерные испытания Индии и Пакистана, демонстративный выход КНДР из Договора об ограничении ядерного оружия с одновременной попыткой выторговать экономическую помощь за возврат к Договору, свидетельствуют о том, что все больше государств, ни капли не боясь ничьей агрессии, стремятся конвертировать бесполезную сегодня военную мощь в экономические преимущества. Того и гляди, появятся компании по производству бутафорских танков для парадов подобно тому, как сегодня «для престижа» выпускаются мобильные телефоны без начинки. Правда, волна опасений по поводу неогегемонизма под девизом «держи порох сухим», прежде всего в России, пошла изрядная, да только опасающиеся забыли о малых странах типа Голландии, Перу или Сенегала, которым совсем уж пропадать под ботинком дяди Сэма. Видимо, это ревнивые (и небезосновательные) опасения, что в Вашингтоне образуется зародыш мирового правительства, способного впоследствии оттеснить «национальное начальство» на второй план. В этой связи Украина, обменяв по бартеру ядерную обузу на топливо для АЭС, поступила как держава продвинутая, а, вставив в иракскую кампанию «свои пять копеек» в виде батальона химзащиты, получила хоть какую-то надежду на благодарность в виде доступа к «иракскому пирогу».

Итак, мировой жандарм в лице США не только появился, но и доказал свою эффективность, почти обессмыслив дебаты в ООН, существование национальных армий и затраты на их содержание. Поэтому, возвращаясь к началу материала, все труднее говорить о масштабном противостоянии миров, например, исламского и христианского. Ведь руководство «страны-застрельщика» конфликта рискует разделить участь Саддама, причем собственный народ, скорее всего, будет не против. Почему же администрация США после многих реверансов в сторону ООН все же пошла ва-банк именно сейчас? И здесь объяснение на поверхности. Да, «экспорт демократии», конечно же, вещь дорогостоящая, а американский налогоплательщик привык, чтобы его уважали. Куда дешевле было делать ставку на подконтрольные диктаторские режимы, пока они не угрожали интересам и безопасности США. Это напоминает ситуацию, когда наряд полиции, патрулируя по периметру населенное отщепенцами гетто, не очень вмешивается в драки с поножовщиной внутри. Иное дело, когда драка выплескивается в кварталы, населенные более «приличной» публикой. Теракт 11 сентября был именно таким случаем.

Кстати, «экспорт демократии» вполне своевременен еще и из-за все возрастающего потока мигрантов. Многие приверженцы ислама (и не только его), клеймя Америку, всеми способами стараются «просочиться» туда (в Европу тоже). Недаром американцы устроили весьма прибыльную лотерею из своих грин-карт. Они не без основания считают, что народ каждой страны должен наводить порядок в собственном доме, а не переселяться туда, где он уже создан трудом и лишениями поколений. Поэтому, импортируя эффективный политический и экономический менеджмент и соответствующую систему стандартов, США становятся этаким франчайзером, в особых случаях насильственным. Не забудем, что франчайзинговый пакет был порожден сплавом культур, возникшим в американском тигле. Не отсюда ли универсальность всего американского — от голливудских фильмов до гамбургера? А при наличии доброй воли со стороны руководства какой-нибудь Окраины импортировать модель? Вот ведь Грузия уже практически стала франчайзи. Помнится, Кемаль Ататюрк со своими младотурками не без успеха насаждал «немецкую модель» в стране вполне мусульманской. Современные СМИ способны упростить и ускорить процесс «вживления» успешной западной модели в тело традиционалистского общества. А медийные войны, которыми нас устрашают профессиональные пугальщики, больше напоминают конкурс рекламного креатива. Матч CNN — Al Jazeera развернулся на наших глазах. Согласимся, «бетакамы» вместо пушек гораздо приятнее. Но равенство оружия должно соблюдаться, иначе пушка вполне может выстрелить по «бетакаму», а в мешающий корпункт «случайно» угодить парочка ракет. Жандарм ведь тоже человек, да еще и с ружьем. А эпоха всеобщей справедливости наступит разве что после появления робокопа.