А была ли Бельгия? В Брюсселе начинают изучать опыт раздела Чехословакии

Сто дней Бельгия живет без правительства. После того как на выборах в июне победили фламандские христианские демократы под руководством Ива Летерма («ЗН», №23), поиск вариантов возможной правящей коалиции не дал определенных результатов, и с середины августа переговоры находятся в тупике. Хотя выборы 10 июня показали, что наиболее вероятной была бы коалиция фламандских христианских демократов с либералами обеих частей страны. В целом представители этих партий имеют 81 из 150 мандатов в бельгийском парламенте. Однако распределение портфелей зашло в тупик именно из-за требования фламандцев большей автономии в рамках федерации, перераспределения полномочий федеральных органов. И в этих своих требованиях они абсолютно не хотят считаться с интересами франкоговорящего меньшинства.

Впрочем, 100 дней без правительства это не самый большой рекорд для Бельгии — в 1988 году коалиционные консультации продолжались 150 дней, но даже тогда такой угрозы для целостности страны не было. Сегодня вопрос о том, сохранится ли бельгийская федерация, у всех на устах. Да, пока все ограничиваются разговорами, но они становятся все более интенсивными, и то, как эту идею активно эксплуатируют местные СМИ и ведущие политики, уже вызывает беспокойство.

Так, согласно последним соц­опросам, проведенным телекомпанией VTM, 43—46% фламандцев поддерживают независимость для своего региона. (Хотя в целом по стране они в меньшинстве и за сохранение государства выступают 70 процентов граждан, в основном, франкоговорящие валлонцы. На юге Валлонии независимости хотят лишь 12%. Это самый высокий результат, полученный когда-либо на севере. Влиятельное в этой части страны издание De Standaard в недавнем номере посвятило практическим аспектам раздела страны несколько полных полос. А одна из крупнейших в стране газета Het Laatste Nieuws наводит читателя на мысль: «жить вместе в одной стране невозможно, если из года в год меньшинство не дает большинству воплотить свои самые заветные чаяния». Из 10 с половиной миллионов граждан Бельгии лишь четыре миллиона франкофонов, большинство же говорит на голландском языке, но формально обе народности имеют абсолютно одинаковые права, их право пользоваться родным языком на равных также закреплено законом. Однако исторически франкофоны доминировали над бельгийскими голландцами, независимость которых от Нидерландов в 1830 году многими на юге страны долго рассматривалась как недоразумение. Теперь бельгийцы севера все чаще считают всю совместную с франкофонами историю Бельгийского королевства как недоразумение. И ежедневные жизненные ситуации в этом их лишь убеждают.

Так, в газетах севера страны можно прочитать, что престарелому голландцу не удалось получить своевременного медицинского обслуживания лишь из-за того, что медсестра, говорившая исключительно на французском, отказалась уделять больному внимание. Другая история — франкоговорящий судья в суде Брюсселя априори не настроен принимать решения в пользу говорящего на голландском наречии соотечественника. В формально двуязычной стране местные власти порой ограничиваются лишь одним языком для вывесок и указателей на дорогах, ведения документации. Жители соседних сел, лежащих по разную сторону языкового барьера, никогда не обратятся друг к другу за помощью. Перечень можно продолжить. Тем более что у франкофонов накопилось не меньше претензий к голландскоговорящим согражданам, которые все чаще не скрывают надменность, а порой и откровенный расизм и ксенофобию по отношению к «невежественным и ленивым» южанам. Явным свидетельством такой тенденции стала растущая на севере популярность ультранационалистической партии «Фламандский интерес» (христианский демократ Летерм воздерживался от коалиционных переговоров с ее представителями, ибо это означало бы однозначный курс на раскол страны).

Эта скрытая, по большей части бытовая, вражда, по мнению политиков севера, должна быть решена именно путем сепарации одних от других. И чем скорее, тем лучше, чтобы не доводить дело до открытого конфликта и противостояния. (Хотя насилия за всем этим пока замечено не было.) А затягивание коалиционных переговоров подливает масла в огонь этой взаимной неприязни. Напомним, что на выборах в июне Ив Летерм говорил, что приоритетным заданием его нового правительства будет «политическая реструктуризация страны», и многие понимают это как дезинтеграцию Бельгии. В то же время в результате трех месяцев «премьериады» радикализм в рядах христианских демократов несколько поутих. Сегодня на повестке дня лидирующей партии Фландрии — создание независимой системы здравоохранения, автономной транспортной системы и собственного, а не федерального правосудия. Они также ратуют за перераспределение границ избирательных округов в Брюсселе — единственном городе страны, где культурно-лингвистические проблемы не ощущаются так остро. Так что делить его именно по такому принципу будет весьма сложно, тем более что в столице с миллионным населением доминирующим является все-таки французский язык, хотя его окружает голландскоговорящая провинция и географически он тоже находится во Фландрии.

Добившись успеха лишь в части своих требований «автономии», фламандцы заложат новые кирпичики в будущее здание независимой Фландрии, которые в случае реализации приблизят обещанную «реструктуризацию» государства, считают франкоязычные партнеры Летерма по переговорам о коалиции и не соглашаются с ним. Собственно «бельгийскими» в этом случае останутся монархия, дипломатическая служба, армия и, как шутят здесь, еще 400 сортов бельгийского пива.

Наиболее приемлемым, по мне­нию сторонников раскола Бель­гии, был бы чехословацкий вариант мирного и бесконфликт­ного «бархатного развода» с последующим вступлением каждой страны по отдельности в Евро­союз в качестве новых членов.

При этом франкофонам Валлонии явно отводится роль «словаков», в то время как «флэмиши» видят себя «чехами». Именно так эту проблему на минувшей неделе изложил Филип Девинтер, лидер партии «Фламандский интерес», выступая в парламенте Фландрии. По его словам, необходим общегосударственный референдум, на котором граждане обязательно скажут свое слово, это несмотря на то, что для политиков страны и самого Летерма слова «раскол» и «раздел» страны остаются из сферы табу. Однако идеи радикалов обсуждаются во всю. Даже основная франкоязычная газета Le Soir посвятила событиям в Чехословакии 1 января 1993 года и тому, что им предшествовало, три полосы, назвав в конце такое решение «цивилизованным и достойным», которое позволило словакам и чехам решить многие исторические проблемы. При этом, как известно, на воплощение чаяния народов жить раздельно Братиславе и Праге потребовалось всего полгода, что также не может не тешить в этом примере сторонников независимых Валлонии и Фландрии.

Даже противники дезинтеграции, как, например, лидер социалистов Валлонии Элио ди Рюпо считает, что угроза исчезновения Бельгии с карты планеты сегодня более реальна, нежели это было до выборов 10 июня, когда такой вариант рассматривали чисто гипотетически или как злую шутку.

Однако у чехословацкого варианта есть явные минусы, которые не позволят его использовать в Бельгии. Инициаторами «развода» были как раз более бедные словаки, которых на то время к независимости подвиг премьер Владимир Мечьяр. Хотя было очевидно, что именно словаки понесут основную экономическую нагрузку от раскола, что и случилось позже. Кроме того, в чехословацкой федерации в каждой части был свой административный центр и не было «проблемы Брюсселя», которую в Бельгии многие рьяные любители аналогий скорее сравнивают с процессом дележа Иерусалима между арабами и евреями. На данный момент, похоже, никто не готов уступить этот город, поэтому любые претензии на него как на столицу одной из новых стран сделают мирный «развод» в Бельгии практически невозможным. Посему об этой теме стараются помалкивать даже радикалы.

И это вселяет определенные надежды бельгийским оптимистам, которые полагают, что затянувшиеся на десятилетия споры о совместном проживании двух культурно-лингвистических сообществ в одной стране могут быть решены компромиссами. Надо отметить, экономическая ситуация в южных регионах Бельгии в последние месяцы несколько исправляется, сокращается безработица, что выбивает из рук «северян» козырь о том, что «южане» в последние десятилетия привыкли сидеть у них на шее. Кроме того, переговоры в Брюс­селе, по крайней мере, до нынешнего момента ведутся между основными партиями все-таки о том, как сохранить страну и лишь усовершенствовать государственную структуру, чтобы разрешить накопившиеся проблемы. Поисками этих компромиссов и заняты сейчас политики страны, которые, что немаловажно, пытаются их найти в общебельгийском масштабе с учетом интересов двух общин. Хотя взгляды на то, какой все-таки быть Бельгии, у них подчас противоположны. По последним прогнозам экспертов журнала «Экономист», центристская коалиция во главе с премьером Ивом Летермом в любом случае будет создана до конца года, и досрочных перевыборов не потребуется. Хотя формально Летерм завершил все попытки самостоятельно договориться о коалиции де-факто 17 августа, а 23-го формально попросил короля снять с него эту обязанность.

Тут на сцене политической жизни появился еще один фактор, о котором в пылу баталий все, похоже, забыли, — формальный глава государства король Альберт Второй. Конституция дает ему не слишком много полномочий. Тем не менее, он постоянно призывает своих сограждан и подданных к единению. Когда уговоры и призывы не возымели действия, в конце августа он все-таки воспользовался своим чрезвычайным правом вмешаться в ход политических консультаций о формировании кабинета, назначив своего «посредника» для ведения консультаций между партиями для выбора нового человека, способного сформировать коалицию. На момент написания этой статьи нового formatour (политика, ответственного за формирование нового федерального кабинета) король не определил, однако, похоже, для него самого найти выход из возникшего кризиса, стало делом чести и, пожалуй, самым серьезным испытанием за все его правление. Сегодня и на нем лежит доля ответственности за то, чтобы уберечь страну от рас­кола и сохранить в ней хоть капельку чего-то «бельгийского» (речь идет, естественно, не о пиве!)…

И только в таком случае можно будет с уверенностью утвердительно ответить на вопрос, а была ли на самом деле Бельгия, — королевство, которое, кстати, 4 октября собирается отметить 177-ю годовщину своего появления на свет.

P.S. С праздником, бельгийцы!