Украинский фронт «четвертой мировой войны»

Политическая ситуация в Украине обладает всеми признаками затяжного системного кризиса. Сегодня немногие серьезные отечественные и зарубежные эксперты решатся сделать прогноз политического развития страны. Ускорение и непредсказуемость внутренних и внешних процессов стали досадной неожиданностью для всех основных политических игроков страны.

Понятно, что ситуация в Украине существенно зависит от отношений между ведущими мировыми и региональными силами. Но нынешняя тотальная открытость украинского социума и власти делает Украину международным резонатором — удобным объектом, с помощью которого выясняют отношения не только страны ЕС, Россия и США, но и отдельные политические и корпоративные группы внутри каждой из них.

Глобальная нестабильность, или Начало «четвертой мировой войны»

Глобальная дестабилизация. Глобализация принесла с собой новые вызовы. Демократические достижения открытого общества оказались под угрозой перманентной политической нестабильности. Это касается не только Украины. В ЕС политическая ситуация на протяжении последних пяти лет далека от стабильности. Провал референдума по поводу Европейской конституции, масштабные акции протеста профсоюзов против проводимых Еврокомиссией социальных реформ, рост популярности евроскептиков. Волны дестабилизации докатились и до Латинской Америки, где вдруг доминированию США был брошен вызов в виде режима Уго Чавеса в Венесуэле, победы Моралеса в Боливии и усиления Фиделя Кастро на Кубе, которого в Вашингтоне слишком рано списали со счетов.

Аналитики отмечают усиление угрожающих тенденций в глобальном масштабе. Старые организации и альянсы (ООН, НАТО, G7 и т.п.) перестают отражать новую политическую и экономическую реальность, международное сообщество поспешно пытается формировать новые альянсы и институты (G8, ШОС, идея включения Индии и Китая в состав Международного энергетического агентства и пр.) и реформировать старые. На грани кризиса находится Всемирная торговая организация. Дохийский раунд переговоров сорван, поскольку Америка, Европа и развивающиеся страны не смогли договориться.

Во многих странах возрастает национализм — как политический, так и экономический. Радикальные режимы проводят испытания баллистических ракет и, вопреки воле развитых стран, продолжают разработку ядерного оружия. Несмотря на антитеррористическую кампанию ведущих стран мира, продолжает действовать всемирное исламское террористическое подполье.

Мир быстро меняется. Над ним сгущается туман войны. В последнее время термин «война» звучит все чаще, и не только в связи с действиями антитеррористической коалиции в Афганистане и Ираке. Война как категория вброшена в публичное пространство отношений Украины с ее ближайшими соседями. Ежедневно СМИ сообщают о перипетиях «газовых», «мясомолочных», «трубных» и других войн, а также о самоотверженных действиях высших чиновников по защите наших национальных интересов. Крымский антинатовский бунт центральные власти гасят средствами информационной и дипломатической войны.

Украина активно втягивается в глобальное противостояние, которое американский политолог Элиот Коэн определил как «четвертая мировая война». По мнению Коэна, сейчас идет борьба с терроризмом и мошенническими режимами. (Холодная война между Варшавским договором и НАТО считается третьей по счету.)

Минувшее столетие было периодом непрерывного военного насилия. Отношения между государствами часто приобретали крайние формы, логическим результатом которых стали сотни вооруженных конфликтов. Большинство этих конфликтов стали компонентами глобальных военных циклов — мировых воен. И если характерной особенностью Первой и Второй мировых войн было прямое вооруженное столкновение сторон с применением регулярных вооруженных сил, то стремительное развитие вооружений после 1945 года стало фактическим концом эпохи многомиллионных армий.

Уже на первом этапе холодной войны («третьей мировой») начала формироваться принципиально новая тенденция. Две глобальные системы, создавшие потенциал многоразового уничтожения человеческой цивилизации, в интересах самосохранения перенесли эпицентр противостояния на мировую периферию.

По мнению азербайджанского исследователя Джангира Араса, именно там, на периферии, и именно тогда, на начальном этапе «третьей мировой», впервые проявилась и в скором времени полноценно реализовалась качественно новая военно-политическая категория — самостоятельные военизированные структуры и системы, не имеющие определенной принадлежности к существующим государственным институтам. Эти структуры и системы, изначально возникавшие ввиду локальных условий, логики холодной войны при поддержке противоборствующих мировых центров силы, незамедлительно втягивались в многочисленные продолжительные кризисы и яростные вооруженные конфликты практически везде — в песках африканских пустынь и южноамериканской сельве, в азиатских горах и на улицах европейских городов. Именно они стали основным носителем «культуры Калашникова» — новой массовой тенденции, построенной на силовом нигилизме и решении всех проблем посредством вооруженного насилия.

В результате поражения в холодной войне одной из противоборствующих систем двухполюсная формула мирового устройства прекратила существование.

Но холодная война заложила десятки, если не сотни, мин замедленного действия, которые начинают взрываться уже в эпоху «четвертой мировой войны». Последствиями оказались глобализация и встречный процесс сопротивления; эрозия национальных государств; девальвация народовластия как права народа на государственное самоуправление; трансформация суверенитета в ответственный суверенитет; ликвидация государственной монополии на насилие и гуманитарные интервенции. Исламский терроризм, точнее — его новейшая модификация, возник как раз во время «третьей мировой». Противоборствующие стороны вырастили этого опасного монстра в тепличных условиях борьбы систем.

Как считает российский политолог Андрей Пионтковский, единодушная ненависть элит Востока к Западу, и, прежде всего к США, благодаря достижениям западных технологий через все электронные СМИ транслировалась мусульманской улице. В результате бойцы джихада были сильными и «народными», с избытком рекрутов из разных слоев общества — от миллионеров до нищих — и эффективностью своей горизонтальной сетевой структуры, независимые ячейки которой возникали в разных уголках мира и наносили удары по американским интересам. Однако до 11 сентября 2001 года их серьезно не воспринимали.

У каждой войны есть общепризнанная дата начала. Первая мировая началась 1 августа 1914 года; Вторая — 1 сентября 1939 года; третья — 5 марта 1946 года (речь У.Черчилля в Фултоне). «Четвертая мировая война» началась 11 сентября 2001 года мегатерактами в Нью-Йорке и Вашингтоне. Даже поверхностный анализ первых пяти лет этой войны, простой перечень событий позволяет оценить пространственный размах и масштабы процесса. Боевые действия на территории Афганистана; военные операции в Йемене, Сомали, Колумбии, Грузии, на Филиппинах; обострившийся арабо-израильский конфликт; война в Ираке, плавно трансформировавшаяся в затяжное «межконфессионное насилие» партизанского типа; колоссальное военно-политическое давление на Иран и Северную Корею с высокой вероятностью новых войн; глобальные тайные операции спецслужб; другие действия, содержание которых станет понятным намного позже.

Вместе с тем «четвертая мировая война» является большим и многовекторным процессом, в котором реализуются новейшие формулы конфликтов, предвиденные Семюэлем Хантингтоном («глобальное столкновение цивилизаций»); Збигневом Бжезинским («большая шахматная доска»); идеологом антиглобализма субкоманданте Маркосом («война между неолиберализмом и человечеством»); бывшим начальником французской разведки графом Александром де Мараншем («противостояние между западной цивилизацией и арабо-исламским миром»); французским судьей Жаном-Луи Брюгюскре («столетняя война современности»); пакистанским бригадным генералом С.К.Маликом («справедливая война правоверных против неверных»); Норманом Подхорецем и уже бывшим директором ЦРУ Джеймсом Вулси («конфликт Америки с арабскими режимами и радикальным исламом»).

Существуют определенные расхождения в трактовках дефиниции «четвертая мировая война». Некоторые считают, что война еще не началась, а есть только тенденции, которые непременно приведут к мировому конфликту. Так, представитель банка Morgan Stanley Стивен Роуч назвал начало крупномасштабной войны «самым очевидным геополитическим риском». По его мнению, увеличивается уязвимость «Американской империи», а этнические конфликты могут спровоцировать геополитический кризис. Некоторые эксперты даже указывают на сходство предвоенных ситуаций в ХХ веке и сегодня. Известный гарвардский историк Найелл Фергюсон в 2004 г. опубликовал в журнале Foreіgn Affaіrs статью «Тонущая глобализация», в которой провел аналогии между началом XX и XXІ веков.

По мнению Фергюсона, причина Первой мировой войны в том, что по мере международной интеграции накапливались противоречия. Ключевых противоречий пять: чрезмерная нагрузка на сверхдержавы, соперничество больших государств, нестабильность их союзов, наличие государств, спонсирующих терроризм, и подъем террористического движения.

В 1914 году Британская империя, имевшая колонии во всех частях мира и игравшая роль всемирного полицейского, была слишком перегружена этими функциями и выглядела «усталым Титаном». Точь-в-точь, как сегодня США с их двойным дефицитом и военным присутствием во всем мире от Косово до Афганистана.

Тем не менее большинство экспертов сходятся во мнении, что сейчас происходит размораживание основных конфликтных точек планеты. И вопрос начала горячей фазы «четвертой мировой войны» является не столь важным, как вопрос сути новой войны, ее законов и причин.

Энергетический контроль. По мнению украинского политолога Андрея Мишина, «четвертая мировая война» — доминирующий военно-политический компонент современного мира, характерной особенностью которого стали все больший приоритет контроля ресурсов над значением контроля географических территорий, разворачивание информационной составляющей, война в киберпространстве и прочие факторы, которые не девальвируют, но существенным образом видоизменяют формулу Карла фон Клаузевица о войне как государственном инструменте продолжения политики другими способами».

Динамика «четвертой мировой войны», инициированной 11 сентября 2001 года, за пять лет постепенно перевела «борьбу с международным терроризмом» в формат войны западного (евроатлантического) мира с восточным миром («не придерживающимся демократических ценностей»). При этом поход на Восток выглядит фактически неотделимым от ресурсных факторов нефти и газа.

«Четвертая мировая война» еще маскируется под «глобальную войну с международным терроризмом», но все больше проступают знакомые очертания холодной войны. Например, НАТО планирует разместить в Польше системы ПРО против террористических ракет. Экспертам понятно, что ракеты исламистов по определению до Польши долететь не смогут. В Болгарии и Румынии планируется разместить новейшие военные базы США (так называемые базы «войск быстрого реагирования»). К НАТО подтягиваются Австралия, Южная Корея, Япония, Новая Зеландия.

Российские СМИ трубят о том, что альянсу формируется достойный противовес — Шанхайская организация сотрудничества (Россия, Китай, центральноазиатские страны). О желании получить полноправное членство в этой структуре недавно заявил Иран. Почему не новый Варшавский договор?

Эндрю Качинс, директор программ по России и Евразии Фонда Карнеги в Вашингтоне, считает, что важнейшей причиной возвращения к холодной войне является выход России на мировую арену с самостоятельной политической линией: «Стремительно укрепляется российская экономика, Москва защищает свои интересы в Европе, в Азии, на постсоветском пространстве, и это стало неожиданностью для всех ее партнеров, включая США. Кто мог предвидеть нынешнюю российскую ситуацию шесть лет назад, в 1999 году? Неготовность к такой ситуации стала причиной расхождений во мнениях руководства американской администрации по поводу того, как вести дела с Россией».

«Силиконовые битвы». Вторая характерная особенность «четвертой мировой войны» — борьба за высокие технологии. Конкуренция на этом рынке уже напоминает военные действия.

Так, Вашингтон установил новые правила поставок в Китай для 47 групп высокотехнологичных товаров, включая оборудование для электронной промышленности, высокоскоростные компьютеры, современные телекоммуникационные приборы и т.п. Это свидетельствует о том, что Вашингтон пытается сдержать бурное развитие наукоемких областей китайской экономики и таким образом воспрепятствовать оснащению китайской армии высокоточным оружием.

Китай остается одной из наиболее активных стран мира по импорту новых технологий. Согласно данным Министерства торговли КНР, за шесть месяцев 2006 года правительство страны подписало 5 461 контракт на поставку различных технологий на общую сумму
13,2 млрд. долл. США (возрастание на 62,2% по сравнению с аналогичным периодом 2005 года).

Возрастает и зависимость ведущих мировых игроков от высоких технологий. Если в геополитическом смысле военно-политическая конкуренция осуществляется между США, РФ и КНР, то в сфере высоких технологий игроков явно стало больше.

Бешеными темпами набирают обороты экономики Индии, Израиля и Пакистана. Так, индийский экспорт высоких технологий составляет 10 млрд. долл. США в год.

Что касается развитых стран мира, то в США еще в 2000 г. принята приоритетная долгосрочная Комплексная программа развития высоких технологий, которая рассматривается как эффективный инструмент, способный обеспечить лидерство США в первой половине нашего века. В отчете Консультативного комитета по науке и технологиям при президенте США говорится: «США не могут себе позволить оказаться на втором месте в этой сфере. Страна, которая станет лидером в сфере разработки и применения высоких технологий, будет иметь большие преференции в экономической и военной сферах на протяжении многих десятилетий». Характерной особенностью индустрии высоких технологий США является то, что она развивается преимущественно усилиями крупных частных американских корпораций и имеет аутентичный, а не заимствованный (как на Востоке) характер.

Страны Евросоюза в сфере развития высоких технологий пошли путем интеграции усилий всех стран — участников ЕС. Механизмом интеграции стала Шестая Рамочная программа, в бюджете которой на высокие технологии на период 2003—2006 гг. выделено 3,55 млрд. евро.

В России объективно научный уровень разработок в сфере высоких технологий соответствует, а иногда даже превосходит некоторые западные аналоги. Однако практическая реализация этих разработок довольно низка, поскольку недостаточно развиты соответствующие социальные институты. Единственной силой, способной реализовать на практике развитие высоких технологий, в настоящее время является российское централизованное государство.

Война за высокие технологии, после войны за энергоресурсы, — ключевой элемент глобальной «четвертой мировой войны».

Россия втягивается в «четвертую мировую»

США остаются единственным государством мира, способным реально отвечать на широкий круг вопросов «глобальной повестки дня». Поэтому в Москве понимают, что начало горячей фазы, даже на локальном уровне, приведет к полноценному возвращению российско-американских отношений к дискурсу холодной войны, существенно ограничит возможности для продвижения собственных российских интересов. Поэтому Кремль прибегает к комплексу стратегий балансировки, призванных обеспечить «соперничество в мире, суверенитет внутри».

С одной стороны, РФ пытается эффективно конкурировать с США в Азии, на Ближнем Востоке и на постсоветском пространстве. Максимально сужены возможности Вашингтона в сфере влияния на внутрироссийский политический процесс. Однако существует целый ряд вопросов, требующих взаимодействия Москвы и Вашингтона. Концепция внешней политики России относительно США будет определяться принципом «ни с вами, ни против вас». Первым шагом стала реализация стратегии возвращения РФ в «большую восьмерку» как полноценного игрока (что удалось сделать во время саммита в Санкт-Петербурге в июле 2006 года).

Взвешенное сотрудничество по проблемам глобальной безопасности и экономическим вопросам, наряду с политической конкуренцией на постсоветском пространстве и ограничением вмешательства США во внутренние дела стран СНГ, рассматривается Кремлем как реалистичная модель российско-американских отношений на краткосрочную перспективу.

Вместе с тем можно отметить и проблемы, которые возникнут у РФ в процессе реализации этой модели. Кремлевские эксперты все еще полагают, что в вопросах российско-американских отношений можно отделить ценностные установки от материальных интересов. Между тем в современной концепции национальной безопасности США красной нитью проходит аксиологическая парадигма, борьба между демократией и авторитаризмом. Тема демократических ценностей всегда будет присутствовать в диалоге США — Россия.

Россия фактически втянулась в борьбу за контроль над энергоресурсами. Тем самым Москва приняла навязанные ей правила игры, в которой доминирующим центром продолжают оставаться США. В этой борьбе за нефть и газ у России существуют определенные преференции как у страны, владеющей и контролирующей значительные ресурсные базы планеты.

Тем не менее Запад пытается уравновесить риски. С этой целью выдвинута стратегия «ваши ресурсы — наши цены». Запад считает, что мировая торговля нефтью и природным газом должна вестись так, как это делается с любым другим товаром.

Если же мировая торговля энергоносителями будет поставлена под обычный режим ВТО, то страны — производители нефти и газа будут вынуждены открыть свою инфраструктуру, включительно с нефте- и газопроводами, для мировой конкуренции и предоставить к ним доступ независимым поставщикам. Очевидно, что за нынешними попытками «укротить» мировой энергетический рынок путем подвода его под нормы ВТО просматривается скрытое желание стран-потребителей вернуть себе господствующие позиции на мировом энергорынке.

Россия рассматривает нефть и газ не только как товар, но и как ключевой элемент стратегии безопасности. Энергетические ресурсы сегодня являются источником политической силы Москвы. Поэтому главной задачей Кремля на краткосрочную перспективу станет предотвращение «энергетизации» переговоров вступления в ВТО через Киргизию и другие страны, поддерживающие дружеские отношения с РФ. Также элементом стратегии недопущения преобразования газа и нефти в обычный товар станут вопросы региональной безопасности, постсоветского пространства и тому подобное. Россия будет пытаться асимметрично противодействовать энергетической девальвации собственной политической позиции.

Украина в прифронтовой полосе

В процессе глобальной борьбы за энергоресурсы Украина попадает и вынужденно находится в фокусе обостренных разногласий геополитических конкурентов.

Открытость украинского политикума, прозрачность для внешних влияний отечественных политических институтов создали условия, когда Украина оказалась перед угрозой внешнего управления.

С одной стороны, у нас сформировалась целая генерация молодых политиков, выполняющих при отсутствии достаточного опыта задачи внешних факторов в силу собственных убеждений.

Чрезмерное увлечение евроромантизмом привело к тому, что Украина оказалась не готовой к вызовам нового этапа евроинтеграции, который состоит в свертывании расширения на Восток и внедрении жестких условий политики соседства с ЕС. Разочарование общества в евроинтеграции, скептические заявления еврочиновников о перспективах Киева в ЕС — все это негативно сказалось на состоянии политической стабильности и национальной безопасности государства.

В фокусе «четвертой мировой войны» особо острой становится дискуссия Вашингтона и Киева о скорейшем, до 2008 года, вступлении Украины в НАТО. Из-за бессмысленных действий определенных руководителей и чрезмерной политизации этого вопроса краткосрочная перспектива вступления Украины в НАТО стала маловероятной.

Внешнеполитический курс государства оказался заложником политической распасовки в парламенте. На место расчетов и учета выгод от вступления в НАТО пришли политические лозунги. Это касается как оппонентов евроатлантической интеграции, так и ее «пылких приверженцев». Неизвестно, кто из них нанес больше вреда продвижению Украины в НАТО.

Вырабатывая практическую политику нашего взаимодействия с ЕС и НАТО, нельзя пренебрегать позицией России. Разумеется, Москву не устраивает то, что Украина становится все более независимой в своем внешнеполитическом курсе. Еще больше не устраивает Россию и определенный президентом В.Ющенко стратегический путь в Европу и затем — в НАТО. Поэтому становятся понятными жесткие действия нашего северного соседа относительно Украины.

При условии усиления диалога России с ведущими странами мира Украина теряет свое геополитическое и геостратегическое значение в глазах Кремля. И здесь нет ничего неожиданного в наших отношениях. Россия очень четко защищает свои национальные интересы. Поэтому и Украина должна начать адекватно защищать свои национальные интересы.

Россия продолжает пытаться получить контроль над стратегическими украинскими объектами, которые можно интегрировать в российские транснациональные компании, прежде всего энергетические, а также в оборонительный комплекс и машиностроение. Сегодня Россию реально интересуют только транзитивные возможности Украины (газо-, нефтетранспортные и электроэнергетические).

Украина для Кремля кажется ненадежным союзником, который постоянно нарушает «правила игры». Принципиальной особенностью новой, «откорректированной» политики Кремля становится равнодушие относительно поддержки стабильности в Украине. При этом «генерация хаоса» в Украине на фоне высокого уровня конфликтности украинско-российских отношений становится одним из значительных факторов внешней политики РФ.

Новейшую модель отношений России с другими странами мира можно определить как современный вариант российского экономического национализма. В этом контексте современная позиция Украины, касающаяся отношений с Российской Федерацией, является недостаточно адекватной, а в отдельных аспектах — проблематичной. Поэтому ее продолжение может стать важным препятствием нормализации украинско-российского политического диалога. Для придания политическому диалогу наших стран более конструктивного характера целесообразно предложить новые подходы внешней политики Украины с целью адекватного ответа нашего государства.

Сложность ситуации углубляется и внутриполитическим кризисом в Украине. Продолжение неопределенности в парламенте приводит к тому, что мы можем потерять необходимые атрибуты государства. Кризис государственности может привести не только к оформлению территориального раскола Украины на Восток и Запад, но и к гражданскому конфликту. И тогда фронтовые сведения станут нашей реальностью, а не футурологическими изысканиями. И это нужно четко понимать нашим политикам.

Стабилизация политической ситуации, формирование проукраинского правительства, выработка адекватной стратегии продвижения собственных национальных интересов в мире — вот каким должен быть выход для Украины во избежание потерь от глобализационных процессов.