Руководитель главного подразделения детективов НАБУ Андрей Калужинский: «У нас люди, подозреваемые или обвиняемые в коррупции, — рукопожатны. Их повышают по службе, у них берут интервью и приглашают на мероприятия»

Война рвет нас по живому, нанося новые тяжелые раны. К сожалению, наши хронические заболевания тоже никуда не делись. Мнение о том, что большая беда всех излечила от коррупции, — иллюзия. Не излечила. И это, пожалуй, один из самых страшных выводов разговора с руководителем главного подразделения детективов Национального антикоррупционного бюро (НАБУ). Андрей Калужинский — в команде первых создателей антикоррупционного бюро. Просто он максимально непубличен, и его первое за семь лет работы интервью — ZN.UA.

В отличие от экс-директора НАБУ Артема Сытника и нынешнего временно исполняющего обязанности директора Гизо Углавы, наш собеседник — лицо процессуальное. В то время как директор НАБУ держит медийную форму, главный детектив определяет юридическое содержание. По своим обязанностям именно Андрей Калужинский контролирует расследования по всем уголовным производствам главного подразделения детективов НАБУ и может повлиять на ход любого из них. Но (!) до границ полномочий каждого из 241 детектива, беспрецедентный уровень независимости которых определен законом.

Андрей Калужинский во время интервью, безусловно, пытался защищать свои процессуальные границы, а мы — их нарушать. Что из этого вышло, судить вам.

Блиц

— Что определяет выбор человека в пользу честности?

— Воспитание, моральные убеждения и их устойчивость.

— Какая коррупция страшнее для государства — бытовая или в высших эшелонах власти?

— В высших эшелонах.

— По какому делу на вас оказывали самое сильное давление?

— Самое сильное давление ощущалось в производствах, касавшихся руководителей правоохранительных органов или олигархов с большим медийным ресурсом.

— Ваше самое большое достижение в профессии?

— Мы делаем вещи, которых до нас в правоохранительной системе Украины не делал никто. Привлекаем к ответственности тех людей, которых никто никогда не наказывал.

— Самый большой «гонорар», который вам предлагали, дабы избежать наказания?

— Пять миллионов долларов за закрытие уголовного производства по подозрению пану Злочевскому.

— Вы действительно верите, что коррупцию можно преодолеть?

— Полностью — нет. Но ее можно уменьшить до контролируемого уровня, который не будет оказывать деструктивного влияния на жизнь государства.

— Какой инструмент при этом ключевой?

— Добропорядочность власти.

— Вы верите в то, что власть может быть честной?

— Да.

— НАБУ — все еще чужеродное тело в правоохранительной системе?

— К сожалению, пока да.

— Почему вы не подали документы на конкурс на должность директора НАБУ?

— Есть несколько причин.

О старых кейсах, «флешке Любовича» и крыше Микитася

— «Не будет никакой коррупции, ее нет и сейчас, конечно, потому что мы все едины. Многие коррупционеры выехали вместе со своими деньгами…». Это недавно сказал президент Владимир Зеленский. Андрей Владимирович, а вы тогда что в этом кабинете делаете?

— Думаю, что президент сказал это, скорее, образно, а не буквально. Наша работа показывает, что коррупционеры в стране остались. Увы.

— Сейчас предмет разговоров — тема судьи Вовка. Пленки Вовка писали детективы НАБУ, и его позорное дело наконец-то в антикорсуде. Окружной административный суд Киева (ОАСК) был ликвидирован, но гештальт все равно не закрыт. Во-первых, потому что Вовк — до сих пор судья. А во-вторых, не ответили те, кто его покрывал. Есть «флешка Любовича», которую 16 июля 2020 года в буквальном смысле отобрала у своего заместителя тогдашняя генпрокурор Ирина Венедиктова. Андрей Любович на тот момент уже подготовил подозрение Вовку и готов был его подписать.

По нашей информации, НАБУ открыло дело о неправомочном вмешательстве Венедиктовой. Но для того, чтобы заблокировать дело, Государственное бюро расследований (ГБР) дублем открыло свое производство. Расследуются ли эти дела сейчас? Как часто другие правоохранительные органы применяют такую схему, чтобы не дать НАБУ возможности двигаться дальше?

— Такой факт действительно имел место. В тот день, когда Любович подписал подозрения судьям ОАСК и пытался внести информацию о подозрениях в Единый реестр досудебных расследований, он увидел, что его флешка заблокирована. Но после этого, насколько мне известно, он обратился с соответствующим рапортом, и ему в тот же день ее разблокировали. То есть это была попытка как-то помешать, но она не увенчалась успехом. Потому что ни одна флешка не помешает прокурору выполнять свои полномочия. В тот день Любович подписал подозрения, а прокуроры Специализированной антикоррупционной прокуратуры (САП) вместе с детективами их вручили.

Пресс-офис НАБУ

Однако эти подозрения должны были вручать прокуроры Офиса генерального прокурора Украины (ОГПУ). На тот момент процессуальное руководство осуществляли они, а прокуроры САП были только в составе группы. Факт вмешательства был предан огласке. В интернете даже разместили запись, на которой тогдашний руководитель департамента Офиса генерального прокурора, сославшись на указание руководства, запретил своим подчиненным участвовать во вручении подозрения. Поэтому мы вынуждены были договариваться в авральном режиме с прокурорами САП, чтобы они подхватили эту эстафету и вместо прокуроров Офиса генпрокурора вручили подозрение.

— Так НАБУ заводило дело?

— Есть несколько дел. Было зарегистрировано дело по факту вмешательства в деятельность прокурора ОГПУ. Оно у нас расследуется. Также было дело по факту того, что Любовичу пытались помешать выполнить служебные полномочия. Вот это дело и было передано САП в ГБР. Но недавно уже новый руководитель САП Александр Клименко его истребовал и вернул НАБУ. И еще по этому же факту ОГПУ зарегистрировал уголовное производство, определив подследственность за главным следственным управлением Службы безопасности Украины (СБУ). Однако и это производство по инициативе нового руководителя САП было у них истребовано. И на сегодняшний день все эти производства у нас. Недавно мы их получили, поэтому будем думать, как и куда двигаться.

— Итак, Ирина Венедиктова ответит за свои действия? Где бы она сейчас ни представляла государство Украина?

— Пока могу сказать, что эти дела не закрыты, их будут расследовать. Какое решение будет принято, будет зависеть от доказательств, которые мы соберем.

— Параллельные дела в других органах — это схема?

— Да, таких фактов довольно много: примерно у 15–20% всех дел, расследуемых детективами НАБУ, есть «клоны» в других следственных органах. Эта схема не останавливает наши расследования, но иногда существенно усложняет нам работу. Если, к примеру, мы регистрируем производство, и по этому же факту то же самое делают другие органы, то в рамках своего расследования они могут изъять доказательства, и затем эти доказательства под какими-то надуманными предлогами не предоставлять нам довольно долго. Но мы стараемся всеми законными способами такие производства истребовать, и доказательства, которые в них содержатся, приобщать к нашим расследованиям. Я, например, не могу припомнить какой-либо кейс, где параллельное расследование заблокировало бы возможность закончить наше расследование.

— НАБУ вышло на второй круг по делу «Роттердам+», которое недавно было похоронено. Круг участников расширили с шести до 21 человека. Среди них нет ни Порошенко, ни Ахметова, ни Пасенюка. Почему?

— Сначала мы сообщили о подозрении шестерым участникам схемы. А расширили круг до 15 подозреваемых за счет членов Нацкомиссии, осуществляющей госрегулирование в сферах энергетики и коммунальных услуг, которые голосовали за формулу, однако активно ее не продвигали. В действиях тех, кто активно ее продвигал, мы и раньше видели состав преступления, им инкриминировали статью 364 Уголовного кодекса — злоупотребление властью или служебным положением. А вот что касается других (еще девяти причастных к преступлению), то, по результатам обсуждений с прокурорами, мы пришли к выводу, что в их действиях также усматривается состав преступления, правда, другого, а именно — служебной халатности (статья 367 УКУ). Что им и было предъявлено.

— А что по поводу тех трех персоналий, которых я назвала?

— Я не могу комментировать расследование в контексте персоналий. Мы можем говорить о том, что подозрения сообщены тем людям, в отношении которых детективы и прокуроры собрали достаточно доказательств. Но расследование не завершено.

— Пан Микитась снова появился в информпространстве — мэр Днепра постарался: застройщик был задержан при попытке дать Борису Филатову взятку в 22 миллиона евро. Но Микитась — крупная рыба, которая однажды уже вырвалась из вашей сети. Не без помощи заместителя руководителя офиса президента Олега Татарова, конечно. Когда мы говорили с Артемом Сытником о первом деле Микитася, сошлись на том, что кейс Микитася по значимости и масштабу мог оказаться не менее циничным, чем ОАСК. Это не только дело о квартирах Нацгвардии, но еще множество эпизодов, связанных со строительным миром Киева. Микитась заговорил не только с детективами, он четко в своих постах рассказывал, как его главный юрист Татаров, заместитель Майбороды... раздерибанили «Укрбуд».

Так что там со строительным миром Киева и не только? 14 декабря 2021 года Шевченковский суд втихаря закрыл дело Татарова.

Пресс-офис НАБУ

— Во-первых, я бы не согласился с тем, что «Микитась вырвался из нашей сетки». Уголовное производство по обвинению указанного лица находится на рассмотрении в Высшем антикоррупционном суде. Во-вторых, относительно другого упомянутого вами дела, то, насколько мне известно, суд не закрыл, а не продлил сроки расследования, а потом уже прокуратура закрывала. И это решение не может быть пересмотрено, к сожалению. Потому что истек срок досудебного расследования. Согласно Уголовному процессуальному кодексу, в случае пропуска сроков досудебного расследования они не подлежат возобновлению. Но на тот момент у нас это производство забрали и до истечения сроков досудебного передали в СБУ. Насколько мне известно, Служба безопасности все же обращалась в суд за продлением сроков, но суд не продлил. В таких обстоятельствах нужно либо открывать материалы дела с последующим направлением обвинительного акта в суд, либо его закрывать.

— «Свидетельства Микитася — это трамплин для прыжка, который может закончиться совершенно по-разному… Но что касается ситуации с экспертом и Татаровым — уже все произошло и доказано» — это слова Сытника. То есть СБУ, не обратив внимания на то, что НАБУ уже все доказало, предпочла закрыть дело, а не пойти в суд за обвинительным приговором?

— Принимать одно из этих двух решений — вне компетенции органа досудебного расследования (СБУ в данном случае. — И.В.), это полномочия прокурора. Закон отводит ему пять дней для принятия решения с момента отказа суда в продлении сроков досудебного расследования. Однако он никакого решения не принял. Почему он так поступил, мне неизвестно. (Речь о прокуроре Офиса генпрокурора Украины Андрее Грицане. — И.В.)

— Но ведь это совсем не те сигналы, которые должно получать общество от государства, заявляющего о борьбе с коррупцией.

— Я могу сказать, что если нам не дают законным способом завершить работу, то, конечно, нас это огорчает. Мы принимаем все возможные меры в рамках своих полномочий, чтобы такого не случалось.

— А по каким делам в последнее время ходят в НАБУ Коломойский и Боголюбов? По поводу обысков, которые прошли у одного из них в Днепре на прошлой неделе, тоже есть вопросы.

— Не буду комментировать, поскольку сейчас идет активная стадия досудебного расследования и следственные действия.

О бункере Кауфмана, карме Труханова и схемах местных феодалов

— Если посмотреть на местный уровень, то все наши регионы и областные центры — это феодальные вотчины. Где-то больше, где-то меньше, но Кауфман и Грановский в Одессе совсем берега потеряли. Как долго эти господа бизнесмены были в разработке?

— Информацию о незаконном влиянии определенных лиц на всю городскую и областную власть детективы получили примерно полтора года назад. Это влияние использовалось с целью личного обогащения этих лиц преступным способом. Детективы начали разработку и получили доказательства, которые, на наш взгляд, подтверждают, что эти лица фактически влияли на принятие всех решений местной  власти и активно использовали это влияние. Я, наверное, с вами соглашусь — в каждом из регионов есть свои более-менее влиятельные игроки, но информации о том, что кто-то настолько, как в Одессе, «монополизировал» местную власть, у нас нет.

— Кауфман и Грановский сели на потоки в Одессе, в то время как НАБУ еще продолжает расследование дела о преступной группировке Галантерника — родоначальника крупного бизнеса на бюджете и земле Одессы. Почему в этом же городе опухоль выросла снова? Это от безнаказанности, от вседозволенности уже при действующей власти или из-за того, что вы плохо расследуете первое дело?

— Кроме предыдущего дела о деятельности преступной группировки в Одессе, которое НАБУ действительно еще расследует, есть еще несколько дел. На наш взгляд, мы собрали достаточно улик для привлечения к ответственности топ-чиновников местного самоуправления за вскрытые факты коррупции. Но вам, наверное, известно, что на момент, например, направления в суд так называемого дела завода «Краян» по обвинению действующего мэра Одессы и других должностных лиц ВАКС еще не был создан. Поэтому мы направили дело в местный суд (Малиновский районный суд г. Одессы. — И.В.), который рассматривал его «стахановскими» темпами и оправдал наших обвиняемых. Пожалуй, это тоже не тот сигнал, который способствует тому, чтобы другие люди не хотели заниматься подобными вещами. Но оправдательный приговор в дальнейшем был отменен, сейчас это дело рассматривается в Высшем антикоррупционном суде. Надеюсь, что ВАКС примет законное решение.

— Кауфман и Грановский использовали бункер, чтобы исключить прослушку, у них было 100 человек в личной службе безопасности… Это cosa nostra какая-то.

— Действительно, подозреваемые пытались максимально конспирироваться, у них были специальные помещения, оборудованные защитой от прослушки, и тому подобное. Там они проводили самые важные совещания и встречи. Это свидетельствует, что принимались меры, чтобы не быть задокументированными правоохранительными органами.

— Перед местными выборами 2020 года ZN.UA делало проект «Страна по полочкам», где мы раскладывали все, в том числе и бизнес-истории каждого областного центра. Поэтому «институт смотрящих» в Одессе, как и в других городах, — не новость для нас. Мы ждали результатов от вас. Но прошло два года, и схема работает. Есть массив прослушки, есть аресты, прошли обыски, изъята техника и документы… Куда еще могут привести эти ниточки? Областная администрация, а это, на минуточку, вертикаль президента, — тоже в деле.

Пресс-офис НАБУ

— На наш взгляд, на сегодняшний день собрано достаточное количество доказательств именно в отношении тех лиц, которым сообщено о подозрении. Однако досудебное расследование продолжается.

— А Труханов продолжает управлять городом.

— Должна работать система правосудия. И если подтвердится, что лицо совершило преступление, оно должно за это отвечать, и ответит. А если не подтвердится, то все обвинения должны быть сняты. В общем, у нас сейчас много производств по Одессе, касающихся разных схем. Детективы также постоянно мониторят, применяются ли аналогичные схемы в других регионах.

— И какие же лекала вы сейчас уже прикладываете к любой громаде? Депутаты на зарплатах, выкуп коммунальных предприятий…

— Наши коррупционеры достаточно изобретательны. Выкупается недвижимое имущество небольшой площади, например, и под это недвижимое имущество выводятся из коммунальной собственности огромные земельные массивы. Это схема, по которой у нас есть расследования и уже привлечены к уголовной ответственности конкретные лица. (Речь о деле Галантерника, где он проходит как организатор, а в числе еще 15 подозреваемых — мэр города Геннадий Труханов, заместитель мэра Петр Рябоконь, директор департамента коммунальной собственности Одесского горсовета Алексей Спектор, руководитель юридического департамента Инна Поповская, заместитель руководителя департамента коммунальной собственности Владимир Радионов и другие. — И.В.)

Компаниям предоставляется право застройки ликвидных участков коммунальной собственности за бесценок для территориальной громады, но преступная организация за такие услуги может получать миллионы долларов (зависит от размера и местонахождения земельного участка). То есть застройщики в целом платят за право застройки рыночную цену, но не органам местного самоуправления. Поскольку суммы поражают воображение, то и привлекательность вакантного места «смотрящего» сильнее страха быть разоблаченным. Этот страх, скорее, побуждает выделять больше ресурсов на меры безопасности от разоблачения правоохранительными органами.

Есть еще схемы так называемой деятельности совместных предприятий. Коммерческие предприятия подписывают разные договоры с некоторыми коммунальными предприятиями и фактически получают все доходы от их имущества. А территориальная громада остается ни с чем. И это в лучшем случае. Чаще — с убытками и долгами. В дальнейшем такое имущество, тоже зачастую по заниженной стоимости, отчуждается в пользу тех или иных людей.

И, пожалуй, самая простая схема — приватизация недвижимого имущества или имущественных комплексов предприятий по заниженной стоимости.

— Я знаю, что Борис Филатов подавал несколько заявлений в НАБУ именно по поводу земельных историй, но вы не за все беретесь. Почему? Потому что у вас мало сил? Потому что вы не уверены в эффективности того или иного расследования, а нужно показывать результат?

— У нас есть четкие критерии работы. Если мы видим признаки состава преступления, отнесенного к нашей подследственности, то регистрируем уголовное производство и расследуем. Если не видим достаточных данных, свидетельствующих о наличии такого преступления, — этим кейсом не занимаемся.

А силы на самом деле очень ограничены. В настоящее время по штатному расписанию в главном подразделении — 241 детектив. Еще есть десять вакансий. Больше десяти детективов мобилизованы в ВСУ и другие военизированные формирования. То есть в общей сложности сейчас работает около 220 детективов на всю страну. Каждый из детективов — одновременно следственный и оперативный работник. То есть каждый из них должен сам выявлять преступления, их расследовать, составлять обвинительные акты и так далее. В каждом из территориальных управлений НАБУ Харькова, Одессы и Львова работают всего-навсего 14–16 детективов. Сравните это с другими правоохранительными органами, где штат следователей насчитывает тысячи человек.

Пресс-офис НАБУ

— Есть среди детективов потери на фронте?

— К сожалению, уже есть один детектив, тяжело раненный на Харьковском направлении. Думаю, его могут признать непригодным к военной службе. Дай Бог, чтобы он смог вернуться к своим служебным обязанностям в НАБУ, но я не знаю, будет ли такая возможность.

— У вас тоже была командировка? С какой целью?

— С началом полномасштабной агрессии РФ мы примерно с 30 детективами остались в Киеве для участия в обороне столицы. 25 февраля детективы вместе с сотрудниками Управления специальных операций Национального бюро были направлены для участия в защите особо важного объекта в правительственном квартале Киева. В дальнейшем совместно с СБУ работали над выявлением диверсантов, предателей и коллаборантов. Затем в составе оперативно-боевых групп с сотрудниками СБУ участвовали в проведении фильтрационных мероприятий среди населения, выезжавшего с оккупированных врагом территорий, проводили зачистки освобожденных населенных пунктов, выявляли лиц, пособничавших агрессору, принимали меры для документирования совершенных оккупантами военных преступлений и так далее.

Параллельно с этим наладили получение информации из разных источников о местах сосредоточения техники и живой силы противника, которую передавали Генеральному штабу ВСУ, ГУР Минобороны, а также непосредственно войсковым частям и соединениям, которые в этой информации нуждались. Результат — подтвержденное поражение десятков колонн техники российских оккупационных войск, мест сосредоточения личного состава и вооружения и тому подобное. Кроме того, были предотвращены случаи попадания наших войск в засады, подготовленные для них оккупантами. Также мы непосредственно участвовали в проведении аэроразведки, выдвигались в «серую зону», даже попадали под артиллерийский обстрел.

В дальнейшем меня и еще ряд детективов отправили для работы в ГУР Минобороны. Часть детективов работала (до сих пор работает) в Межведомственном координационном центре по вопросам применения специальных подразделений сектора безопасности и обороны, часть — занималась определенной работой по временно оккупированным территориям, которую в настоящее время нельзя разглашать. Из того, о чем уже сообщали и НАБУ, и ГУР, можно озвучить эвакуацию пятерых военнослужащих (морских пехотинцев), которые скрывались в тылу врага.

— Когда создавались НАБУ и весь антикоррупционный блок, имелся в виду такой здоровый инструмент, который впоследствии должен был бы качественно переформатировать всю нашу правоохранительную систему. Своим примером. Занимаясь одесским кейсом, вы подаете правильный сигнал и обществу, и местным элитам. Может, пора помахать еще кому-то из них?

— Мы с самого начала своей деятельности подаем сигнал всем элитам, чтобы те не занимались подобными вещами. И стараемся постоянно наращивать темпы.

Об отношениях с другими силовиками, проблемной экспертизе и факторе Банковой

— Вы сказали, что НАБУ до сих пор ощущает себя инородным телом в правоохранительной системе. Есть ли риск того, что система переформатирует вас, а не вы ее?

— У нас есть определенное сотрудничество с разными правоохранительными органами. Нельзя сказать, что во всех правоохранительных органах — только негодяи. Всегда есть люди, которые пытаются достичь какого-то позитивного результата, — для чего, собственно, и созданы все правоохранительные органы. Они нам периодически передают информацию, где-то мы сотрудничаем и реализуем успешные кейсы. Сейчас у нас нет такого противостояния с другими правоохранительными органами, как года три назад.

— Почему? Люди внутри системы меняются или власть изменилась?

— Как бы так корректно ответить… При предыдущей власти мы ощущали прямое давление со стороны правоохранительных органов — СБУ, МВД, Генпрокуратуры. Они срывали наши операции, выдвигали нашим сотрудникам надуманные подозрения. Регистрировали абсолютно безосновательные уголовные производства, которыми пытались на нас давить. И это было довольно распространенным явлением, когда все правоохранительные органы кружили вокруг нас и пытались любыми способами, в том числе и незаконными, где-то как-то скомпрометировать. Сейчас, к счастью, я такого не наблюдаю. По крайней мере, открыто нам работать не мешают.

— НАБУ всегда было сложно с проведением экспертиз.

— С экспертизами проблемы, как были, так и остаются. Но для НАБУ законом предусмотрена возможность создания собственных экспертных учреждений для более эффективного досудебного расследования. Мы не должны зависеть от экспертов Минюста, МВД или СБУ, у которых в подчинении есть такие учреждения. Необходимо обеспечить эту норму в законе о судебной экспертизе. Но, насколько мне известно, этот вопрос уже обсуждается с международными партнерами.

— Кто страшнее с точки зрения влияния на правоохранительную систему — Смирнов или Татаров?

— Я не могу ответить на этот вопрос, это не моя работа — давать подобные оценки… Для масштабной реформы важны системные изменения, основанные на политической воле.

— А когда вы смотрите на Офис генпрокурора или проходите мимо, чувствуете там партнеров или не особо?

— Я воздержусь от ответа.

О конвертах депутатам, факторе генпрокурора и качестве политических элит 

— Мы еще в 2020 году в том же интервью с Артемом Сытником обсуждали практику конвертов действующим депутатам по программе «5–10–15». Довоенные ставки «фонда помощи» депутатам за лояльность во время голосований были существенно подняты, и речь уже шла о программе «20–30–50». Но систематические сливы информации, невозможность найти свидетеля, который реально даст показания, блокируют расследования. Об этих препятствиях рассказывал экс-директор НАБУ. И, по нашей информации, при Сытнике Бюро не хватило буквально нескольких недель, чтобы довести это дело до логического завершения. Это правда?

— Не могу ни подтвердить, ни опровергнуть эту информацию. Но могу сказать, в чем проблема с привлечением народных депутатов к уголовной ответственности. Зарегистрировать уголовное производство в отношении депутата может только генеральный прокурор. И у нас имели место весьма нездоровые прецеденты. При одном из предыдущих генеральных прокуроров мы направили материалы для регистрации уголовного производства по факту вымогательства одним из народных депутатов у нашего заявителя взятки в 40 миллионов гривен. Однако вместо регистрации в ЕРДР пришел ответ, что оснований для регистрации уголовного производства не наблюдается.

Это для людей, работающих в правоохранительной сфере или причастных к ней, — дикий и вопиющий случай. Фактически человек сам себя задокументировал в том, что спас депутата от уголовного производства. (Речь идет о деле депутата правящей партии «Слуга народа» Павла Халимона, которого спасла на тот момент генпрокурор И.Венедиктова. — И.В.). Правда, спустя некоторое время, когда эта история стала достоянием общественности, это производство было зарегистрировано. Но, конечно, с нашим заявителем депутат перестал общаться. Операция провалилась.

Бывали и другие случаи, которые давали основания полагать — происходил «слив информации» о том, что мы работаем по тому или иному народному депутату. Поэтому очевидно, что закон должен устранить монополию генерального прокурора на внесение сведений в ЕРДР о депутатах. Руководитель САП Александр Клименко в своем интервью тоже об этом упоминал.

— Следовательно, у вас нет доступа туда, где уже сформировалась/формируется системообразующая для государства коррупция. О чем тогда мы вообще говорим?

Пресс-офис НАБУ

— Эти случаи, о которых я говорил, имели место при предыдущем руководстве Офиса генпрокурора. С действующим руководством у нас таких случаев не было. Но я не могу исключить, что они могут быть. Чтобы такие риски устранить, логично и правильно было бы предоставить эти полномочия Специализированной антикоррупционной прокуратуре.

Более того, действующая норма противоречит концепции УПК, предусматривающего, что любой следователь, получив информацию о преступлении, даже не проверяя эту информацию должен зарегистрировать уголовное производство и начать досудебное расследование. Если же законодатель хочет дать дополнительные гарантии тем или иным лицам, для этого предусмотрена процедура специального порядка привлечения их к уголовной ответственности. Это, на мой взгляд, логично, поскольку отдельные категории лиц должны быть дополнительно защищены в связи с большими рисками незаконного вмешательства в их деятельность. Но это не должно происходить на стадии регистрации уголовного производства. Потому что сам по себе факт регистрации производства никоим образом не сужает ни их права, ни их свободы. Начало расследования зафиксировано, затем правоохранительный орган проводит расследование и приходит к каким-то выводам. Вот тогда уже и должны включаться гарантии, где определенное лицо в прокуратуре должно проверить достаточность оснований.

— Был такой народный депутат из монобольшинства Антон Поляков, который заявлял, что в парламенте депутатам платят деньги. Но, к сожалению, его не стало.

— Я не могу говорить о конкретных фамилиях, но если говорить в целом, многие громкие заявления при проверке оказываются лишь заявлениями. Мол, я знаю, что где-то там кто-то кому-то что-то дает. Вот и вся информация. Очень похоже на то, как бабушки на лавочке обсуждают новости.

— Это вы о Полякове сейчас или о Сытнике, который говорил, что идет расследование и мешают только сливы?

— Я о Сытнике такого сказать не могу, он, возможно, знал что-то такое, чего я не знаю.

— А что, такое возможно?

— Теоретически — возможно, поскольку у нас есть подразделения, которые мне не подчиняются. Я же имею в виду тех людей, которые говорят, что знают: кто-то кому-то передает. Когда им задаешь вопрос: когда, где, кому и при каких обстоятельствах и готовы ли содействовать, они начинают «хлопать глазами». Зачастую такие публичные заявления на самом деле — лишь пиар.

— Но даже гипотетическая возможность коррупции на уровне законодательного органа государства — это сигнал всем: можно все.

— Верховная власть должна действительно хотеть, чтобы было нельзя. Это во-первых. Во-вторых, люди, принимающие важные решения, должны получать зарплату, обеспечивающую нормальный уровень их существования. У нас бывает так, что чиновник, принимающий решения на миллиарды, получает зарплату, на которую не в состоянии содержать семью. Но не так много людей, не имея достаточного уровня оплаты, смогут удержаться от искушения, если им за одно решение, за одну подпись или за одно голосование предлагают астрономические суммы.

— Судьям астрономически повысили зарплаты, но у нас не изменилось качество правосудия. Антикоррупционный блок — исключение. НАПК, САП, НАБУ, ВАКС сразу строили и отбирали по другим принципам, а вот ГБР — нет. Поэтому результат там иной.

— Поэтому я и говорю, что это — один из элементов. Главное — политическая воля и неотвратимость наказания. Но одними только карательными методами, тем более столь немногочисленного подразделения, как наше, искоренить коррупцию во власти невозможно. Мы точечно можем разоблачать коррупцию в той или иной сфере, но за этим должны следовать административные, организационные и политические решения. Должна перестраиваться система, поскольку сам по себе процесс отлова взяточников, к сожалению, не приведет к полному искоренению взяточничества.

Пресс-офис НАБУ

— Мы о качестве нынешних политических элит сейчас говорим?

— В целом о построении системы, об уровне толерантности к коррупции, который, на мой взгляд, у общества, элит и власти все еще достаточно высок. Люди, которых в Украине обвиняют в коррупции, остаются вполне рукопожатными. Их повышают по службе, у них берут интервью СМИ, их приглашают на публичные мероприятия. Для меня было показательно, когда при получении взятки мы задержали руководителя следственного управления на тот момент одного из районных управлений Государственной фискальной службы в городе Киеве. Его подозревали в получении 36 тысяч долларов взятки. (Речь идет о Сергее Новачуке, который в июле 2016 года попался на взятке. — И.В.). Но за то время, пока это дело расследовалось и слушалось в суде, он сначала пошел на повышение — в статусе исполняющего обязанности начал руководить следствием ГФС всего города Киева, а потом, насколько мне известно, работал даже в главном следственном управлении. Такие вещи, по-моему, вообще не должны происходить.

О новых кейсах, «Большом строительстве» и таможне с налоговой

— Андрей Владимирович, мы сейчас говорили о старых кейсах, а новые? На чем теперь зарабатывают толерантные к коррупции чиновники категории «А», переодетые в хаки?

— Тенденции, к сожалению, не сильно изменились. Есть бюджетные средства, которые всегда кто-то пытается присвоить, положить незаконно в карман. Есть люди, которые берут взятки. Как говорится, ничего нового. Но сейчас все это выглядит чрезвычайно цинично… Когда одни крадут деньги, а другие жертвуют своей жизнью.

— При любой власти всегда есть люди-маркеры. Все всё о них знают — соседи, журналисты-расследователи, правозащитники… кроме правоохранительных органов. Вот вы говорите о бюджете, а давайте я вам назову фамилии, которые у всех на слуху. Голик, Тимошенко, Резниченко, Арахамия… Не слышали?

Вы, конечно, можете использовать привычный языковой шаблон, мол, идет расследование, а можете прямо сейчас дать обществу надежду.

— Слышать или знать и доказать в уголовно-процессуальном плане — это совершенно разные вещи. Одно дело — доказать по стандартам условного журналистского расследования, сформулировать какие-то представления о тех или иных обстоятельствах в обществе. Совсем другое — довести до того, чтобы сначала сообщить о подозрении, а потом суд вынес соответствующий приговор. Это — во-первых. Во-вторых — по поводу определенных вещей, о которых вы сказали, информация была публичной: уголовное производство было зарегистрировано прокуратурой, оно поступило к нам, и мы его расследуем.

И когда я говорил, что существуют схемы завладения бюджетными средствами, то это уже исходя из того, что мы на эти схемы реагируем в рамках своих полномочий. И, поверьте, то, что есть в СМИ, о чем говорят и пишут журналисты, мы все это тоже знаем и видим. И все факты, которые могут свидетельствовать о наличии состава преступления, мы изучаем и даем им надлежащую оценку. Я не буду говорить о конкретных фактах и фамилиях, но мы не закрываем глаза на коррупционные процессы, происходящие в границах нашей подследственности.

— Назовите, пожалуйста, еще несколько ключевых наиболее популярных схем, питающих наших циничных коррупционеров.

— Например, поставки государству товаров или услуг по завышенным ценам через различные компании-«прокладки».

— Кстати, могу сюда же добавить фамилию известной династии Фисталов, которые и до войны, и сейчас закупают медоборудование в рамках того же «Большого строительства». Из бюджета в военное время вымываются колоссальные средства. Оборудование в больших масштабах поставляется в разы дороже, чем закупается.

— Мы знаем о таких фактах, они расследуются. По большому счету такие схемы существуют по всем направлениям. Кейсы с медоборудованием — лишь часть из них.

Еще довольно распространенная схема — завышение объемов выполненных работ. Иногда и вовсе происходит закупка на бумаге несуществующих вещей, которые не поставляются государству. Это — основные и наиболее распространенные тренды, которые мы определяем по нашему направлению работы.

— Чиновников какого уровня вы сейчас разрабатываете на предмет указанных схем?

— У нас большинство разработок охватывает должностных лиц высшего звена.

— Это министры, заместители министров? Минобороны, например, вас интересует? Здесь тоже есть яркие фамилии — Шарапов, Шаповалов.

— Вы же понимаете, что я не могу называть фамилии.

— А что с таможней? Здесь все еще маркер — пан Павлюк. Одесса закрыта в связи с войной, а вот запад Украины — ударно «трудится». Львовская, Закарпатская, Волынская области… Пункты пропуска Краковец, Шегини... Ничего не изменилось. Почему? Что вы делаете для того, чтобы это изменилось, и когда нам ждать результатов?

— Мы уже с вами попытались разобраться в том, почему не изменилось. Одни люди принимают для себя решение, что они и во время войны могут продолжать делать то, что делали раньше. Другие — им в этом не препятствуют. Занимаемся ли мы вопросами таможни? Да. Когда ждать результатов? Собираем доказательства. Как только их будет достаточно, общество об этом непременно узнает. Вы же понимаете, что чиновники, особенно из правоохранительных органов, прекрасно информированы о своих «слабых местах». И они принимают все возможные меры, чтобы осложнить нам поиск этих слабых мест и документирование их противоправных действий. Таких чиновников, пожалуй, больше, чем 220 детективов, расследующих топ-коррупцию в стране. Однако, несмотря на ограниченный ресурс, мы не останавливаемся. Хотя, конечно, если бы штат детективов в НАБУ был больше, мы могли бы охватить гораздо больше, и результаты были бы быстрее.

— А конвертационные центры?

— Это больше по части Бюро экономической безопасности. Но если речь идет о коррупции в налоговой администрации, то при наличии определенных критериев у субъекта это может представлять интерес для наших расследований.

— То есть блокированием налоговых накладных занимаетесь вы? Там тоже сейчас очень большая беда. Я недавно слушала, как заместитель министра аграрной политики пан Высоцкий рассказывал фермерам о том, что чиновники совсем ничего не могут поделать с этим, мол, пусть работают антикоррупционные органы. Фермеров государство не слышит совсем, землю отобрало, да еще и накладные чиновники блокируют. Людям, которые на своих плечах вытащили и посевную, и оккупацию... Это еще один будущий фронт Украины.

— На самом деле, самый простой и эффективный способ урегулирования этого вопроса — административный. Руководство налоговой службы видит все происходящее в областях и может влиять на это.

— А если не влияет, значит, заинтересовано? Они просто выводят деньги в тень. Люди говорят, что хотят работать по-белому, а им просто не дают.

— Значит, помыслы здесь не совсем чистые. И у нас есть дела по фактам коррупции представителей налоговых органов.

— На какой стадии из ста возможных процентов находятся эти дела? Фермеры ведь не одни. Вот всеми битого Насирова догнало подозрение за взятку еще 2015 года. По этой логике, за массовое вымогательство денег у экспортеров налоговики будут отвечать в 2029 году?

— Я не могу оценить «степень готовности» дела в процентах.

— Это нормальный вопрос.

— Это ведь не строительный объект, о котором можно сказать, что степень его готовности условно 66%.

— Степень готовности собранных доказательств.

— Она так не измеряется.

— Измерьте компетентно.

— Мы привлекли к ответственности семь должностных лиц таможни в рамках расследования кейсов одного известного одесского контрабандиста. Среди них — глава Киевской таможни и его заместитель, директор департамента администрирования таможенных платежей ГФС. (В числе этих должностных лиц — и. о. начальника Киевской городской таможни Сергей Тупальский, заместитель начальника Киевской городской таможни Юрий Коваленко, и. о. начальника ВТО №1 таможенного поста «Столичный» Киевской городской таможни Сергей Осипов и др. — И.В.) Еще есть ряд разработок. Что касается налоговой, мы привлекли к ответственности бывшего главу ГФС и руководителя одного из департаментов. Но мы работаем и по другим коррупционным схемам с участием должностных лиц налоговой службы. Пока не могу озвучить деталей, но надеюсь, что вскоре будут результаты в виде сообщений о подозрении причастным лицам.

— Десять месяцев войны, прошел первый шок... Но коррупционная система не меняется. А люди? У вас есть пример, когда люди изменились? Вот раньше поступали плохо, а сейчас, когда война, — хорошо?

— Могу привести пример одного из обвиняемых в нашем деле, который стал обличителем. Он помог разоблачить преступную схему при участии группы взяточников, после чего сам ушел воевать. С самого начала сражался под Киевом, а сейчас — на восточном направлении. И у меня такое чувство, что человек осознал: нужно что-то действительно менять в жизни. Есть такие люди. Что касается системы в целом — к сожалению, она не меняется.

— По поводу обличителей. Евгений Шевченко. Это, кстати, он первым написал пост по Кауфману и сразу сделал отсылку к Банковой. Как его воспринимать? Это Джеймс Бонд или авантюрист?

— Евгений — обличитель в ряде уголовных производств, которые мы расследовали. Что касается его публичной деятельности, это его зона ответственности — мы как институция к ней отношения не имеем. Евгений Шевченко — частное лицо, он — не работник и не агент НАБУ.

— Получает ли НАБУ обращения о давлении и подкупе народных депутатов при голосовании за скандальный законопроект №5655, который, благодаря жесткому лоббизму главы правящей партии Елены Шуляк, цементирует коррупцию в градостроительной сфере?

— Пока нет, насколько мне известно.

О конкурсе, атмосфере в коллективе и ожиданиях от нового руководителя

— В каком состоянии сейчас коллектив НАБУ? Удалось ли Гизо Углаве удержать монолитность команды, или есть разные центры влияния, включая экс-директора Сытника?

— Особых изменений после окончания каденции директора, по моему мнению, Бюро не ощутило. Коллектив работает по-прежнему. Команда НАБУ — монолитна, и она едина. У нас нет практики создания отдельных собственных команд. В этом — одна из уникальных особенностей НАБУ. И, надеюсь, это останется и при новом директоре.

Пресс-офис НАБУ

— Очень мало сильных представителей НАБУ подаются на конкурс. Почему не пошли вы? Не верите в себя? В НАБУ? Или тут что-то другое?

— Я верю и в НАБУ, и в себя. Но, во-первых, не хочу давать лишних поводов для инсинуаций, что, мол, Сытник оставил приближенное лицо вместо себя. Во-вторых, работа чиновником в Украине на столь высоком уровне очень политизирована. Но, на мой взгляд, на должности директора уровень определенного «мазохизма» должен быть несколько выше, чем у меня.

— Почему?

— Потому что когда чиновник пытается делать что-то полезное, а взамен получает лишь бесконечные потоки грязи, то это, пожалуй, и вправду похоже на мазохизм. То же касается уровня публичности, который на сегодняшний день был бы для меня чрезмерным на той должности.

Ну и третья причина, чисто рациональная. Если бы даже я и вошел в тройку суперфиналистов, то на 99,9% уверен, что меня все равно бы не назначили. То есть я узнал бы о себе очень много нового, и не только я — из СМИ, всевозможных заказных материалов и так далее. А результата все равно бы не было. Так что я не вижу в этом смысла.

— Какого руководителя вы ждете? Есть разные версии того, как власть прописывала в законе условия под своего кандидата. Но может ли пошатнуться НАБУ, если придет человек, который будет пытаться свести на нет все ваши достижения?

— Мы все надеемся на добропорядочного руководителя. Если же человек будет недобропорядочным и станет заниматься вредительством, то коллектив не даст резко все развернуть, поломать. Конечно, коллектив будет сопротивляться незаконным действиям. Однако полномочий директора все же достаточно для того, чтобы со временем свести на нет все наши наработки. Но мы все надеемся, что этого не будет и что руководителем НАБУ станет достойный и профессиональный человек.

Больше статей Инны Ведерниковой читайте по ссылке.