Летние бунтари, или Приводной ремень отечественного капитала

Запланированные на 25 марта протестные акции Профсоюза работников угольной промышленности (ПРУП) перенесены на неопределенный срок. В следующий раз угольные профсоюзы вернутся к вопросу о пикетировании Кабмина через месяц. Такое в нашей независимой истории бывало не раз — профсоюзы грозили, принимали резолюции, потом вдруг успокаивались, «конструктивно оппонировали» властям. Понять логику подобных трансформаций настроения невозможно без того, чтобы не затронуть тему некоторого несоответствия декларируемых и реальных побудительных мотивов профсоюзных выступлений. Пока руководство ПРУП следит за развитием ситуации, мы напомним нашим читателям основные вехи истории отечественных профсоюзов, по сути, так и не ставших защитниками прав рабочих.

…В советские времена говорили, что профсоюзы — это «приводной ремень от Коммунистической партии к трудящимся». С тех пор было предпринято немало попыток освободить профсоюзное движение от этой роли, создать действительно независимую структуру по защите прав наемных работников. Се­годня мы можем констатировать, что эти попытки провалились. Проф­союзы так и остались, по большей части, приводным ремнем. За время независимости появилось мно­го новых лиц, но система осталась нерушимой. Но от чего и к чему ведет этот «приводной ремень»? Кто эти таинственные кукловоды, по воле которых на Киев выдвигают­ся колонны рабочих, ведомые профсоюзными лидерами? Что движет теми, кто движет этими трудягами, как шахматными фигурами на доске?

Здесь нужно сделать небольшое историческое отступление. Роль и место советских профсоюзов были определены еще в начале 30-х годов прошлого века. Так, в 1933-м под гри­фом «совершенно секретно» была издана инструкция НКВД, регламентирующая круг обязанностей и полномочий профсоюзных организаций. Чуть позже профсоюзы вообще были включены в состав Народного комиссариата по социальным вопросам. Вместо того чтобы контролировать соблюдение прав наемных работников в вопросах охраны труда, заработной платы и пр., профсоюзы «по заданию партии и правительства» больше занимались другим: организацией отдыха и оздоровления трудящихся, культ­массовой и агитационной работой.

Попросту говоря, профкомы раздавали путевки и билеты в театры, собирали субботники и рисовали стенгазеты, расходуя на это средства, собранные в качестве взносов социального страхования.

В конце 80-х, во времена жесткого дефицита и «купонной системы», профсоюзам передали функции распределения товаров народного потребления, поставляемых на предприятия. Роль распределителя благ профсоюзам, надо полагать, очень нравилась, потому что в стране советской хорошо жить было в первую очередь тем, кто занимался не производством, а контролем или раздачей. Поэтому неудивительно, что, когда в Донбассе летом 1989 года начались стихийные забастовки, большинство профсоюзных лидеров их не поддержало. Впрочем, те, которые сумели «оседлать» протестную волну, не прогадали. Например, тогдашний председатель стачкома в Красном Луче Виктор Турманов и профсоюзный активист из Красноармейска Михаил Волынец, ныне являющиеся профсоюзными лидерами всеукраинского масштаба.

Михаил Горбачев поддержал требования бастовавших горняков. Однако список этих требований вызывает множество вопросов. Так, одним из пунктов сог­лашения между генсеком, председателем Совмина Николаем Рыжковым и Донецким стачечным комитетом стало согласие руководителей СССР «предоставлять по требованию трудовых коллективов полную экономическую и юридическую самостоятельность шахтам». Последствия этого решения сказывались еще долго…

Несмотря на уступки власти, протесты продолжались. Почему, как и кому впервые пришла в голову идея о создании новых, независимых профсоюзов, неясно до сих пор. Оппоненты обвиняют нынешнюю Конфедерацию свободных профсоюзов в том, что независимые профсоюзы изначально были «грантовым» проектом, поддерживаемым из-за рубежа. Сами активисты, стоявшие у истоков независимых профсоюзов, момент «зачатия» новой профсоюзной структуры комментируют скупо. «Все избранные в 1989 году лидеры оказались такими же, а может, и хуже, чем те, которые были до них. И в части потребительства, и в части расходования средств, и в части использования бюджетов. Необходимо было сломать саму систему. Люди начали говорить о создании новых, независимых профсоюзов» — так описал зарождение идеи первый зампредседателя Независимого профсоюза горняков Украины Анатолий Акимочкин.

В октябре 1990 года в Донецке прошел первый съезд Независимого профсоюза горняков СССР. Неожиданно для многих активисты новорожденной организации начали предъявлять политические требования, ранее выдвинутые стачкомами, — ликвидировать парткомы на предприятиях, отправить в отставку правительство и отстранить КПСС от участия в хозяйственных и государственных структурах. Нардеп-коммунист Любовь Федоренко позднее цитировала одного из активистов донецкого стачкома: «День 11 июля (1990 года. — Авт.) является поворотным моментом в шахтерском движении. Он знаменует переход от экономических требований к политической борьбе. Сейчас очевидно, что только на этом пути рабочий класс может добиться улучшения своего положения».

После съезда инициативная группа из двадцати делегатов выезжает в Москву, а в самом Донбассе начинается создание первичных организаций НПГ СССР. Среди активных участников этого процесса замечены Александр Мриль, который потом станет первым председателем НПГУ, и Михаил Волынец.

4 июля 1991 года в Димитрове (Донецкая область) на собрании делегатов от первичных ячеек было принято решение о создании республиканского независимого профсоюза. Там же приняли решение о создании НПГУ. Одновременно с этим в апреле 1991-го произошло переформатирование традиционной профсоюзной структуры, известной сегодня как Профсоюз работников угольной промышленности (ПРУП). Его главой стал Константин Фесенко, один из активистов стачкомов.

Тем временем в НПГ СССР произошел первый серьезный финансовый скандал, в котором оказались замешаны горняцкие лидеры Донбасса Александр Мриль и Павел Шушпанов. Первый требовал от руководства независимого профсоюза разорвать соглашение с объединением «Внешэкономкооперация», поскольку «кооператоры пытаются отмывать деньги под крышей профсоюзов». Но его не поддержала именно донбасская делегация. Павел Шушпанов, возглавивший исполнительное бюро НПГ СССР, был уличен в недостаче профсоюзной кассы на сумму 191,7 тыс. руб., а также в том, что принимал, но не доносил до общего котла валютные пожертвования от иностранных профсоюзов.

Впрочем, НПГ СССР так и не состоялся, поскольку за время подготовки первого съезда перестал существовать сам Союз. По итогам учредительного съезда родился Международный независимый профсоюз горняков, объединивший шахтеров Украины, России, Белоруссии и Казахстана.

В феврале 1992 года в Макеевке прошел первый съезд Независимого профсоюза горняков Украины. Александр Мриль стал первым его председателем. В том же году Федерацию профсоюзов, в которую превратился бывший Укрсовпроф, возглавил Александр Стоян. А экономика региона впервые столкнулась с реалиями нового времени — шахта имени Засядько стала арендным предприятием (вот тут-то и сработал горбачевский пункт о «самостоятельности»), был соз­дан первый масштабный бизнес-проект «донецких» — корпорация «Дон», а к концу года в Донецке произошли два первых заказных убийства бизнесменов… Почему мы связываем эти события, поясним далее.

Летом 1993 года шахтеры вышли на Октябрьскую площадь в Донецке. Во время этих событий широкой общественности стали известны имена Ефима Звягильского и Михаила Крылова, «красного директора» и «стачкомовца». Роднит этих людей одно: и тот, и другой после забастовок 1993 года успешно стартовали на политическом поприще, но карьера в политике у обоих не сложилась… Точнее, был и третий небезызвестный участник шахтерских акций — Николай Волынко, который в то время возглавлял Донецкую городскую организацию НПГУ, а потом пытался выступить с сольным проектом под названием «Независимый профсоюз горняков Донбасса».

7 июня 1993 года стихийно забастовала шахта имени Засядько, до того имевшая репутацию «штрейкбрехерской». Городской НПГ принял решение поддержать забастовку. В распространенных профсоюзом листовках были сформулированы девять пунктов требований к власти, в том числе — «отставка Верховного Совета, так как ныне существующий не является волеизъявителем народа».

К вечеру первого дня забастовки перед митингующими шахтерами впервые появляется Ефим Звягильский, в то время мэр Донецка. «Позиция Звягильского — создание имиджа «своего». Он встает на сторону бастующих, демонстративно заявляет о под­держке их требований. В то же время это какое-то отеческое поучение, обращение к шахтерам: «Вы же профессионалы», к Крылову обращается по имени и подчеркнуто мягко: «Миша»… Он как-то незаметно стал центром внимания и перехватил инициативу, мягко, но настойчиво советуя представителям бастующих, что надо требовать и на что соглашаться» — так описывает в своей книге «Ночное домино на Октябрьской площади» поведение одного из донецких политических «тяжеловесов» московский социолог Вадим Борисов.

В выступлениях ораторов на этих митингах впервые звучит требование о региональной самостоятельности, с тех пор эта сепаратистская идея находит много сторонников в Донецке. К забастовке присоединились еще несколько предприятий — ДМЗ, завод «Точмаш» и др.

ПРУП, отметим, практически не участвовал в этих событиях. Только 11 июня, когда Звягильский и Пинзеник уже полным ходом вели переговоры, председатель Профсоюза работников угольной промышленности Константин Фесенко объявил «предзабастовочное состояние».

Итоги летних забастовок 1993 года все помнят — Ефим Звягильский оказался в правительстве сначала первым вице-
премьером, потом и. о. главы Кабмина. А в следующем, 1994 году, проходят досрочные выборы. С тех пор взаимосвязь между профсоюзными выступлениями и очередным переделом сфер влияния во власти или бизнесе между региональными кланами становится тенденцией, которую нельзя не заметить. Тогда, образно выражаясь, Звягильский посредством рабочих забастовок стал «политическим убийцей» Кравчука и Кучмы, но закончилось это для него плачевно — несколькими уголовными делами, отставкой и трехгодичной вынужденно-добровольной изоляцией в Израиле.

После выборов 1994 года в профсоюзном движении происходит своя «перезагрузка». Независимые профсоюзы, помимо шахтеров, пополнились представителями еще нескольких отраслей и создали организацию под названием «Свободные профсоюзы Украины», которую возглавил лидер НПГУ Александр Мриль. Однако в это же время случился бунт на корабле: к руководству в самом НПГУ пришел Михаил Волынец, и горняки вышли из объединения Мриля. В это же время лидером ПРУП стал Виктор Держак.

Потом была «рельсовая война» 1996 года — едва ли не единственный случай совместного выступления угольных профсоюзов. Третьего июля горняки Донбасса перекрыли две автомагистрали, а павлоградские шахтеры сели на рельсы. Многие обвиняли в организации этих забастовок тогдашнего премьера Павла Лазаренко, который якобы пытался таким образом получить легитимные основания для кадровых перестановок с целью отстранения от руководящих постов «донецких». Когда массовые акции протеста начали набирать обороты, появились первые сообщения о том, что деньги на выплату долгов по зарплате на самом деле есть, но правительство запрещает их выдавать. Об этом одновременно заявили «стачкомовец» Михаил Крылов и тогдашний гендиректор объединения «Донецкуголь» Александр Хохотва, в настоящее время занимающий должность вице-губернатора Донецкой области. Правительственная телеграмма с разрешением выплачивать долги по зарплате пришла только 16 июля, одновременно с прибытием в Донецк Лазаренко, который обвинил в задержках выплат местных руководителей. Тогда своих постов лишились начальники СБУ и УМВД Донецкой области, ряд директоров предприятий. Михаил Крылов был арестован и приговорен к двум годам лишения свободы за организацию массовых беспорядков, но был амнистирован прямо в зале суда. Чуть позже слетел Владимир Щербань, а Евгений Щербань был расстрелян в донецком аэропорту. Лазаренковский донецкий блицкриг завершился сокрушительным поражением «хозяев Донбасса».

Именно на такой трактовке событий настаивают исследователи истории профсоюзного движения. Репрессии против «стачкомовцев» были жестокими и быстрыми. При загадочных обстоятельствах повесился в тюремной камере активист НПГУ Михаил Скрынский из Краснодона, также оказались за решеткой Виктор Грек и Олег Циммер. «Правительство, таким образом, хладнокровно довело ситуацию до точки кипения, а потом переложило всю вину на директорат, шахтерских лидеров и областное руководство… Губернатора сменили, Крылов и другие шахтерские лидеры сели в тюрьму, а рабочее движение, висевшее дамокловым мечом над чиновниками все годы существования независимой Украины, было деморализовано и обезглавлено», — отмечает кандидат исторических наук Снежана Кузьмина.

Наступление на профсоюзы продолжилось и в законодательном поле. В новой украинской Конституции отсутствовала «советская» статья, предоставляющая «официальным» профсоюзам право прямой законодательной инициативы. «Сегодня вместо этого есть трехстороннее соглашение между Кабинетом министров, работодателями и профсоюзами. Там прописано, что профсоюзы имеют право подавать свои предложения в том, что касается законов. Без профсоюзов сегодня нельзя решать такие вопросы, как повышение тарифов на электроэнергию, газ и прочее. Но права прямой законодательной инициативы действительно лишили… Это плохо, конечно, но надо понимать, что теперь его никогда не вернут», — пояснил председатель ЦК ПРУП Виктор Турманов.

В следующем году заводилой в акциях протеста горняков стал именно ПРУП. После встречи с Леонидом Кучмой 12 мая 1997 года профсоюзы выждали чуть больше месяца, а потом двинули на Киев, обвинив Кабмин в невыполнении поручений президента о погашении долгов по зарплате. В конце июня тысячные колонны горняков заполонили столицу. Итоги этих выступлений — отставка премьера и знаменитое «дело Лазаренко». Вскоре после этого глава Независимого профсоюза горняков Донбасса Николай Волынко (член партии «Громада», это надо учитывать) обвинил ПРУП в заказном характере акции. На страницах прессы он заявил о том, что Виктор Держак получил за организацию пикетов 2 млн. грн.

Следующий, 1998 год, также не обошелся без очередной битвы в затяжной войне «днепропетровских» и «донецких». Причем лидеры профсоюзов все меньше скрывают свою заангажированность. Задолженность по заработной плате копилась десять месяцев, прежде чем НПГУ принял решение о проведении всеукраинской бессрочной забастовки. Профсоюз работников угольной промышленности впервые открыто отказался поддержать своих визави, мотивировав это тем, что «в обстановке изменения политической власти намеченный страйк останется незамеченным и не принесет результатов». Как известно, не нарушая традиций, летом 1998 года шахтеры Павлограда под флагами НПГУ пешком пошли на Киев. Их визави из ПРУП в конечном итоге присоединяются к бастующим.

В это же время лидер ПРУП и его зам Николай Подгорный за правильное понимание политической ситуации получили кресла в Минуглепроме. Держак возглавил вновь созданную госкомпанию «Уголь Украины» — детище свежеиспеченного министра Сергея Тулуба, Подгорный стал одним из его заместителей. Их оппоненты завершают организационную перестройку — Михаил Волынец возглавляет Конфедерации свободных профсоюзов Украины. В ПРУП вместо Держака у руля становится Виктор Турманов.

В 2001 году по профсоюзам наносят по-настоящему сокрушительный удар: фонд социального страхования отходит под контроль государства. «Все фонды соцстраха сегодня у профсоюзов отобраны. Я не хочу никого обвинять, хотя и себя причисляю, в том числе, к виновникам, но мы просто не подрались жестко, когда этот вопрос решался. Надо было выводить людей, объяснять людям, зачем мы их выводим», — вспоминает сейчас глава ПРУП Виктор Турманов. Кроме того, таинственным образом «растворяется» все, что находилось в собственности Федерации профсоюзов — здравницы, офисы, санатории… К примеру, в Донецке на месте бывшего здания Облсовпрофа теперь гордо высится отель «Централь». А Виктор Турманов жалуется, что у горняков остался только санаторий «Шахтер» в Трускавце, и сейчас решается вопрос, чтобы вернуть угольщикам хоть какую-нибудь здравницу в Крыму.

В новом веке профсоюзные лидеры приобретают партбилеты. 2001 год становится годом официального «брака» НПГУ и Юлии Тимошенко. Лидера «Батьківщини», утверждают в независимом профсоюзе, полюбили за конкретику. «На нашем профсоюзном съезде были представители других политических сил, но больше никто не предлагал. Были и коммунисты. Это была единственная политическая сила, которая сделала конкретное и внятное предложение», — сказал Анатолий Акимочкин. «Конкретное и внятное» предложение Тимошенко звучало так: три места в списке, лидеру (Волынцу) — с гарантией.

В 2002 году депутатские мандаты становятся неотъемлемым атрибутом профсоюзных лидеров. Александр Стоян, возглавлявший Федерацию профсоюзов Украины, становится «регионалом» транзитом через «Нашу Украину». Глава Донецкого обкома профсоюзов, впоследствии занявший место Стояна, Василий Хара одновременно с ним переходит в «Регионы Украины».

На этом история украинских профсоюзов, можно сказать, бесславно закончилась. Окончательно «партизация» профобъединений была закреплена в 2006 году, когда выборы в парламент стали проходить по партийным спискам. Слияние работодателей и руководства профсоюзов в одну структуру официально оформлено и закреплено общностью партбилетов. Не случайно все ветераны профсоюзного движения, с которыми удалось побеседовать нашим корреспондентам, обрывают свои воспоминания на этом моменте. «Мы должны были бы поработать еще как минимум три созыва по смешанной системе. Сегодня те партии, которые находятся в парламенте, никогда не вернут мажоритарную систему», — заявил, рассуждая о причинах несостоявшегося рождения профсоюзов как общественно-политической силы, Виктор Турманов.

Мы уже писали о явной политической подоплеке профсоюзных акций протеста в декабре 2008 года. Митинги и пикеты 2006-го, откровенно «проянуковичевские» конференции в трудовых коллективах донбасских предприятий летом 2004-го — наглядные доказательства того, что у основных политических групп теперь есть, помимо основной структуры, две дополнительные опции: молодежное крыло (общественная организация) и «пролетарское» (профсоюз). Для того чтобы ответить на вопрос, позитивным ли является факт политизации профсоюзов, нужно всего ничего — слегка «почистить» партии от влияния крупного капитала и заставить их сформировать хоть какую-нибудь идеологию, а не кормить электорат лицами и лозунгами.

Автор выражает благодарность кандидату исторических наук Снежане Кузьминой за помощь в подготовке материала.