КРЕМЕНЧУГ. ЛУЧШЕ ПОЗДНО?

Собрания акционеров бывают разные. Иногда это скучное плановое мероприятие, мирно текущее по заранее отработанной процедуре. Скучных собраний на Кременчугском НПЗ (ЗАО «Укртатнафта») не было давно. Последние пару лет собрания здесь отличались скорее излишней сенсационностью. За минувшие полтора года из пяти предпринимавшихся попыток их проведения удались только две. Причина была простой, зато предельно уважительной: на заводе не определились с собственностью.

Когда в 1995 году президенты Украины Леонид Кучма и Татарстана Минтимер Шаймиев подписывали договор о создании на базе Кременчугского НПЗ закрытого акционерного общества «Укртатнафта», будущее рисовалось в светлых тонах. Кременчуг традиционно специализировался на переработке тяжелой татарской нефти, так что связи были скреплены десятками лет сотрудничества. Расположение завода практически в центре страны, недалеко от столицы, сулило доминирование на рынке. Однако вскоре оказалось, что это тот случай, когда красивую идею погубило исполнение.

Формирование уставного фонда ЗАО затянулось и в конечном счете привело к тому, что реального контроля над предприятием не оказалось ни у кого. У Украинского государства — 43,05%, у Татарстана — 37,5, еще 1,15 — принадлежало местному МТ-Банку, а 18,3% — двум небольшим оффшоркам: американской Seagroup International и швейцарской AmRuz Trading. По чисто случайному совпадению, и банк, и швейцаро-американцы всегда голосовали, как было надо менеджменту завода. Фактически завод и перешел под полный контроль менеджмента.

Уже вскоре обнаружилось, что та же «Татнефть», являясь одним из основных акционеров, просто не в состоянии получить заводской долг в размере 19 млн. долларов. Подобное открытие Казань как-то не вдохновило, и интерес к проекту заметно снизился. Зато председатель правления Владимир Матицын пользовался в Кабинете министров Украины большим влиянием. Да и татары все-таки не совсем уж ушли. За 1995—2000 годы из Татарстана пришло почти 40% всей переработанной заводом нефти.

В общем, ситуация почти что «устаканилась», но в 2000 году произошла маленькая неприятность — завод встал. Нефти не было, а поставлять ее в Кременчуг никто не рвался, скорее наоборот — самым животрепещущим вопросом было как прокачать нефть, чтобы она, не дай Бог, не попала нам на «Укртатнафту». И тут оказалось, что все те шероховатости, которых в Киеве предпочитали не замечать, «имеют место быть».

Выяснилось, что приличная часть активов принадлежит неизвестно кому, неизвестно каким образом. Оказалось, что нефтетрейдеры при словосочетании «поставка на Кременчуг» начинают нехорошо улыбаться и проч., и проч. Для полноты картины в 2000 году завод попробовал позаимствовать полторы сотни тонн госрезервовской нефти (и в первый раз получил по рукам). Период нежной дружбы с Киевом завершился. Впрочем, для того чтобы отстранить руководство (формально не владеющее ни одной акцией), потребовался год. Дважды созывались собрания акционеров, изрядно потрудиться пришлось юристам. И только согласованные действия Украины и Татарстана позволили сохранить завод. Причем в буквальном смысле.

Когда в августе 2001-го основные акционеры добились относительного контроля над заводом, его практически не существовало. Две самые ценные установки были сданы в аренду на тридцать лет (одна из них — в нарушение прямого запрета наблюдательного совета), сбытовая система предприятия давно ему не принадлежала. Еще одна установка представляла собой металлолом. «А в остальном — прекрасная маркиза»…

Как явствует из доклада на заседании Координационного комитета по борьбе с коррупцией и организованной преступностью при Президенте Украины, ряд сделок выглядели славненько. К примеру, бывший зампредседателя правления ЗАО «Укртатнафта» В.Демёхин и главный бухгалтер предприятия без согласия правления и Фонда госимущества выступили имущественными поручителями перед коммерческими структурами. В качестве залога был внесен всего-то… целостный имущественный комплекс завода. При этом комплекс в то время уже пребывал в налоговом залоге за долги перед бюджетом. Как нетрудно догадаться, с возвращением денег у фирм возникли проблемы. И банки кредиторов — МТ-банк и Промфинбанк — получили реальную возможность требовать это имущество. Общая задолженность завода сразу же достигла астрономической суммы — 114,8 млн. долларов при собственных оборотных средствах в 63,8 млн. долларов. И так далее, и тому подобное.

После себя «крепкие хозяйственники» оставили на десятки миллионов долларов необеспеченных векселей. Векселя на предъявителя выдавались правлением без указания сроков и условий их погашения. Другими словами, каждый из этих векселей мог быть предъявлен к безусловной оплате компанией в любое время. При этом, несмотря на прямой запрет эмиссии новых векселей, правление осуществляло ее вплоть до 2 августа прошлого года. Все эти конюшни надо было разгребать. Причем процесс этот далеко не завершен, а часть активов утеряна безвозвратно.

И сразу возник вопрос — а что дальше? Не было никаких гарантий, что это не повторится вновь. Не следует забывать, что на кону — стабильность нефтерынка Украины. Погоду на нем определяют два завода — «Укртатнафта» и «ЛИНОС». Все остальные — это максимум треть производства. Когда «ЛИНОС» упал, нехватку топлива замещали импортом, когда Кременчуг и Лисичанск заработали, импортные нефтепродукты практически вымело с рынка. Другое дело, что это и по сей день вызывает у многих зубную боль и стремление вернуть славные времена безналоговых импортеров нефтепродуктов (типа «Бизона», «Фианита» и иже с ними). И нельзя сказать, что шансы на победу равнялись нулю.

После октября 2001-го, когда наконец удалось провести легитимное собрание и восстановить контроль над предприятием, на Кременчуге наблюдалась прелюбопытнейшая картина. С одной стороны, от пропасти 2000-го и большей части 2001 года завод оттягивали поставки российской нефти. В 2002 году ее поступило на 5,2 млн. тонн, т.е. вдвое больше, чем в предыдущем. При этом львиная часть, в отдельные месяцы — до 90%, приходила именно из Татарстана.

С другой — ряд действий правительства наводил татарских партнеров на не слишком веселые мысли.

Если 1996—2001 годы чему-то и научили, так это нехитрой мысли, что на заводе должен быть хозяин. Причем реальный и располагающий ресурсами для его нормальной работы. Ситуация, когда хвост несколько лет вилял собакой, происходила только из-за нарушения этого принципа. Наиболее простым способом решить проблему была консолидация пакета в одних руках. Для этого приходилось выкупать акции у все тех же Sea Group и АмRuz. Надо думать, не бесплатно.

В начале года стало известно и название фирмы, которой эти акции проданы, — американская Renix Finance Corporation. Сейчас она внесет на завод деньги за акции, это десятки миллионов долларов.

Фирма никому не известна, но никто не сомневается, что за ней стоит «Татнефть», которая тем самым доводит свой пакет до 26,9%. Приплюсовав к нему почти такой же (28,8%) пакет, принадлежащий правительству Татарстана, получим контрольный пакет. Т.е. Татарстан становится не только главным поставщиком нефти, но и ведущим акционером.

Ничего нового в этой ситуации нет. Именно принцип — кто дает ресурс, тот и получает контроль, — был признан единственно правильным еще при приватизации других украинских нефтеперерабатывающих заводов. И продавали их именно под поставки нефти. Так было с «ЛУКойлом», Одесским НПЗ. Этим же и объясняется цена продажи «ЛИНОСа» в 13 млн. долл. или Херсонского — около 8 млн. долл. Так что обязательство контролируемой «Татнефтью» фирмы внести за пакет 65,8 млн. долл. — это больше, чем выручка от продажи контрольных пакетов трех НПЗ (Лисичанского, Одесского и Херсонского), вместе взятых. Если все пройдет нормально, то завод может уже в ближайшее время получить эти деньги.

А вот в прошлом году завершить покупку так и не удалось.17 сентября 2002-го по вине ФГИ было даже сорвано собрание акционеров.

Забавно, но при этом татар в общем-то никто ни в чем и не обвинял. Тем более, что и повода не было. В прошлом году на завод поставили 7,2 млн. тонн (на 60% больше, чем в 2001-м). На этом фоне практически непрерывные суды выглядели особенно впечатляюще.

Фактически создалась ситуация, когда все против всех. По судам приходилось бороться за активы, выведенные предыдущим руководством. Основные акционеры судились друг с другом (правда, не напрямую, но дело-то в сути). Атмосфера далеко не та, которая требуется любому предприятию в посткризисный период...

В то же время ряд чиновников демонстрировали просто замечательную гибкость и коммерческую хватку. К примеру, не успели в апреле 2002 премьер-министр Татарстана Рустам Минниханов и тогдашний первый вице-премьер Украины Олег Дубина подписать протокол о развитии компании, как тут же начинаются разговоры с «ЮКОСом» о возможной продаже госпакета. Ведет их все тот же Олег Викторович. Что еще веселее — предвосхищая решения судов, президенту «ЮКОСа» Михаилу Ходорковскому обещали контрольный пакет акций.

Откровенно говоря, все эти действия вряд ли были хорошо продуманными. Хотя последствия —даже без учета раздражения Казани — просчитать было несложно. Контрольный пакет у Украины мог бы появиться только в случае, если бы суды признали акции Sea Group и Ам Ruz недействительными.

Очень хорошо, однако это означало бы, что Татарстан тоже увеличивал свой пакет в ЗАО до 46%, что позволяло ему эффективно блокировать любое решение. Т. е. новому покупателю с ним надо было бы как минимум договариваться. И то, что в этом случае татар бы просто банально «развели», наверняка бы гарантировало их дальнейшие «теплые» отношения, совместное инвестирование и прочую плодотворную работу. Неужели кто-то всерьез считал, что после этого будет выполняться программа модернизации Кременчугского НПЗ на 200 млн. долларов? Сказка о двух медведях в одной берлоге давно и хорошо известна.

Классический пример — та же «Укрнефть», разбирательства в которой парализовали инвестиционные проекты.

Между прочим, пока мы зазывали всех, «кому не лень», тот же «ЮКОС» вел интенсивные переговоры о покупке литовского Мажекяйского НПЗ, и было очевидно, что два завода в регионе ему просто не нужны. В августе 2002-го президент Минтимер Шаймиев публично попросил Президента Украины Леонида Кучму помочь украинским чиновникам определиться наконец с основными партнерами, которые будут инвестировать развитие кременчугского предприятия. Однако достигнутые и тогда договоренности были сорваны. Более того, на самом заводе стали происходить задержки с отгрузкой нефтепродуктов. Были случаи ее отгрузки сомнительным фирмам по заниженным ценам.

В результате мы просто теряли лицо. А шоу «Может, еще кто-то хочет» продолжалось. Пакет предложили и президенту НК «Сургутнефтегаз» Владимиру Богданову. Правда, и он драться почему-то не захотел.

Кстати, ходит упорный слух, что когда в прошлом году продавали «Славнефть», то победитель, альянс ТНК и «Сибнефти», обещал «Сургутнефтегазу» за неучастие в торгах белорусский Мозырьский НПЗ. Если это так, то конкуренция в регионе здорово обострится. И на внутриукраинском, и на внешних рынках. Тот же «ЮКОС» намерен модернизировать Мажекяй, в Мозыре уже давно полным ходом строят комплекс глубокой переработки нефти. Насколько к ней готов Кременчуг? Откровенно говоря, нам хвастаться нечем. Когда в 1995 году проект только начинался, Кременчуг был бесспорным лидером практически по всем показателям. Сейчас он столь же откровенно сдал позиции.

Время — это невосполнимый ресурс. Пока шли разбирательства между акционером и правлением, а потом — акционеров между собой, оно текло себе помаленьку. Установки вырабатывали ресурс, а средств на модернизацию не было. А через два года в Европе завершат переход на новые стандарты топлива, и тогда на ее рынках места кременчугскому дизтопливу или бензину уже не окажется. При этом в прошлом году не было даже намека на прогресс в выпуске горючего, соответствующего евростандартам. Более того, наметился регресс — завод фактически ушел с европейского рынка дизельного топлива, резко снизив выпуск его малосернистых марок. Чем, несомненно, порадовал конкурентов и в Лисичанске, и в том же Мажекяе.

Возникает реальная угроза постепенного свертывания рынка. Что особенно досадно для завода, имеющего мощнейшую базу нефтехимии. Это, кстати, одна из основных причин кадровых перестановок на предприятии. Впрочем, пока на заводе не разберутся с собственностью, он и дальше будет работать по простейшим, зато мало затратным схемам.

Можно, конечно, и дальше гнать мазут на экспорт, только это не делает особой чести ни Украине вообще, ни заводу в частности. Чем выше глубина переработки, тем в конечном счете выше и прибыльность. Тем более что производство высокооктановых бензинов — это самый перспективный и денежный сегмент рынка. Собственно говоря, он единственный, где позиции импортеров нефтепродуктов достаточно сильны. Естественно, налаживание его выпуска потребует вложения больших средств в украинские НПЗ, чтобы они могли увеличить объемы производства высокооктановых бензинов. И все это надо делать быстро. Конкуренция на рынке жесткая, и позиции можно потерять навсегда.

Завод и так почти полностью пролетел со сбытовой сетью. 2001—2002 годы были временем создания и российскими компаниями системы сбыта собственных нефтепродуктов. Основные автотрассы стремительно покрывались заправками с логотипами ТНК, «Сентозы», «ЛУКойла», «Альянса». А Кременчуг на этом празднике жизни практически не было видно. Точнее, он тоже создавал сеть АЗС торгового дома «Укртатнафта», который самому заводу не принадлежал. За долю в них снова предстоит судиться.

Вообще же для продажи миллиона тонн бензина и дизеля нужно минимум 250—300 АЗС. В прошлом году Кременчуг произвел более 3,5 млн. тонн топлива. Т.е. для реализации хотя бы половины через собственную сеть надо 500 АЗС. А такого количества нет и близко. Более того, все хорошие места давно разобраны, а значит, за место придется драться, что всегда дороже. Как следствие, завод почти не имеет собственной сбытовой зоны. Почти все светлые нефтепродукты он отдает оптовикам, а те — кому смогут.

Да и не до АЗС было, имелись дела поважнее — судиться друг с другом. Еще недавно Кременчуг был просто мечтой адвоката!

Только в конце прошлого года появился слабый проблеск надежды, что все это может закончиться. В Киеве все-таки решили, что старый друг — лучше, чем неизвестный незнакомец. (Тем более что поиски последнего ни к чему не привели). В итоге со второй попытки провели собрание акционеров. В наблюдательный совет вошли пять представителей от Украины, четыре — от Татарстана и двое — от уже упомянутых оффшорок. Называя вещи своими именами, фактически соотношение сил 6 к 5 в пользу «Татнефти». Но представителей Украинского государства достаточно много, чтобы блокировать любое решение.

Кроме того, на собрании заменили председателя правления. Так как до пенсии г-ну Переломе еще минимум лет тридцать, это тоже не катастрофа. Других радикальных перемен в правлении не наблюдалось. Теперь ФГИ должен будет до конца месяца предоставить наблюдательному совету кандидатуру нового его главы.

В общем, все прошло достаточно мирно. Хотя сразу появились желающие сделать из этого трагедию, крича о продаже Родины. Отвечать на вопрос — почему, если все было так дешево, вы сами не купили, — они по понятным причинам избегают, но и шумят-то с другой целью.

У государства акций осталось ровно столько, сколько и было, — ни одной меньше. Более того, по ходу «антиматицынской борьбы» (по фамилии бывшего председателя правления В.Матицына) был восстановлен контроль над МТ-Банком, контрольный пакет которого принадлежит государственной трубопроводной компании «Укртранснафта». Так что на 45% государство может смело рассчитывать. Кстати говоря, то, что при Матицыне госпакет фактически оказался приватизированным, большинство патриотов не тревожило. Некоторых — по той банальной причине, что они были замами председателя правления ЗАО.

А если серьезно… Хотим мы того или нет, но обеспечить загрузку нефтью завода мы не в состоянии. Завод все равно будет у того, кто сможет гарантировать ему сырье.

Арифметика простая: для стабильной работы требуется 500 тыс. тонн нефти в месяц. Украина способна поставлять максимум 150 тыс. Татарстан и его партнеры вполне могут привлечь недостающее. Что происходит при отсутствии поставок по импорту, «в цветах и красках» продемонстрировано два года назад, когда завод лег. Повторять этот эксперимент вряд ли кто захочет.

Если же кому-то обязательно хочется увидеть, как выглядит конечный результат любой войны — неработающий завод, — нет проблем. Он может спокойно приехать в Кременчуг. Там так же, как и на «ЛИНОСе», в Херсоне или Дрогобыче, имеется неработающая установка. Для любителя металлолома этого будет достаточно. Главное — чтобы он не видел других установок. Действительно, пусть себе работают.