ХАЭС: ЛАСКОВЫЙ И НЕЖНЫЙ — ЗВЕРЬ?!

15 декабря едва реанимированную Чернобыльскую АЭС «вырубили» окончательно, и уже через несколько дней о ней забыла пресса, хотя момент закрытия ЧАЭС был торжественным. Мешали очертания двух будущих блоков: шифровка «Х-2/Р-4» ни для кого не была тайной и звучала как шифр к международным валютным средствам, кредитам и займам. При этом участники заинтересованного обсуждения ядерно-энергетических проблем ниже международно-столичного уровня не опускались. А где-то там внизу едва теплилась жизнь в полесской глуши. Нетишин и Кузнецовск — «спутники» Хмельницкой и Ривненской АЭС, современные города с заурядным прошлым и неопределенным будущим. Впрочем, контуры этого будущего очерчиваются ныне «наверху» — суммами кредитов, сроками строительства, определением подрядчиков и тому подобным. Между тем сами АЭС остаются один на один с нынешними проблемами, в которых, словно в капле воды, аккумулируются проблемы всей украинской атомной энергетики. Закрытие ЧАЭС ни на йоту их не уменьшило — скорее наоборот...

Время разбрасывать камни

Если следовать моде «зеленых» сравнивать «атомки» с многоголовыми драконами, то Хмельницкая АЭС ныне — в воспетом («Мені тринадцятий минало») возрасте дракончика-тинейджера с врожденной патологией: только одна действующая голова и три недоразвитые.

Хмельницкая АЭС (сначала ее строительная площадка имела название «Западноукраинская №2») проектировалась как четырехблоковая. Первый энергоблок был введен в действие уже после чернобыльской катастрофы и, хотя не избежал участи всех советских новостроек (его «приняли» аккурат под Новый год — 31 декабря 1987 года), все же считался образцом технического совершенства и безопасности. В 1989-м он вышел на полную мощность, а еще через год, 1 августа 1990-го, под невероятным давлением мощного общественного движения против развития атомной энергетики Верховный Совет УССР объявил пятилетний мораторий на строительство новых АЭС и блоков. Для ХАЭС это означало консервацию 4-го (15% готовности), 3-го (20%) и 2-го (по разным экспертным оценкам, 85—95% готовности) блоков. На время принятия моратория оставалось вложить в строительство 14 миллионов советских рублей — и второй блок, пуск которого планировался как раз на этот год, начал бы действовать. Однако, как грустно шутят в Нетишине, в 1990-м зарыли не столько «ядерный топор», сколько «золото Полуботка» — 360 млн. рублей, уже вложенных к тому времени в возведение второго блока.

Однако это уже сегодня так воспринимаются события десятилетней давности. Тогда же царило всенародное ликование по поводу завоеванной победы. Под обращением о сворачивании строительства ХАЭС на Хмельнитчине подписывались целыми селами и районами: ужасная правда о Чернобыле, которая только начала открываться, затопила волнами страха любые контраргументы и доводы специалистов. Северные районы, в которых «посадили» ХАЭС, были особенно протестными. Ведь они оказались в буквальном смысле меж двух огней: Хмельницкую АЭС и Ривненскую, на которой работали три блока и в 70-процентной готовности находился четвертый, разделяют всего 240 км (кстати, это притом, что стройплощадка под ХАЭС выбиралась из 50 (!) предложенных вариантов). АЭС дружбы, ориентированные прежде всего на энергетическое спонсорство стран социалистического содружества — членов СЭВ, словно знаменовали упадок СССР, превратившись в начале 90-х в объект для ненависти целого региона.

Бег на месте

Первыми от мораторного шока опомнились верхи и уже в 1993 году отменили мораторий на достройку АЭС.

На фоне тогдашнего развала промышленности атомная энергетика и в самом деле выглядела выигрышно. Во всяком случае, на Хмельнитчине она была вне конкуренции.

Хотя каждый следующий год и становился менее благополучным по сравнению с предыдущими, все же ХАЭС превратилась в единственного донора области — в прямом смысле этого слова (в позапрошлом году, скажем, стоимость выработанной ею электроэнергии составила 517,5 млн. грн. — это 32% от объема промышленного производства края). Годы бартерного разгула буквально осчастливили область, позволив использовать возможности ХАЭС «на все сто». Досадными препятствиями в обмене-торговле «дармовой» энергией становились только все более частые планово-непланово-аварийные остановки станции. Собственно, они вообще ставили промышленность Хмельнитчины в ступор: показатели катастрофически падали и, при желании верхов, вполне могли служить серьезной причиной отставки губернатора, как это и произошло два года назад. (Тогдашний премьер В.Пустовойтенко, зная, что ХАЭС уже три месяца планово ремонтируется, объяснял уважаемому и весьма информированному областному собранию, что Е.Гусельников уволен с поста главы облгосадминистрации за самые высокие в Украине темпы падения промышленного производства в области.)

Впрочем, основным аргументом необходимости достройки ХАЭС была отнюдь не ее ведущая роль в экономике края. Как ни парадоксально это звучит, больше этому способствовало учащение и удлинение «веерных» отключений электроэнергии, погружавших во тьму околоаэсовскую зону так же, как и другие территории области. Это было за пределами здравого смысла: ядерный блок, который, используя природные ресурсы края, ежегодно вырабатывает 5,7—6 миллиардов киловатт электроэнергии — и окружающие ее села в сплошном мраке. Это было тем более невероятно, что ХАЭС, создаваемая для экспорта электроэнергии, была переориентирована на внутренний энергорынок, а вырабатываемая ею электроэнергия с лихвой перекрывает потребности самой Хмельнитчины. Итак, подсознательно лелеялась мысль: национальная энергетика все-таки испытывает нехватку мощностей и новый блок ей просто-таки необходим.

Был еще один рычаг влияния на психику общественности: перспективы города-спутника ХАЭС. Нетишин, этот парвеню среди подольских городов, сумел так естественно, без чванства, войти в их содружество, что быстро завоевал благосклонность старших по возрасту, и они тоже прониклись будущим города-спутника. А его без второго блока ХАЭС представить трудно. Одноблочные АЭС в мире существуют, но они и проектировались такими (например, в Испании). Зарубежные АЭС, как правило, расположены в безлюдных местностях и обслуживаются вахтовиками. Они максимально используют существующие структуры окружающих населенных пунктов, не создавая тождественных подразделений. Союз же, с его «экономикой социализма» (то есть отраслевой, ведомственной), практиковал создание «государств в государстве», и атомная энергетика была фантастически богатой отраслью, которая могла позволить себе параллельно с АЭС возводить города — на пустом, как говорится, месте.

Так затерявшаяся в полесских лесах деревенька Нетишин стала современным городом с 37-ю тысячами населения, в котором абсолютно все «завязано» на ХАЭС. Шестая часть горожан работает на станции, другие — обслуживают их нужды. Треть нетишинцев — дети. У них должно быть будущее, но будет ли оно связано с родным городом — сегодня не скажет никто. Ведь плановый рабочий ресурс блока — 30 лет (возможно, 10—20 после реконструкции). А потом? В нынешних условиях говорить о создании тут другого производства, способного занять тысячи рабочих рук, просто несерьезно. Но так же наивно считать, что город, перспективы которого ограничены гнетущими рамками двух, максимум четырех, десятилетий, может на протяжении этого времени работать и жить в режиме психологической стабильности. Следовательно, действующий второй блок — будущее города. И как раз это было основным аргументом для депутатов Хмельницкого облсовета, которые несколько лет назад дали согласие на достройку второго блока.

Решения принимались, документы подшивались, а дело не двигалось. Хотя, казалось, если разрешение есть — за чем же дело стало? Выяснилось — за кредитами. Блок, который на время моратория находился в состоянии «почтиготовности», оказался совершенно не готов к быстрому завершению. Зато самый поздний срок ввода в эксплуатацию второго блока ХАЭС должностными лицами всех уровней — от директора АЭС до Президента государства — назывался один: декабрь 2000 года. Он не изменился и тогда, когда взамен кредитов с января 1998 года в тариф за электроэнергию дополнительно ввели 0,3 цента за каждый киловатт, которые должны аккумулироваться в «Энергоатоме» и идти исключительно на достройку ХАЭС/РАЭС. На развитие «мирной» энергетики заставили работать все государство, и таким образом инвестором достройки двух ядерных блоков стал каждый гражданин Украины.

Однако декабрь-2000 ознаменовался только закрытием ЧАЭС. Второй блок Хмельницкой АЭС остался в планах, кредиты — в обещаниях, доплата — в тарифах. А прогнозируемая дата введения ХАЭС в эксплуатацию в последнее время просто перестала упоминаться.

Для народа —
без народа

Еще меньше обращали внимание на то, как относится к факту достройки второго блока ХАЭС все та же широкая общественность, которая в свое время это строительство приостановила. Движение против наращивания ядерных мощностей, на изломе 90-х возглавляемое в крае руховцами, молодыми политиками, писателями и журналистами, на протяжении десятилетия буквально сошло на нет. Практически ни один из тех, кто в свое время гордился личным вкладом в принятие моратория, за последние годы не подтвердил позицию непримиримого борца с «мирным» атомом — ни словом ни делом.

Глас общественности на протяжении десятилетия прорвался лишь раз, в ноябре 1998 года, когда воспитанный в европейском духе ЕБРР перед принятием решения о предоставлении кредита жаждал его, этот голос, услышать. Украинская сторона согласилась на этот шаг «через не хочу», сознавая, что ничего хорошего для себя она не услышит. Общественные слушания в Нетишине, на которые собрались представители трех окружающих районов — Славутского, Изяславского, Шепетовского плюс общественные активисты из областного центра, — были насквозь пронизаны ощущением фальши. Столичные гости — представители «Энергоатома» — почти не скрывали отношения к слушаниям как к обычной формальности, а к их участникам — как неминуемой неприятности, которую нужно пережить. И люди тоже понимали: их слушают, но не слышат.

А между тем на слушаниях выкристаллизовались четкие требования жителей 30-километровой зоны (хотя сама эта зона, как сказал тогда один столичный чиновник, выдумка и самозванка: она существует и дает какие-то льготы своим жителям только вокруг Чернобыля). Сознавая, что второй блок будет достраиваться, пусть бы они даже кричали, люди предложили хотя бы разработать систему компенсаций за вынужденную необходимость мириться с опасным соседством. А именно: прекратить отключения электроэнергии в зоне ХАЭС; за ее счет улучшить социальную ситуацию, бытовые условия, медицинское обслуживание, ввести обязательное льготное страхование здоровья и жизни граждан, проживающих на близлежащей территории. Но единственная льгота, распространявшаяся на эти районы и тогда, и теперь, — уменьшение на 25% платы за электричество. Да и эта «льгота» возмещается за счет других энергопотребителей.

Озабоченность общественности так и осталась гласом вопиющего в пустыне... Было по крайней мере странно наблюдать раздражение и.о. гендиректора ХАЭС В.Софиюка по поводу вопроса одного из участников недавнего депутатского дня Хмельницкого облсовета о мнении общественности относительно второго блока: «На каждый роток не накинешь платок». Хотя стоит ли удивляться, если этот депутатский день на ХАЭС, официально проведенный в ноябре 2000 года, был едва ли не единственным проявлением общественного внимания и озабоченности этими проблемами на протяжении двух последних лет.

«Думайте о людях, а не о блоках!» — этот наболевший возглас, который можно было назвать лейтмотивом слушаний в 1998 году, в стране не услышал никто...

Имеем то, что...
Что имеем?

А кто, собственно, должен был реагировать на требования международной общественности, если упомянутые два года были, без преувеличения, самыми напряженными в истории ХАЭС?! Общественность «внутренняя», то есть трудовой коллектив, эта элита элит в промышленности любого государства, оказалась в роли работяг без зарплаты: бартер и взаимозачеты обескровили отрасль. Не дождавшись зарплаты за несколько месяцев, в начале 1999 года атомщики объявили предзабастовочную готовность. В Нетишине под открытым небом развернулся палаточный городок, в котором после работы несли вахту инженеры, механики, программисты. «Голодный оператор АЭС опаснее пьяного водителя за рулем!» — этот лозунг наиболее полно отражал и момент, и настроения.

Финансовые проблемы лихорадили отрасль два года. За это время попытку хоть как-то привести в порядок ситуацию предпринял только В.Куратченко, но скорая его отставка снова возвратила все на круги своя. Атомщикам было что терять: средняя зарплата на ХАЭС составляла в то время 480 грн. и входила в тройку самых высоких в стране. Не вызывало никаких сомнений, что квалифицированные работники-атомщики и должны зарабатывать большие деньги. Но к тому времени в отрасли практически неизменной осталась советская система оплаты труда... Да и налогообложение добивало: по действующему законодательству налоги снимались немедленно за каждый выработанный киловатт, который на склад не положишь и под полой не спрячешь.

Порядок с оплатой труда на АЭС более или менее наладился только с предоставлением полномочий куратора ТЭК Ю.Тимошенко. Хотя нынешняя ситуация и далека от настоящего рынка, по крайней мере ограничен произвол в отрасли. 10 ноября прошлого года с хмельницкими атомщиками наконец-то рассчитались по зарплатам. Однако финансовые неурядицы свое черное дело уже сделали. Кроме долговых ям, из которых не скоро выберутся «атомки», в отрасли расширились кадровые «черные дыры».

Кадры для АЭС — вообще тема отдельного исследования. Несколькими словами ее охарактеризует председатель профкома ХАЭС Б.Диордиев: «Чтобы подготовить действительно квалифицированного специалиста, нужно 5—10 лет послевузовской практической работы на блоке. Да и вуз должен давать полноценную теоретическую базу. Сегодня в Украине остался единственный вуз, где готовят специалистов для АЭС, — Киевский политех. Сам я заканчивал Одесский политехнический, и это была хорошая школа; но сейчас его выпускники не могут пройти даже входной контроль. Профессия требует еще и постоянного повышения квалификации и непрерывности образования. У нас же распространилось эдакое наплевательское отношение к специалистам: уйдет — не велика потеря, на его место очередь. Вот и поуходили: на атомные в Россию, Иран, Китай. Порой уход и одного-единственного специалиста становится непоправимой потерей — а их уехали сотни».

В этом контексте уместно вспомнить еще об одном обстоятельстве, отнюдь не способствовавшем стабилизации ситуации на станциях, — бесконечная замена директоров. Кадровая чехарда в управленческих структурах, которая снимает любую ответственность, порождает вседозволенность и, к сожалению, почти неминуемо снижает планку профессионализма и требовательности к каждому следующему держателю руководящего портфеля, — на Хмельницкой атомной проиллюстрирована наглядно. И хотя многолетний директор ХАЭС В.Сапронов был еще той закалки человек, но, почувствовав полную свободу, он превратился в диктатора, ставшего для персонала станции не то что верховным, а единственным олицетворением власти. Над собою же столь всеобъемлющего контроля он, похоже, не чувствовал вовсе. Последствия не замедлили сказаться: превышение служебных полномочий, откровенные злоупотребления привели к возбуждению против генерального нескольких уголовных дел. Сапронов бросился в бега, то есть, проще говоря, перебрался на ПМЖ в родную Россию, откуда его никто и не старался достать.

Н.Дудченко, делегированный из ВР на место беглого Сапронова, во времена руководства своего предшественника считался его оппонентом — может, именно это и способствовало депутатству Николая Петровича. Но и его демократические манеры на директорском посту почему-то не срабатывали. Впрочем, уже спустя год его назначили председателем НАЭК «Энергоатом». Новое назначение позволило ему оставить на ХАЭС «своего человека» — именно так воспринимался на станции Юрий Недашковский — замдиректора по экономике (работал на ХАЭС с 1983 года с перерывом на коммерческую деятельность). Тем не менее, едва директорский стаж Недашковского чуть перевалил за год — он тоже занял президентское кресло в «Энергоатоме» (правда, после В.Бронникова).

Два вышеназванных директора запомнились разве что определениями, свидетельствовавшими об их приоритетах: «политик» и «финансист». С тех пор, как фактическим руководителем отрасли стал «Энергоатома», директора АЭС потеряли не столько вес, сколько самостоятельность. Однако считать, что вся полнота власти сосредоточена в руках президента «Энергоатома», пожалуй, нет оснований хотя бы потому, что за непродолжительное время на эту должность назначались люди с революционно коротким стажем директорства на самой малой в Украине АЭС.

На самом деле все это время ХАЭС руководил ее главный инженер — В.Софиюк, имеющий репутацию неплохого специалиста, но чистого «технаря». В новый 2001 год он вошел уже без надоевшей добавки «и.о.», став очередным гендиректором ХАЭС.

Мы строили, строим... и будем строить

Второй энергоблок Хмельницкой АЭС начали сооружать в октябре 1984 года и должны были сдать к концу 1990-го. Мораторий опередил это событие на неполных полгода. Логично было бы считать, что после снятия моратория в октябре І993 года достройка потребует не намного больше времени и средств. Однако несколько лет, прошедших в ожидании иностранных кредитов, под уже обычный аккомпанемент политического шума о невероятной вредности моратория, медленно разрушали не только сам блок, но и строившие его структуры...

Зарубежные займы все не поступали, и Кабмин издал постановление о повышении с 1 января 1998 года тарифов на электроэнергию «путем установления целевой надбавки к общему тарифу для НАЭК «Энергоатом» в размере, достаточном для достройки энергоблоков №2 Хмельницкой и №4 Ривненской АЭС в соответствии с графиками строительства». Это же постановление обязывало «Энергоатом» «обеспечить целевое использование средств и ценных бумаг для выполнения работ, закупки оборудования и комплектующих, необходимых для достройки указанных энергоблоков».

Через год, проверяя целевое использование средств, Счетная палата укажет: «На достройку энергоблока №2 Хмельницкой АЭС в 1998 году планировалось направить 242 600 тыс. грн... Фактически... было выделено 77 669 тыс. грн., в том числе взаимозачетами — 64 596 тыс. грн., с которых 55 166 тыс. грн. за счет целевой надбавки...» Дальше в акте значатся восьмизначные суммы дебиторской задолженности, которая на время проверки так и не была уплачена.

Проверка Счетной палатой использования «Энергоатомом» средств на достройку блоков АЭС обнаружила отнюдь не целевое их применение. Так что затраты ХАЭС осуществлялись в общепринятом русле...

Непосвященному человеку трудно понять затраты столь громадного строительства, коим является энергоблок АЭС. Тем не менее понятно — необходимы значительные средства. Но где же их найти, тем более что в очередных расчетах указывалось конкретно, сколько денег нужно для завершения строительства и монтажа второго энергоблока ХАЭС. Однако цифра каждый раз была другой...

События нельзя опережать — ведь их никто не подгоняет. Но хоть немного наблюдательному человеку совершенно ясно: никто не заинтересован в том, чтобы энергоблоки как можно скорее вошли в действие. Иначе второй блок ХАЭС, до пуска которого в 1990 году оставалось пять месяцев (а до того он строился пять с половиной лет), не мурыжили бы в неизвестности семь лет после снятия моратория. «Нет денег» — это отговорка для людских ушей. Каждому, кто хоть раз в жизни что-нибудь строил, известно: если средства ограничены, то направлять их следует только на стройку, а не распылять на всякую всячину. Это непосредственно касается АЭС: ведь тут на первом месте — безопасность, посему все материалы должны быть наивысшего качества, от десятикратно проверенных поставщиков.

Мне бы очень хотелось, чтобы наши читатели решили несложную задачку: сосчитали, сколько денег вложила их семья за три последних года в сооружение двух украинских атомных блоков, отдавая на эту поистине всенародную стройку в обязательном порядке 0,3 цента за каждый использованный киловатт?

А я тем временем полистаю некоторые документы, разные: подписанные руководством ХАЭС соглашения на приобретение оборудования, акт проверки ХАЭС госналоговой администрацией в Хмельницкой области от 26 мая 2000 года и т.п., из которых очень хорошо видно, как эти копейки, оторванные буквально от сердца неимущими стариками, многодетными семьями, малообеспеченными и инвалидами, да и просто нормальными и вполне благополучными семьями, превращаются в миллионы, объединяются с бюджетными средствами, доходами АЭС — и расходуются...

«Обращает внимание планирование затрат, — подчеркивают налоговики, — в частности на 1999 год запланированы затраты на производство 1 кВт.ч электроэнергии 3,886 коп., хотя фактические затраты 1998 года — 2,507 коп., следовательно, запланированные затраты превысили базовый уровень 1998 года в 1,5 раза». И далее: «В 1999 году материальные затраты возросли по сравнению с 1997 годом в 1,3 раза, амортизационные — в 2 раза, хотя за последние 3 года переоценка основных фондов не проводилась...

Фактические затраты на содержание оборудования возросли вдвое, хотя технологические нормы не изменились. Проведенный выборочный анализ приобретения оборудования, запасных частей, ТМЦ, предоставление различного рода услуг в расчетах за электроэнергию в форме взаимозачетов и вексельного оборота с участием посреднических структур, где в отдельных случаях имеет место завышение цен по сравнению с обычными на период приобретения или различного рода вознаграждения, учтенные в цене».

«Основными посредниками в поставках оснащения, запасных частей, оргтехники, ТМЦ являются посреднические структуры, хотя на предприятии есть служба снабжения, обеспечивавшая производство в течение всего существования атомной станции». И перечисляются посредники — крупнейшие дебиторы: киевские предприятия ЗАО «Промэнергоэкспорт» — 11,5 млн. грн., ЗАО «Сталь» — 9,1 млн. грн., ООО «Дельта» — 9,6 млн. грн., ООО «ОЛЕ» — 6,7 млн. грн., ООО І.С.К. «Норд» — 5,1 млн. грн.; ривненские — МЧП «Макс» — 8,3 млн. грн., «Стаго» — 4,0 млн. грн., МП «Дубас и сын» — 4,5 млн. грн., ООО «Мотет» — 1,4 млн. грн.; нетишинские — «Созвездие» — 7,9 млн. грн., МЧП «Ишим» — 1,3 млн. грн., ЗАО «Антей» — 1,8 млн. грн., МП «Спектр» — 715 тыс. грн.; житомирское ЧП «Надежда» — 10,3 млн. грн.

Из акта вытекает, что дебиторская задолженность по посредническим структурам возникла в результате передачи векселей авансом в счет текущих расчетов, передачи права требования долга (начиная с 1997 года), посреднических услуг в проведении взаиморасчетов.

Работа с дебиторами малоэффективна, большинство проведенных сопоставлений актов дебиторами не подтверждено. По искам в суд на сумму 26,8 млн. грн. признаны долговые обязательства лишь на 9,8 млн. грн. (36,7%). Хотя и сами иски — формальность, поскольку ни в одном из проанализированных соглашений нет никакого имущественного залога. В 1999-м ХАЭС списала на убытки возникшую в 1995—1996 годах сумму в 772,6 тыс. грн. безнадежной дебиторской задолженности. В 2000 году заканчивался срок исковой давности к дебиторам на сумму 57,2 млн. грн., из которой, по мнению налоговиков, предполагалось списать на убытки 26,1 млн. грн. (и 15,4 млн. грн. — на валовые затраты). Это касается задолженности по операциям, проведенным с 1 июля 1997 года. Как следствие, прогнозировали проверяющие, после 1 июля 2000 года бюджет недополучит 4,6 млн. грн.

«Денег у нас мало, потому и проблем много», — сокрушаясь вздыхал полтора года назад главный инженер ХАЭС В.Софиюк. А тогдашний гендиректор ХАЭС Ю.Недашковский, выступая осенью 1999 года на заседании областной организации Союза предпринимателей и промышленников Украины, развил этот тезис: «Сегодня стоимость достройки второго блока — 663,3 млн. грн. Очень высокая пусконаладочная готовность блока. Но за время простоя многие технологические системы стали физически непригодными, морально устаревшими, особенно автоматические системы управления технологическими процессами. Их сегодня нужно покупать только на Западе — ни у нас, ни в СНГ они не производятся. За счет целевой надбавки мы можем полностью выполнить пусконаладочные работы, монтаж технологических систем и довести энергоблок до программного пуска 1-го и 4-го насосов. Дальше нужны средства на закупку импортного оборудования...»

Нехватка финансов почти физически ощущается в словах высоких должностных лиц.

Но в уже упоминавшемся акте читаем о тогдашних затратах: «По данным инвентаризации по состоянию на 01.10.99 г. обратили на себя внимание парогенераторы-1000пг, которых на складе ХАЭС четыре штуки производства «Атоммаш» Волгодонск, Россия, со значительными расхождениями в ценах, из них два поставлены производителем в 1993—94 годах по ценам соответственно 4,7 тыс. грн. и 52,6 тыс. грн. В 1997 году при наличии на складе двух парогенераторов, с участием украинско-российской совместной фирмы «Инэк» ...поставлено еще два аналогичных парогенератора по цене 8,8 млн. грн. на сумму 17,6 млн. грн., что в 167 раз превышает цену 1994 года, а в долларах США — в 30 раз. Из общей суммы поставки накладные расходы, или вознаграждение, составляют 5,4 млн. грн. (44,3%), между тем как затраты по доставке и таможенные процедуры составляют 805 тыс. грн. Из приведенного примера работы на склад (вспомним нарекания тогдашнего директора на физическое и моральное старение оборудования. — Авт.) с высоким процентом вознаграждения можно сделать вывод, что основная цель — это обеспечение средствами посреднических структур путем комиссионного вознаграждения за предоставление посреднических услуг, хотя тогда имела место задолженность по заработной плате перед работниками предприятия и перед бюджетом».

И следующий абзац: «В 1999 году приобретено оснащения на сумму 38,9 млн. грн., из него сдано в монтаж только на сумму 8,4 млн. грн., или 21,6%, находится на складах его основная сумма 30,5 млн. грн.»

Миллион туда, миллион сюда — это такая мелочь для ХАЭС, ежедневно вырабатывающей электроэнергии на миллион гривен! Поэтому неудивительно, что и целевая надбавка использовалась аналогичным образом.

«Из суммы 265 млн. грн., реализованной в счет целевой надбавки электроэнергии оплачено в 1999 году 63,8 млн. грн., или только 24,2% товарной продукции 1999 года и 15,1% — с учетом задолженности за 1998 год (158,7 млн. грн.)... Реализация электроэнергии в счет целевой надбавки проводилась по договорам ДХ-2 (достройка ХАЭС блока 2) также с участием посреднических структур (приложение на трех страницах), имеющихся в перечне дебиторов по состоянию на 01.01.2000 г. в значительных суммах, а именно МП «Ишим» г.Нетишин (1,3 млн. грн.), ООО «Дельта» г. Киев (9,6 млн. грн.), ООО І.К.С.«Норд» (5,1 млн. грн.). Условия расчетов аналогичные, как и в целом по ХАЭС. В договорах ДХ также предусмотрены вознаграждения — это вышеприведенные примеры: ООО «Прикарпатинвест» г. Коломыя, ООО «Агробудтехніка» г. Хмельницкий, ООО «Нефтеэнерготранс» г. Запорожье, где предусмотрено вознаграждение на уровне фактически выполненного денежного обязательства, или 50% суммы погашенной задолженности».

Подобные примеры можно нанизывать бесконечно. Ведь разве что-то изменилось после упомянутой проверки — впрочем, как и после прочих многочисленных? Даже после того, как в отрасль пошли «живые» средства. Даже после июля прошлого года, когда постановлением Кабмина на достройку ХАЭС-2/РАЭС-4 ежедневно начали выделять 2,1 млн. грн. Даже после очередной смены директоров. Аналогичные соглашения, посредники, оплата, вознаграждение... По соглашению с ООО «Кассом» (Киев), заключенному в августе прошлого года, за детали трубопровода ХАЭС только в августе-сентябре 2000-го перечисляет почти 3 млн. грн. Производитель деталей — российское ОАО «Белэнергомаш», поставлявшее свою продукцию на ХАЭС еще с советских времен. Прямые — без посредников — поставки обошлись бы дешевле. Но кого это волнует? Есть средства — нужно их расходовать, с пользой... Для кого?

Помните, на сколько процентов был готов 2-й блок в І990? А через 7, 8, 9 лет? Вспомните процитированное выступление Ю.Недашковского. Сравните с выводом проверки в мае 2000-го: «В 1999 году использовано капитальных вложений за счет целевой надбавки 63,2 млн. грн., что составляет 23,7% от плана финансирования капитальных вложений на 1999 год. В то время фактическое выполнение по объектам производственного назначения 34,4 млн. грн. при плане капвложений 202 млн. грн., что составляет 17%, и жилищным объектам 10,8 млн. грн. при плане 11,9 млн. грн., или 90,8%. Следовательно, относительно использования целевых средств в 1999 году, то в удельном весе к плану финансирования больше использовано на социальную инфраструктуру, а не на производственную». И вы придете к выводу, что средства, поступающие на достройку, просто не осваиваются.

Председатель правления ОАО «Управление строительства ХАЭС» И.Шевцов это подтвердит: «Мы должны осваивать строительно-монтажных работ на 15—18 млн. грн., а выполняем на 4—5». И дальше пожалуется на недостаточное финансирование и на то, как управление без ножа режет налоговая, изымая имущество, без которого обойтись невозможно. Но скромно промолчит о том, что возглавляемому им стройуправлению фактически уже негде осваивать средства, т.к. второй блок... построен. Остались монтажные и наладочные роботы, а по собственно строительству — почти мелочи.

Но средства выделяются на достройку — вот и продолжают создавать видимость большого строительства.

Сегодня же самое актуальное — именно приобретение оборудования. И — гарантии его качества. И здесь мы неминуемо возвращаемся к современной практике ХАЭС — работать через посредников. Каких гарантий приобретенной втридорога продукции можно ждать от того же «Кассома» — предприятия (основанного двумя лицами), зарегистрированного на одной из киевских квартир, до операций с ХАЭС вообще не действовавшего! И кто будет гарантировать качество гермоклапанов, купленных у ООО «Материк», зарегистрированного в селе Олешин Хмельницкой области?

Десятки подобных вопросов превратятся в один огромный: об уровне безопасности атомной станции. И, несмотря на оптимистические заверения специалистов, этот уровень не будет вызывать никакого доверия.

Блажен, кто верует

Закрытие Чернобыльской АЭС и программа строительства двух энергоблоков повлекли немало публикаций об атомной энергетике и ее необходимости для Украины. У специалистов — свои резоны. Но они должны руководствоваться прежде всего национальными интересами. А эти интересы требуют выяснить, на что расходуется электроэнергия в стране, в которой практически «лежит» производство? Махонький пример: на Хмельницкой кондитерской фабрике внедрение энергосохраняющих технологий позволило сэкономить 30% электропотребления.

И все равно превыше всего — фатум достройки двух энергоблоков АЭС. Как неизбежность: не обойти — должно произойти, как бы там ни было. Запад и правительство Украины подчеркивали необходимость кредитов. Западу это, вероятно, выгодно: будет кредитовать приобретение оборудования, а Украина все равно за это будет рассчитываться. Кабмин, возможно, надеется, что использование предоставленных кредитов Запад все же проконтролирует, а следовательно, энергоблоки все же будут достроены и будут соответствовать современным стандартам безопасности.

Немало людей, причастных к достройке отечественных энергоблоков на АЭС, не в восторге от предоставления кредитов: мол, Запад сам у себя купит, а остальное — разворуют еще в столице. Между тем объявление нового срока сдачи второго блока ХАЭС в эксплуатацию — 2004 год — у специалистов вызывает скепсис. Приходилось слышать и о том, что энергоблоки вообще неизвестно когда станут в строй, если вообще будут построены: заинтересованные озабочены не результатом, а процессом, что позволяет им... жить безбедно.

2004-й по многим причинам — самый выгодный срок: все будут заняты президентскими выборами, не исключена вероятность «смены элит», а новой, возможно, не помешает неистощимый источник «доходов» — из бюджета, от народа, международных организаций и т.п., каковыми будут оставаться все еще недостроенные энергоблоки украинских АЭС.

Как ни печально, но и подобная мысль логична: реальность заставляет верить даже в это. Поскольку все происходящее сейчас в атомной энергетике Украины (да, вероятно, и вообще в энергетике) отнюдь не похоже на глубоко продуманную и четко спланированную систему действий, действительно направленных на защиту национальных интересов. Поэтому украинская атомная энергетика все больше уподобляется некогда комфортному автомобилю, в котором очень удобно и приятно ехать, если все в порядке. Но когда запчасти теряются по дороге и неизвестно, где автомастерская (за рулем, возможно, и неплохой водитель, но он не механик и, тем более, не конструктор, а все конструкторы вообще поуезжали), да и автомобилей такой марки уже давно никто не выпускал... И дороги — спаси Господи, и правил никто не придерживается...

Но пока авто двигается — мы едем. Потому что существует инерционное движение. А потом?