Украинская демократия за последние десять лет сделала значительный шаг в своем развитии, и даже то обстоятельство, что наши сограждане очень по-разному оценивают ее реальное содержание, служит лишним свидетельством состоятельности последней. Вместе с тем не секрет, что репутация процесса демократических реформ оказалась в Украине подмоченной. Сами понятия «демократия» и «реформы» являются настолько скомпрометированными в глазах наших избирателей, что лишь немногие из тех, кто отважился использовать их в качестве бренда в выборных баталиях, сумели удержаться на политическом Олимпе.
Коллизии переходного периода
Как правило, политические обозреватели склонны усматривать некоторую ущербность отечественной демократической системы в ее несоответствии западным стандартам, что обусловлено нашим коммунистическим прошлым. Безусловно, развитие демократии в посткоммунистических странах, где историческая преемственность и даже культурная традиция были искажены более чем 70-летним периодом революции и государственного насилия, имеет свои характерные недостатки. В нашей прессе уже неоднократно рассматривались те из них, что проистекают из ситуации переходного периода (рецидивы командно-административного подхода в экономике, неразвитость институтов гражданского общества, отсутствие среднего класса и т.п.). Здесь же речь пойдет о тех обозначившихся в последнее время коллизиях и тенденциях, которые носят всеобщий характер и являются серьезным вызовом развитию демократии ХХ1 века. Их внутренняя логика заключена не столько в обстоятельствах собственной истории, сколько в тех глобальных экономических трансформациях, в контексте которых складывается судьба украинской государственности в целом и модель демократического выбора в частности. Влиянием такого рода глобальных факторов объясняется то, что хотя Украина по Конституции является социальным государством, фактически первые десять лет своего независимого существования она развивалась в форме либеральной демократии с ее приоритетом либеральных ценностей над ценностями классической демократии, в частности основных свобод и прав человека над социальным равенством.
Либерализация экономики в украинском варианте (сертификатная приватизация, присвоение теневиками пакетов акций, формально числящихся в собственности государства и т.п.) не только не обеспечивала глубокого структурирования отношений собственности (как в Польше или Венгрии), но привела к огромному социальному расслоению общества на бедных и богатых (когда разница в доходах достигает соотношения 1:50). Возникшая ситуация чревата социальной и политической нестабильностью, а, главное, она абсолютно выпадает из общего контекста развития европейской демократии. То, что в развитых странах Запада считается нежелательным результатом либерализации экономики, ее неизбежными издержками (вызывающе показушное богатство «новых украинцев» на фоне тотального обнищания и маргинализации большинства населения), выступает для посткоммунистических стран как норма, едва ли не как фирменный знак демократии.
На самом же деле возрастание экономического неравенства (с концентрацией богатства и власти в руках небольшой группы олигархов) представляет угрозу демократическому развитию и является скорее атрибутивным признаком стран третьего мира. По некоторым признакам (уровню валового национального продукта на душу населения) Украина за последние годы весьма приблизилась к этой опасной черте.
Именно этим объясняется непопулярность и компрометация процесса демократических реформ в посткоммунистических странах Восточной Европы, где большинство населения привычно полагает, что социальное государство должно нести определенную моральную и правовую ответственность за судьбу своих малоимущих граждан. В западном мире, особенно в Европе, социал-демократические правительства прилагают огромные усилия для выравнивания доходов населения, справедливо считая это важнейшей предпосылкой обеспечения социальной солидарности и политического консенсуса. Практически почти все европейские модели «социального государства» предусматривают использование рыночных механизмов сокращения экономического неравенства.
К сожалению, это обстоятельство ускользает от внимания многих наших экспертов. Педалируя значимость факторов экономического роста на том основании, что низкий уровень доходов на душу населения и несформированность среднего класса тормозят развитие демократических преобразований в Украине, они недооценивают роль социально-экономических коллизий, обусловленных поляризацией доходов. Теоретической предпосылкой такого подхода служит концепция неолиберального индивидуализма, в свете которой огромное социальное неравенство является неизбежным атрибутом экономического процветания и оно постоянно смягчается посредством механизмов «просачивания богатства вниз» (так называемый «вашингтонский вариант»).
Привлекательность такой концепции для Украины объясняется явной или неявной соотнесенностью с американским способом и качеством жизни, американской моделью либеральной демократии, открывающей большие возможности для самореализации личности.
Дрейф к либеральному радикализму
Между тем в самих США происходят весьма знаменательные процессы. Люди, любящие Америку, с огорчением замечают, что США последних два десятилетия заметно дрейфуют от классической западной модели «государства всеобщего благоденствия» в направлении либерального радикализма, когда власть устраняет все препятствия на пути еще большего обогащения богатых. Времена, когда Дж.Кеннеди впечатлял своих современников словами: «Не спрашивай, что Америка может сделать для тебя, а спроси, что ты можешь сделать для страны?», давно прошли. Сегодня подобные призывы воспринимаются лишь как популистская риторика и могут привести к крушению политической карьеры. Проблемы девальвации общественно значимых ценностей, возрастающего социального расслоения, начиная с эпохи Рейгана, глубоко тревожат влиятельных западных аналитиков. В этом отношении весьма показательными являются свидетельства известного американского теоретика Дж.Кеннета Гелбрейта, который в своей книге под красноречивым названием «The good society» («Справедливое общество») подчеркнул, что наиболее серьезный вызов современной западной демократии представляет именно противоречие между бедностью и богатством, огромное неравенство в распределении материальных благ. Именно оно противоречит сути и целям открытого демократического общества, выявляет возможность злоупотребления властью со стороны корпоративной и клановой бюрократии и даже несет в себе, по выражению Дж.Сороса, прямую угрозу «нового тоталитаризма».
К сожалению, такого рода предостережение западных гуру представляются весьма умозрительными для граждан посткоммунистических стран: аскетизм большевистской идеологии обязывал их к длительному самоограничению, но сейчас они спешат наверстать упущенное.
Агрессивное всезахватывающее потребление становится для многих граждан основной формой самореализации личности, способом жизни, ее главным смыслом. Подобный разгул потребительской демократии (утрата социально значимых целей, социальной солидарности, возведение избыточного индивидуального потребления и культа жадности в добродетель) приобретает повсеместный характер и вызывает обеспокоенность европейских аналитиков, которые склонны усматривать в этом признаки упадка, своеобразный декаданс постиндустриального общества. Наши правые и даже левоцентристы не склонны драматизировать подобное событие ситуации, полагая, что возрастающее индивидуальное потребление служит стимулятором оживления внутреннего потребительского рынка, отечественного производства (как традиционный путь становления либеральной демократии в условиях переходного периода). Как наши, так и зарубежные политики сегодня много рассуждают об экологических императивах, устойчивом экономическом развитии (sustainable development). И для этого находятся весомые аргументы.
Однако они не могут избавить от впечатления, что в тенденции речь идет об утверждении в Украине не столько классической социально ориентированной модели демократии, сколько об утверждении традиционных ценностей либерализма за счет демократии. И не только в Украине. Хотя в публичной риторике наших и новых европейских лидеров все еще используются такие идеологемы, как «гражданская ответственность», «общественное благо», «государство всеобщего благоденствия» и т.п., — все это не более чем символы уходящей эпохи. Они составляют привычный антураж избирательных кампаний, но не соответствуют больше современной политической рациональности ни в Украине, ни в странах Запада. И сегодня в преддверии новых выборов мы уже не ждем таких лидеров, которые пожертвуют своими личными интересами ради благополучия народа, и вправе лишь мечтать о таких, которые осознали бы свои интересы через призму общественного благосостояния.
Иначе говоря, в складывающейся сегодня системе «нового мирового порядка» Украина и Запад ориентируются на одну и ту же систему ценностей — неолиберального рыночного фундаментализма. Поэтому у нас больше общего, чем представляется, исходя из различия в доходах на душу населения и в стандартах качества жизни. Нас объединяет главное — потребительская философия жизни, которая, будучи порождением экономической глобализации, одновременно является основным препятствием на пути устойчивого экономического развития и демократических преобразований. Ведь стремительное распространение наркомании в Украине, вырубка лесов в Карпатах (с последующими разрушительными наводнениями), уничтожение тропических лесов в дельте Амазонки и выход США из Киотского протокола (регулирующего выброс промышленных газов в атмосферу) — явления одного порядка. Перед ним оказывается бессильной любая власть, любые правовые и конституционные акты, христианские гуманистические традиции и даже здравый смысл, ибо они знаменуют, по выражению Н.Бердяева, «торжество буржуазного духа» эпохи потребления и наступления эры «безбожной мещанской цивилизации». Так сказать — апофигей рыночной демократии.
Потому не стоит педалировать значение нашей специфики как страны с переходной экономикой. Мы успешно интегрируемся в систему рыночной демократии с ее приоритетами интересов личностей перед интересами общества, государства. Однако нам гораздо труднее даются правила достижения политического консенсуса. А ведь именно в странах с переходной экономикой непродуманная приватизация и либерализация порождают острый конфликт интересов различных социальных групп, который не может быть разрешен путем победы одних над другими. Даже если эта победа достигнута легитимно — в результате завоевания парламентского большинства. Ибо, как свидетельствует европейский опыт, единственным надежным базисом развития новых демократий может служить социальная солидарность, достигнутая за счет компромисса всех политических сил.
«Восстановить политический консенсус»
А с этим в Украине не очень ладится. Все хотят только сокрушительной победы над политическим соперником, ссылаясь при этом на свое монопольное владение истиной и уж, конечно, на интересы народа. И хотя велик соблазн списать ответственность за возрастающую социальную напряженность в нашем обществе на счет зловредности или номенклатурного происхождения нынешней украинской власти, это было бы полуправдой. Власть и оппозиция у нас именно такие, каких мы заслуживаем. Они обладают как общими достоинствами, так и страдают (в нашем случае, возможно, наслаждаются) одними и теми же пороками, главный из которых, как известно, гордыня, неумение договариваться и даже слушать друг друга. Наши политические лидеры как во власти, так и в оппозиции, декларируя свою верность курсу демократических реформ и всячески открещиваясь от своего советского прошлого, от большевиков, позаимствовали у последних главное — абсолютную нетерпимость и неуважение к политическим оппонентам. Политические силы, представляющие в нашей ВР большинство, как правило, считают невозможным да и ненужным договариваться друг с другом, а тем более — с левыми силами. Левые либо демонизируются в качестве зловещей «третьей силы», либо третируются как политические маргиналы и вообще отвергаются как полноправные партнеры переговорного процесса.
Между тем такой подход противоречит букве и духу демократии. Ведь признание различия и даже конфликта интересов и точек зрения, умение договариваться, готовность к компромиссам составляют не внешнюю форму, а самую сущность открытого демократического общества. Не случайно западные политические лидеры и влиятельные международные организации (МВФ, Всемирный банк, ПАСЕ, ОБСЕ и др.) настоятельно требуют от украинских властей «восстановить политический консенсус», придерживаться курса демократических реформ, что предполагает открытый публичный характер разрешения конфликтов посредством достижения согласия на основе баланса интересов всех заинтересованных сторон.
Разумеется, в обстановке острой политической конфронтации такие рекомендации демонстративно отвергаются как «диктат» или «вмешательство во внутренние дела». Вместе с тем, справедливости ради, отметим, что сегодня наши политические лидеры поступают более взвешенно — не так, как следует из собственных предпочтений и официальных заявлений, а скорее сообразуясь с логикой конкретной политической ситуации, демонстрируя больше гибкости и умения считаться с реалиями действительности. Они постепенно осознают необратимость глобальных социально-экономических изменений, в контексте которых понятия государственного суверенитета и даже национальных интересов теряют свой абсолютный смысл и сакральный характер. Об этом свидетельствует свежий опыт европейской интеграции, когда основные права человека и гражданской свободы, как считает Вацлав Гавел, обретают несомненный приоритет перед такими традиционными понятиями, как государственный суверенитет и национальные интересы. Ведь (если отвлечься от обид и комплексов, связанных с непростыми взаимоотношениями государств в однополярном мире) экономическая глобализация объективно способствует тому, что развитие новых независимых государств во многом определяется факторами, которые лежат вне пределов влияния легитимно избранных органов власти национальных государств (финансовые рынки, СМИ, экологические процессы и т.д.). Они требуют новых подходов, новой постановки усложняющихся вопросов принятия решений на национальном, региональном и глобальном уровнях, делегирование ряда властных полномочий национальных государств авторитетным международным организациям (типа ООН, ОБСЕ, ПАСЕ), перераспределения функций управления между государством и институтами гражданского общества и многое другое.
И хотя нерешенность такого рода вопросов внешне проявляется как кризис украинской управляемой демократии, осознать их подлинный смысл невозможно лишь на уровне национального исторического опыта. Их постановка и решение могут быть убедительны лишь в более широком формате — в контексте эволюции основных целей и базовых ценностей европейской цивилизации, в рамках которой развитие украинской демократии обретает долгосрочную перспективу.