Каждый раз, записывая обращение к украинцам, президент должен излучать оптимизм. Но, выйдя из кадра, он может позволить себе ссутулиться. Врач военного госпиталя, сутки простоявший возле окровавленного стола, может выругаться и, не стесняясь коллег, свалиться в мертвый сон усталости. Айтишник, инженер, кабинетный бюрократ, когда завоет сирена, может опустить расслаблено плечи и не скрывать эмоций в кругу коллег. И только в одной профессии всегда нужно быть с прямой спиной. Это профессия учителя. Ведь он многим обязан. Обязан ученикам, потому что они ищут в нем опору. Обязан их родителям, потому что они боятся за своих детей и полагаются на учителя. Обязан себе, потому что понимает, что является не просто передатчиком знаний, а опорой, столпом, спиной. Спиной, которая болит. Спиной, которая печет и выгорает.
Что происходит сейчас с учителями, которые держат на себе всех?
Бег по треугольнику
Как-то вечером я зашла в школьный кабинет, где молодая учительница, почти ребенок, проверяла тетради. Слезы горохом катились по щекам и падали просто на ученические тетради. «Что случилось? Ты почему до сих пор здесь?» — спрашиваю. «Ничего не случилось, я просто», — отвечает. И я понимаю, что означает это «просто». Четыре воздушных тревоги за день, сорванные уроки, к которым перед тем так старательно готовилась, шумное бомбоубежище, а завтра — опять на работу. И хорошо, если ночью будет тихо и можно будет поспать.
Учительская профессия никогда не была легкой, а теперь на нее еще и накладываются реалии войны. Школу любят изображать в виде треугольника: учитель—родители—ученик. Теперь в этом треугольнике прибавилось острых углов.
Изменились дети. Нет, конечно, они так же шумят на переменах и иногда на уроках, ленятся или старательно выполняют упражнения, веселятся или грустят. Дело в другом. Для детей всегда были опорой родители и дом. Это то, что прибавляет силы, непоколебимо и несокрушимо при любых ураганах. А сейчас во время тревог многие дети увидели своих родителей растерянными, иногда даже беспомощными. Да и дом выглядит не таким уж и безопасным, когда отовсюду жутко воет сирена и ты понимаешь, что должен прятаться в коридоре, бомбоубежище или ванной. А у некоторых сейчас вообще нет дома — он разрушен или оккупирован. Кто-то скучает по отцу, воюющему на самом передке. У кого-то отец погиб. И где дети могут отрефлексировать и выплеснуть все эти недетские чувства? Где и кому прокричать о помощи, маскируя это под въедливое замечание, скепсис или даже грубость? Школа — одно из таких мест, потому что является кусочком старой стабильной жизни, а учительница традиционно воспринимается как материнская фигура, наседка, с которой можно себе позволить не сдерживаться, особенно, если рядом с ней чувствуешь себя в безопасности.
Так же сложно бывает общаться с родителями. С их тревогами, страхами, иногда — невозможностью справиться с эмоциями и истощением, когда каждое слово в общении может стать триггером для конфликта.
Учитель здесь беззащитен, потому что он — не психолог и не всегда понимает настоящий смысл агрессивного поведения. По этой причине часто принимает все на свой счет. А у него же еще есть своя семья, которая так же нуждается в его поддержке, но на которую часто не остается сил.
Когда тревоги звучат во время уроков, учитель вынужден часами без отдыха и перерывов сидеть в бомбоубежище с взбудораженной шумной ватагой детей, да еще и пытаться их учить. И даже если рабочий день завершился, а тревога продолжается, учитель не скажет: «Ну, все, до свиданья, мне за это время не платят», потому что не сможет бросить детей.
А еще он отвечает на тревожные сообщения родителей, которые хотят говорить не только о своих детях, но и о себе. Иногда им очень нужно, чтобы их выслушали, утешили, поддержали. Но, в отличие от профессионального психолога, учитель не всегда умеет выставить границы и защитить себя от нашествия чужих проблем.
«Мне кажется, я распалась на молекулы, не понимаю, где я, смешались все мои роли», — сказала мне как-то знакомая учительница.
Жилетка для учителя
Кто может выслушать учителя, посоветовать, поддержать и помочь вырулить из сложных ситуаций? Есть ли у него в школе своя плюшевая комната, где тепло и спокойно, где можно упасть кому-то на плечо? Теоретически это должен быть кабинет школьного психолога. Но психологов в школах не хватает, что и понятно, учитывая школьную зарплату. Специалист такой профессии заработает намного больше в частной практике или в крупных компаниях.
У школьного психолога и без учителей хватает забот, он перегружен, ведь занимается учениками (да и родителями) целой школы, так же выгорает и не может охватить вниманием еще и коллег. Максимум, что он может, — один раз поговорить, если уж совсем невмоготу. Но учителю нужна регулярная супервизия.
В идеале в школе должен быть отдельный психолог для учителей. Понимаю, что это звучит как утопия, особенно в условиях военной экономии средств и нехватки специалистов.
Системных решений, которые дали бы возможность учителю получать регулярную психологическую помощь в школе, сейчас нет. В то же время есть курсы (чаще всего — повышения квалификации) и вебинары, которые должны дать учителю инструменты самопомощи.
Когда я готовила этот материал, расспрашивала педагогов и психологов о том, какие курсы для борьбы с выгоранием они посоветуют. По результатам составила перечень ресурсов, которые, надеюсь, пригодятся учителям:
- курс на Рrometheus «Стрес-менеджмент для освітян»;
- проект «Поруч»;
- курс «Розумію»;
- курсы повышения квалификации: «Шляхи розвитку резилієнтності вчителя», «Перша психологічна допомога учасникам освітнього процесу під час та після завершення воєнних дій»;
- интересные вебинары от профи: «Профілактика стресу та професійного вигорання педагогів», «Професійне вигорання у педагогів під час війни», «Подолання стресу та попередження професійного вигорання: практики ресурсування в кризових умовах».
И для тех, кто верит в силу медитации, — украинское приложение на смартфон Svitlo — «Медитації українською».
Учителя к курсам и тренингам относятся по-разному. Кто-то считает, что это полезно, кто-то — что это пустые разговоры и упражнения, которые лишь временно улучшают настроение. А кто-то вообще убежден, что отдых, возможность переключиться на любимые дела и хобби решат все проблемы. Особенно, если уменьшить нагрузку и получать хорошую зарплату. Той, что сейчас, не хватит на регулярные занятия с психотерапевтом.
Надежный тыл
Когда государство и общество ждут от учителя решения задач государственного значения, а именно обучения тех, от кого зависит будущее страны, и преодоления образовательных потерь, они должны тоже что-то сделать, чтобы помочь ему выполнить эти задачи. Не только нарезать инструкции и требования, а потом проверить их выполнение, но и разделить с учителем ответственность и поддержать его, уменьшить риски выгорания.
Например, дать достойную зарплату. Сейчас она, со всеми надбавками и в зависимости от стажа, варьируется от 6 до 15 тыс. грн «грязными», то есть без налогов.
Хотя нельзя сказать, что никому нет дела до здоровья учителей. Молодому учителю начисляют на оздоровление 522 грн ежемесячно, учителю высшей категории — 642 грн. Негусто. Но хорошо, что все это выдают не ежемесячно, а одной суммой и плюсуют к отпускным. Но если учитель не берет отпуск, то и оздоровительных у него не будет. Ну, это логично — если он не отдыхает, то и не оздоравливается.
Не забудем и о надбавке за престижность труда. Ее размер не фиксированный и может колебаться в пределах вилки 5–30% от оклада. Если взять середину этой вилки, скажем, оптимистичные 20%, то получится, что престижность труда молодого учителя оценивается приблизительно в 1254 грн, а учителя высшей категории — в 1540 грн.
Чтобы получать большую зарплату, многие педагоги пытаются загрузиться уроками по максимуму плюс берут репетиторство. И это тоже усиливает выгорание. Уже не только денег, но и времени нет на то, чтобы поддерживать себя в ресурсном состоянии. Кроме того, время — это ресурс для профессионального развития, для того чтобы читать дополнительную литературу, ориентироваться в трендах, посещать классные курсы самых крутых специалистов, и не только по педагогике. И, наконец, просто отдохнуть, а потом подготовить классный урок.
Еще одна важная вещь, которую общество и государство могли бы сделать для учителя, чтобы он не чувствовал себя загнанной лошадью, — демонстрировать доверие к нему, поддержку и уважение. «К нам относятся как к прислуге»,— иногда жалуются учителя. «Мы находимся под двойным прицелом: с одной стороны — чиновники-теоретики, не видящие реалий школы, с другой — родители, которые иногда считают, что лучше разбираются в образовании». Даже в коммуникационной стратегии МОН на 2017–2020 годы, принятой еще в начале реформы НУШ, учителей (фактически — опору реформы) характеризовали так: 90% из них — консервативные, не привыкли думать и действовать самостоятельно, будут ждать четких директив и распоряжений; только 10% — прогрессивные, с потенциалом стать агентами перемен. И это подлило масла в огонь противостояний и взаимных обвинений в спарринге «учителя—родители». В то же время не прибавило мотивации учителям. И дальнейшие позитивные флешмобы и акции наподобие «Учителя важны» уже не сильно повлияли на ситуацию.
Я не идеализирую учителей, они разные, — знаю это не только как учитель, но и как мама. Но также понимаю, что бескрылый униженный учитель не сможет воспитать крылатых учеников.
Сейчас в сфере образования на первый план выходит не просто проблема качества, а проблема преодоления образовательных потерь. И это очень сложная и важная задача, особенно с учетом того, что из-за обстрелов и тревог иногда срывается учебный процесс, разрушаются помещения школ. Решение этой задачи требует усилий всего общества. Но вместе с тем государство сняло с себя финансирование тех инструментов, которые могли бы помочь учителю преодолеть образовательные потери: индивидуальных занятий и вариативной части учебного плана (уроки для углубленного изучения определенных предметов, факультативы). Это сейчас переложили на плечи местных бюджетов, которые и так не резиновые и имеют разные возможности, особенно во время войны.
Чтобы учитель мог эффективно выполнять свою задачу, под его идеи и под учебный процесс нужно подвести материальный фундамент. И с этим не все гладко. По данным исследования PISA, более 75% украинских подростков учатся в заведениях, где ощутимой является проблемы нехватки и низкого качества учебных материалов и цифровых ресурсов (компьютеров, доступа к Интернету, системы управления обучением или школьных учебных платформ).
Украина потеряла много людей и на фронте, и в очень глубоком тылу Европейского Союза. Следовательно, человеческий ресурс, который уменьшился на миллионы, должен брать качеством, эффективностью, глубиной знаний. Но уставшие и выжженные учителя не смогут в знаниях детей восполнить пробелы, оставленные ковидом и войной. И надо понимать, что это не конец испытаний, выпавших на Украину. Поэтому напрасно надеяться на то, что если вас что-то не будет удовлетворять в школе, вы наймете для ребенка репетиторов или запишете его в частную школу или крутой лицей. Ведь там работают такие же учителя. И государство, а также психологическое и грантовое сообщество, должны задуматься, как поддержать того, кто кроит будущее нашей страны.