Владимир и Ирина Пасько: «Для нас началось новое — украинское — измерение жизни»

Мои собеседники - супруги Владимир и Ирина Пасько. И речь будет, собственно, не о семейной жизни, а об их жизненном выборе. Поводом для беседы стал выход книги Владимира Пасько «Звання - слухач. Нотатки лікаря-генерала» - об обучении тогда еще в Ленинградской военно-медицинской академии.

Генерал-лейтенант медицинской службы запаса, доктор медицинских наук, заслуженный врач Украины Владимир Пасько и писатель Владимир Пасько - одна и та же личность. «Моя судьба - пересечение всех проблем нашей истории», - утверждает Владимир Васильевич. Именно об этом он размышляет в автобиографическом романе «Час прощення».

Родители его - украинцы из казацких родов Полтавщины, присланные в Западную Украину в 1944 году для работы в органах государственной власти.

Владимиру Пасько суждено было прервать карьеру старшего преподавателя Военно-медицинской академии в Санкт-Петербурге, любимом городе молодости, чтобы в столице уже независимой Украины организовать и возглавить новое аналогичное учреждение - Украинскую военно-медицинскую академию.

С февраля 2005-го до декабря 2006 года он - заместитель министра обороны Украины.

1996-й ознаменовался для Владимира Пасько началом литературного творчества. Книга «Ночь забытых песен» (на русском) вышла в 1999 году, переиздана в 2001 и 2006 годах. Потом - романы «Час прощення» и «Пора істини» (по два издания).

- Владимир Васильевич, вы пишете в «Нотатках…», что «Пуповина с домом была прервана». Сначала, учась в Ленинграде, вы поймали себя на том, что думаете на украинском, письма домой писали почему-то на русском, среда и время отнюдь не способствовали национальной самоидентификации. Откуда и как возник ваш сознательный жизненный выбор в пользу Украины?

- Сначала - небольшая реплика относительно определенного несоответствия между моими тогдашними мыслями на украинском и письмами к родителям на русском. Дело в том, что письма адресовались прежде всего отцу. А он, потомок казаков с Полтавщины, вырос на Запорожье, за долгие годы службы вынужден был перейти на русский язык. Так на каком языке я должен был к нему обращаться? Тем более что по тогдашнему этикету требовалось: на каком языке к тебе обращаются, на таком и отвечай. А обращались к нам все приходящие и заезжие на русском, так и наших приучили…

Что касается того, откуда и как возник мой сознательный жизненный выбор в пользу Украины… Откровенно говоря, сама постановка вопроса для меня осенью 1991 года выглядела бы несколько странной. Не говоря уже о настоящем. Да, я был полковником Советской армии, вполне устроенным в Ленинграде доцентом Военно-медицинской академии. Да, мне всего хватало, был там вполне своим. Но я же чувствовал себя украинцем с деда-прадеда. Мой отец-офицер часто повторял мне: «Мы, сынок, из запорожских казаков». Мать - также казацкого рода. Я чувствовал себя прежде всего гражданином Украинской ССР, а потом уже Советского Союза. Соответственно и в Советской армии служил прежде всего украинскому народу, который считался тогда составной частью великого советского. Так что когда СССР начал разрушаться и Украина провозгласила государственную независимость, у меня не возникало никаких вопросов, какому народу и в какой армии служить. И уже 12 сентября 1991 года рапорт с просьбой перевести на службу в Вооруженные силы Украины, адресованный высшему в то время в Украине должностному лицу - главе Верховной Рады Л.Кравчуку, - передал в секретариат в доме под куполом.

- Но все начинается с детства. Какие воспоминания из тех лет самые выразительные, какие из них наложили отпечаток на всю жизнь?

- Воспоминаний, конечно, много, а определяющих… Был интересный случай, и даже не один, а два. Первый - это когда мы только что переехали в Теребовлю. Мне тогда исполнилось восемь лет. Там над городом, на крутой горе, высится старинный замок. Как-то вечером после работы отец повел меня его показать. Под конец прогулки подошли к самому краю обрыва, перед нами далеко внизу в сиреневых сумерках лежал городок, мерцали первые огоньки. Красота - аж дух захватывает. Я никогда не был так высоко, потому невольно вздрогнул. Отец заметил и успокоил: «Никогда и ничего в жизни не бойся, сынок. Умей преодолевать свой страх, овладевать собой. Ты же хочешь быть настоящим мужчиной?» Конечно, еще бы! Эти слова запомнил на всю жизнь. Понятно, что героем я не стал, но получил моральный императив - как оно должно быть, как вести себя в сложных ситуациях. Поэтому хотя и случались потом ситуации, что аж мороз по коже, - вида старался не подавать, потому что так отец учил…

Воспоминание второе - о случае, который определил мое отношение к деньгам. Было мне тогда лет девять. По случаю какого-то праздника среди учеников объявили сбор денег для нужд класса. Казначеем, как я ни сопротивлялся, выбрали меня. Я собирал копеек по 30-50, пока не набежала сумма аж пять рублей. Я держал их в отдельном отделении портфеля. Это было целых пять порций мороженого! И вот через некоторое время вдруг я обнаружил, что деньги исчезли. Я был в отчаянии. Во-первых, в самое сердце поразила коварность вора - бесспорно, моего одноклассника. Потому что родители и учителя учили меня порядочности… Во-вторых, наша семья жила очень скромно, пять человек на одну отцовскую зарплату. Я был в отчаянии от того, что нанес такой ущерб семейному бюджету. С того времени зарекся иметь какие-либо дела с общественными деньгами, всячески избегал соответствующих поручений и всегда стремился заработать на хлеб официально - под роспись в ведомости. Такое отношение к нынешнему эквиваленту жизненного успеха неоднократно служило причиной трудностей в жизни... И после 1991 года все это стало архаикой, а я перестроиться уже так и не смог. «Но я не жалею…», как пел кумир времен нашей молодости Владимир Высоцкий.

- Роль самообразования в вашей жизни?

- Огромная! Девяносто процентов общекультурных и значительную часть общеобразовательных знаний я получил вне официальной системы образования. Считаю, именно эти знания делают человека, во-первых, действительно образованным, во-вторых, действительно сознательным гражданином своей страны. Поэтому, когда смотрю на уровень даже не эрудиции, а элементарного общекультурного развития многих высоких должностных лиц нашего государства, впадаю в отчаяние. Потому что в пустой голове и бедной на высокие чувства душе не могут родиться мудрые и благородные мысли, а соответственно - и поступки… Когда известный политик, «интернационалист-интеллектуал», как он сам себя позиционирует, рассказывает, что ежедневно штудирует множество периодики, но не в состоянии выучить украинский язык, хотя это и предусмотрено законом, то - извините. Карл Маркс о людях такого пошиба говорил, что они или умом небогаты, или оккупанты. Первое отпадает, потому что - «интеллектуал». Получается - второе?..

- Ой, с нашим многострадальным языком мы дошли до предела. А относительно интернационализма… В подготовке ваших книг в печать вам активно помогает жена Ирина Владимировна. Каким образом она «украинизировалась»? Мало того, еще и преподает историю Украины в Стритовской школе кобзарства.

- Действительно, жена - моя самая первая помощница. Это она набирает на компьютере и готовит к передаче в издательство мои произведения. Ирина вообще неординарная личность. Но пусть она расскажет о себе сама. И о родословной, и об украинизации, и обо всем другом…

- Ирина Владимировна, вы готовы? Расскажите о вашей семье.

- Я из семьи, старшее поколение которой поселилось в Петербурге еще в первые годы ХХ века. Родители и мамы, и отца жили в самой старой исторической части города - на Петербургской стороне, точнее - на Кронверкском проспекте и Гулярной улице. Именно там обе семьи пережили жестокие и трагические годы ленинградской блокады, во время которой потеряли ровно по половине своего состава. В блокадные годы умерли от голода и тяжелой работы оба моих дедушки. Один из них, по отцовской линии, - Григорий Ефимович Ефимов - был председателем «защитников» (так с середины 1920-х годов называли адвокатуру) Смольнинского района. Осенью 1941-го ему поручили контролировать распределение хлебных карточек среди жителей своего района. Дедушка добросовестно и честно исполнял свои обязанности до ранней весны 1942-го, когда умер от голода в своей нотариальной конторе на Вознесенском проспекте. Дед по маминой линии, инженер-электрик Петр Петрович Хохлов, в годы блокады отвечал за энергообеспечение оборонительного завода, который делал снаряды для фронта, а также за светомаскировку предприятия во время немецких авианалетов. Он умер от голода в новогоднюю ночь 1942-го. А всего за последнюю войну семья потеряла семь ближайших родственников. Память о блокаде Ленинграда всегда была священной в нашей семье.

Именно поэтому я очень близко к сердцу и уму восприняла информацию о трех голодоморах в Украине. Как с исторической, так и из сугубо гуманистической точки зрения стали понятны масштабы потерь для украинского генофонда, которые привели, к величайшему сожалению, к таким глобальным негативным последствиям в дальнейшем социокультурном прогрессе Украины.

- А как блокада повлияла на культурную ауру Ленинграда?

- Город потерял десятки тысяч представителей интеллигенции и высокопрофессионального состава его жителей - вследствие голода и эвакуации (из которой по разным причинам вернулись не все). Без преувеличения, это была лучшая часть горожан, притом людей большей частью репродуктивного возраста. Прервалась генетическая связь поколений.

Но вопреки всему пережитому и утраченному моим родителям, особенно маме, всегда были присущи чрезвычайный жизненный оптимизм и искренняя доброжелательность. Именно мама, Нина Петровна, была самой близкой мне духовно и интеллектуально. «Технарь» по образованию и профессии, она очень способствовала моему общекультурному и именно гуманитарному воспитанию. Благодаря ей мы всегда были в курсе всех важных культурных и художественных событий в Ленинграде. Своей осведомленностью об историко-культурных ценностях и сокровищах Санкт-Петербурга, любовью и уважением к историческому прошлому не только своего города, но и других городов и народов, я обязана маме и отцу.

- Ваш пиетет к родителям поражает.

- Благодаря маминой духовной поддержке я поступила на весьма престижный и «конкурентный» в те годы истфак Ленинградского университета, который закончила с красным дипломом, а потом защитила и кандидатскую диссертацию. Около пятнадцати лет работала в научном отделе Государственного музея истории Ленинграда (ныне - Санкт-Петербурга). В структуру этого музейного конгломерата входили около десяти других историко-архитектурных и экспозиционных филиалов, расположенных по всему городу и в его пригородах. Научная же часть, где работала я, размещалась в Петропавловской крепости. Поэтому иногда я шучу, что мои лучшие профессиональные годы прошли в крепости. Для меня тогда это был, прежде всего, чрезвычайно интересный историко-архитектурный и фортификационный комплекс, а уже потом - место заключения многих прогрессивных политических деятелей, в частности и украинских.

- Одна моя знакомая ленинградка считает, что этот город совсем не похож на другие российские.

- Да. Именно во время работы в музее - кстати, одном из мощнейших историко-культурных центров не только города, но и страны, - я осознала, что Петербург - самый нетипичный город России. Также и его жители существенно отличаются своей ментальностью от общей массы россиян, и в первую очередь - от москвичей. Это мнение разделяют многие исследователи-просопографы.

- Чем конкретно вы занимались?

- До 2009 года в помещении Великокняжеской усыпальницы рядом с Петропавловским собором действовала музейная экспозиция, посвященная истории Петербургского монетного двора. Ее тематико-экспозиционный план и авторский надзор монтажа я выполнила еще в начале 1980-х годов.

- И должны были покинуть любимое дело…

- Решение моего мужа в августе 1991-го вернуться на Родину, в независимую Украину, означало для меня оставить Питер, своих родных и близких, а также любимую работу навсегда. Если откровенно, то этот жизненный выбор дался мне нелегко. Но я шла за любимым человеком и верила, что все у нас будет хорошо. Очень признательна своему отцу, тоже кадровому военному, за то, что он благословил наше с мужем решение. И для нашей семьи началось новое, украинское, измерение жизни. Помню, как мы с доченькой в конце апреля 1992-го покидали Петербург. Муж выехал в Киев чуть раньше. Нас провожали мои коллеги и двое друзей мужа. Весна того года в Петербурге была поздней, падал снег и чуть-чуть проглядывало солнышко. На следующий вечер Киев встретил нас теплом и тоже в белом наряде, но - от лепестков вишневого цвета.

- А как «украинизировались»?

- С украинизацией мне повезло. Прежде всего тем, что происходила она в Институте украинской археографии АН Украины, где я начала работать в апреле 1992-го (с 1994-го - Государственный институт украинской археографии и источниковедения им.М.Грушевского). Я оказалась в среде настоящей украинской научной интеллигенции. Достаточно перечислить хотя бы некоторые имена моих тогдашних коллег - 20 лет назад молодых перспективных ученых, а сейчас широко известных в Украине и за ее пределами выдающихся ученых. Это Н.Яковенко, А.Толочко, Е.Дзюба, И.Гирич, В.Ульяновский, В.Потульницкий и другие. Я ощутила разницу между киевской исторической научной школой и ленинградской. Имею в виду не сущностные отличия в объектах и предметах исследований, а прежде всего проевропейскую исследовательскую методику. Эти ученые одними из первых начали системно и комплексно освещать острые и дискуссионные проблемы украинской истории и историографии. Именно тогда Игорь Гирич начал издавать замечательный историко-культорологический альманах «Старожитності», в котором и мне повезло печататься. Я искренне признательна своим тогдашним коллегам за толерантность, доброжелательность и одобрительное отношение к моим попыткам исследовать те сюжеты украинской археографии, которые к тому времени были мне по силам. Первое мое научное исследование посвящено петербургскому периоду гетмана П.Скоропадского, оно вошло в юбилейный сборник «Останній гетьман» (1993 г.). Помогло знакомство с материалами петербургских архивов, которое, кстати, очень пригодилось при дальнейшей обработке зарубежной архивной украиники.

Именно этому мощному профессиональному центру ученых-археографов я обязана приобщениям к сокровищам украинского языка. Пришлось овладеть не только литературным украинским языком, но и украинской научно-исторической терминологией.

Требовательным отношением к родному языку отличалась и наша семья, и подавляющее большинство друзей и знакомых. Уважительное отношение к языкам других народов и культур также культивировалось. Заботясь о чистоте родного языка, я чрезвычайно требовательно подошла и к овладению украинским, поскольку для каждого русского слова старалась найти точное соответствие в украинском.

Кажется, Иван Франко сказал: «Ребенок лишь тогда овладевает родным языком, когда его мать начинает с ним говорить на этом языке». Именно этой установкой руководствовались и в нашей семье. Не буду скрывать, что после ленинградской школы нашей девятилетней дочурке сначала было сложновато, но вместе нам было легче преодолевать языковые преграды. Со временем наши усилия оправдались. Дочь закончила психологический факультет Киевского национального университета имени Тараса Шевченко, защитила кандидатскую диссертацию и сейчас преподает в этом авторитетном учреждении.

А моя украинизация с 2002 года продолжалась также в этом университете - в Центре украиноведения, где я работала старшим научным сотрудником и исследовала социокультурное бытие украинцев в Петербурге. Результатом этой работы стали около 80 научных исследований и участие в нескольких коллективных монографиях. А главное - возможность работать с чрезвычайно компетентными учеными - В.Сергейчуком, А.Зинченко, В.Пискун,
И.Грабовской, С.Кагамлык, Т.Емец и другими. Я оставила профессиональную деятельность в 55 лет по убеждению, что в науке нужно давать дорогу молодежи.

На неожиданное предложение в 2008 году директора Стритовской высшей педагогической школы кобзарского искусства Г.Ивановой, которая, к глубокому сожалению, недавно ушла от нас, преподавать историю Украины и культурологию будущим кобзарям я, растроганная замечательным пением юных бандуристов, согласилась не колеблясь. Я даже не представляла, какое это будет для меня профессиональное и психологическое испытание. Несмотря на 30 лет научно-педагогического стажа, оказалось, что работать с 15-19-летними юношами в такой специфической школе - колоссальная ответственность. Сказать искреннее и правдивое слово об истории и культуре Украины ребятам, которые учат кобзарские песни из тысячелетнего репертуара украинской нации, - это совсем не то, что написать научную статью.

Впрочем, вместе со мной маршруткой из Киева в Стритовку к кобзарям ездят и другие преподаватели - народный артист Украины Г.Верета, заслуженные артисты Украины Н.Нагорный, В.Кушпет, отец и сын К. и Т.Яницкие, М.Цуприк. Замечательным молодым преподавателем и талантливым дирижером стал бывший воспитанник школы М.Воловоденко. За более чем двадцать лет существования этой школы здесь работали десятки выдающихся украинских художников, преподавателей консерватории и других вузов Киева. Их влечет сюда не только осознание необходимости помочь, поддержать, передать лучшее из своих профессиональных достижений, но и чрезвычайная аура, которая там царит.

Вместе с тем не следует идеализировать Стритовскую школу как закрытое заведение исключительно для одаренных детей. Там учатся дети из многодетных, нередко неполных семей, из не всегда благополучных. В школу принимают не обязательно очень талантливых. За четыре года обучения юноши овладевают игрой на бандуре, усваивают основной репертуар украинских народных песен. Они выходят из школы подготовленными для самостоятельной педагогической музыкальной работы, а главное - освященными украинской народной культурой и искусством на всю свою жизнь.

Удивительно, но истинный интерес к истории Украины, не сугубо научный (он был и до этого), а тот, что вызывает стремление постигнуть историческую украинскую миссию во всемирном прогрессе, проснулся у меня именно благодаря преподаванию этим юношам. Если я отдавала им частичку своего профессионального знания, то они мне подсознательно помогали ощутить мое духовное родство с украинским миром.

Хочу воспользоваться возможностью публично высказать свое уважение основателям и вдохновителям этой школы - народному депутату Украины Борису Олийныку, неизменному ее директору заслуженной учительнице Галине Михайловне Ивановой и бывшему и нынешнему председателям сельского совета - А.Иванову и О.Колосовскому. Глубокое уважение вызывают и сельские учителя общеобразовательных предметов - искренне преданные своему делу, скромные, трудолюбивые и доброжелательные.

- Ирина Владимировна взяла высокую художественную ноту… Спустимся на землю. Владимир Васильевич, вы как-то признались, что умеете «в критических ситуациях диктовать людям свою волю и вести их за собой». Пошли бы вы в большую политику?

- Действительно, был грех: и диктовал, и вел… И под огнем физическим - на войне (в Афганистане), и под огнем моральным - в мирное время. В первом случае огонь был настоящим, из оружия, во втором - из черных ртов, воодушевленных черными мыслями. Но цель была одна - на уничтожение. Я же всегда стремился не только выстоять, но и победить. Потому что боролся за правое дело. Иначе без такой убежденности было бы не выстоять…

Что же касается похода в большую политику… Каждый человек должен осознавать свой возраст, свои способности и возможности. Уже более двадцати лет Украиной правят люди, чья психология, хочешь не хочешь, а сформирована во времена тоталитарного государства. Не хватит ли? Наше поколение, даже ярые и «незаменимые» патриотические лидеры разного калибра, должны наконец постичь, что нужно совсем отойти от практической политики. Потому что наша якобы полезность и конкурентоспособность - это попытки выдать желаемое за действительное. Это как в народе говорят: «грайте, бабо, дівку…». Или как примитивный велосипед «Чайка» ныне несуществующего уже Харьковского велозавода, которым меня осчастливили в десятилетнем возрасте, и горный велосипед известной западной фирмы, на котором ездит мой внук. Название одно - «велосипед», а качество и возможности - несравнимы…

Поэтому отвечаю: в большую политику не хочу и не рекомендую никому из своих ровесников. Предлагаю отказаться добровольно, чтобы сохранить хотя бы лицо. Мое поколение может сделать, на мой взгляд, большое дело, если поделится своим жизненным опытом и соображениями с нашими преемниками. Но - честно и откровенно, без гнева и предубеждения, как говорили римляне, без утаиваний и подкрашиваний - ни в свою пользу, ни в пользу определенных политических сил.

- Если бы предоставилась возможность выступить перед всем украинским народом, что самое главное вы хотели бы донести до него?

- Это очень сложный вопрос. Наверное, должен сказать прежде всего о том, что исповедую. Твердо убежден: в мире есть минимум семь сакральных понятий, отношение к которым предопределяет и мировоззрение человека, и его поступки. Это - земля, нация, язык, культура, мораль, род и семья, человек.

Попробую объяснить. Первое - все начинается с земли, которую историческая судьба подарила каждому народу и на которой невыразительное этническое сообщество сформировалось в единый народ. Каждый народ любил свою землю и тщательно охранял ее от всяких чужаков. У всех наций и народов отказываться от земли, засеянной костями твоих предков, - большой грех. Тем более в поисках куска повкуснее или более легкой жизни. Для украинцев такой землей является Украина, так что мы должны любить ее и прилагать все усилия, чтобы нам и нашим потомкам жилось хорошо здесь, а не где-то. И не соваться в дом к другим народам на унизительных условиях, объясняя это холопским «надо же как-то выживать»… Работай здесь, дома, в поте чела, как Библия требует, - и от голода не умрешь. А хочешь жить «файно і зі смаком» - тогда работай много, учись, вертись. Не лежи после восемнадцати часов на диване перед телевизором с бутылкой пива. Я всю жизнь работал как минимум с восьми до двадцати - это на официальной службе.

Второе сакральное понятие - народ. Он складывается и формируется на определенной территории в борьбе с природой и соседями. Всяческие разговоры, что «наши народы в течение всей своей истории жилы в мире и дружбе», - это безответственные краснобайство политиков, которые ради собственной выгоды вводят в заблуждение народ. Почитайте, кто не верит, историю франко-немецких или англо-французских отношений. Это - если кто своей истории не знает или нет веры…

Таков закон бытия, что каждый человек принадлежит к определенному народу. Даже если отец и мать разных национальностей, национальность ребенка всегда была одна, в христианском мире - по отцу. Каждый человек любой европейской нации в крови имеет такой коктейль, что никакой бармен не выдумает. Но каждый считает себя немцем или французом, чехом или словаком и т.д.

«Человека мира» не бывает - это бессмыслица, выдуманная эгоистическими и холодными душой людьми, чтобы оправдать свое равнодушие к родной земле, народу и ради личного удобства. В загранпаспорте гражданина любой страны есть графа nationality. Поэтому даже самый ожесточенный украинофоб, но, к сожалению, наш гражданин, вынужден смириться с определением в этой графе: ukrainian. Вся разница в том, что он вынужден мириться, а я - радуюсь. И очень жалею, что графу «национальность» изъяли из свидетельств о рождении и паспортов. Мой семилетний внук Тарас знает, что он украинец. Моя внучка Мирослава - еще грудной ребенок, но настанет время - и ее научим.

Третье основополагающе важное - язык. Он является наиболее определяющим и показательным признаком любой самостоятельной нации. Не беру во внимание нации, сформированные искусственно, из эмигрантов со всего света. Речь идет о традиционных нациях, к которым принадлежит и украинская. Для них - превыше всего принцип: есть свой язык - есть нация, нет языка - нет отдельной нации. Я остался украинцем прежде всего потому, что сохранил язык. Это та пуповина, которая связывает меня со своим народом, где бы я ни служил на территории огромного СССР. Недаром Москва упрямо старается навязать нам свой язык как второй государственный - чтобы в «братских объятиях» задушить сначала украинский язык, а потом без проблем ассимилировать всю нашу нацию. В этом им активно помогают пятая колонна и наши собственные предатели, а главное - массы равнодушных к своим украинским корням людей. Такое безразличие - прямое и непосредственное последствие якобы «интернационального» - сначала советского, а теперь уже «совкового» - воспитания в течение почти ста лет. К сожалению…

В плотном единении с языком идет культура в широком понимании этого слова. Культура у каждого народа - своя, несмотря на разрушительный каток глобализации. Когда ходишь по книжному базару на Петровке, смотришь на раскладки с видеопродукцией или музыкальными записями, так и хочется закричать во весь голос - не только «с кем вы, деятели культуры?», как грозно спрашивали большевики в советское время, но и отчаянно - «где вы, деятели культуры?». Конечно же, украинской. По смыслу, а не только по фамилиям. Трипольцев уже не одно тысячелетие как нет, но культура - осталась, и она интересует весь мир. А что оставим после себя мы, нынешние их, якобы, потомки?

Все эти принципы крайне важны, но они не могут быть надлежащим образом усвоены без морали. Потому что именно ее наличие есть тем определяющим, что отличает человека от животного. Встретил я как-то лет десять тому назад незнакомое слово - аномия. Взял свой словарь иностранных слов, изданный в 1970-е годы, - нет такого слова. Пришлось доставать современный, там оно уже есть. И означает «морально-психологічний стан індивідуальної і суспільної свідомості, який характеризується розкладанням системи цінностей, суперечністю між проголошеними цілями і неможливістю їх реалізації для більшості тощо». Думаю, комментарии в контексте нашего времени не нужны. Разве что замечу: «розкладання» - это калька с русского «разложение»…

Многие возлагают большие надежды на религию, однако она ставит перед нашим деморализованным обществом больше вопросов, чем дает ответов. У многих
неофитов наблюдается чрезмерное увлечение ритуальной стороной и весьма слабое представление о том, в чем заключается суть учения Христа. Зато есть уверенность, что достаточно сделать щедрый взнос - и «дела с Богом порешали…». Отнюдь не способствует морально-психологическому здоровью общества и открытая война, которая в течение двух десятилетий ведется между православными церквами, все глубже раскалывая сердца людей и душу нации.

Следующий принципиальный вопрос - род, семья. У каждого человека есть отец и мать, а главное - длинная цепочка генетических предков, благодаря которым он не похож на другого и вместе с тем подобен людям своего рода. Никакое высшее живое существо, а тем более человек, не появляется на свет Божий способным к самостоятельному существованию: его вскармливают, воспитывают и готовят к самостоятельной жизни прежде всего родители. И никакое элитное «дошкольное учебное заведение», лицей или гимназия не в состоянии заменить традиционного семейного воспитания. Так что человек как личность должен это осознавать. Он должен изучать свою родословную, уважать свой род, любить свою семью и соответственно воспитывать детей.

Лишь после всего этого, в комплексе общечеловеческих ценностей, можно с достаточной обоснованностью говорить о самом человеке как самоценном творении то ли природы, то ли Господа Бога. И здесь ни в коем случае нельзя путать и смешивать такие понятия, как право человека на жизнь и право жить как ему захочется. Право человека на жизнь является аксиоматическим. Что же касается образа жизни, то осуществлять это право он должен, лишь учитывая интересы других людей и общества в целом способом, приемлемым для всех. А иначе права такого асоциального человека должны быть ограничены законом в интересах всего общества.