Страхи, которые мы выбираем

Какое из древнейших ощущений во все времена оставляло в человеческой душе поистине неизгладимый след? Пожалуй, страх. На вопрос исследователей — чего больше всего боятся люди? — опрашиваемые отвечают парадоксальным образом: именно ощущения страха. Как именно мы боимся? Первобытный импульс, генерируемый хаотическими силами, клубящимися в коллективном бессознательном, медленно поднимается из его глубин к свету рассудка и разума, к личности, к сферам ее социального проявления. И лишь тогда начинает приобретать определенные личностные черты и коллективные параметры.

Страх — это даже не эмоция, а совокупность чрезвычайно сложных переживаний, развивающихся по цепочке: волнение—тревога—фобия—невроз—страх—паника—психоз. На этой печальной шкале каждый без труда найдет место для себя: бесстрашных людей с нормальной психикой в природе не существует.

Говоря о том, как именно представитель того или иного этноса переживает глубинные эмоциональные состояния, мы зачастую забываем, что он (представитель) — прежде всего человек, стало быть для него актуальны все субъективные состояния, связанные с детскими и подростковыми страхами, свойственными всем людям без исключения. Другое дело, что в контекстах той или иной культуры проявления страха по определенному поводу могут быть восприняты обществом (прежде всего родителями) либо как положительный фактор (например, страх Божий), либо как отрицательный (страх заслуженного наказания). Культура, религия и прецедентное право определяют способ выявления эмоций и действие либо бездействие, следующее за ним.

Поскольку страх — древнейшее из ощущений, то его истоки очень часто находятся в генетической памяти не только нации, но и человечества вообще. Так, подавляющее большинство людей панически боятся змей, хотя воочию их не видели и тем более не страдали от их укусов.

Если говорить о страхах, свойственных украинскому народу, то следует сразу отделить от этой темы ее пропагандистскую часть, при которой любой народ естественным образом представляет себя в высшей степени героическим, воинственным и бесстрашным. Даже если это так, то оценочные суждения — прерогатива историков, которые, переквалифицировавшись из честных хронистов, так или иначе являются частью идеологических защитных механизмов нации от внешних искушений и внутренних рефлексий.

Итак, если говорить об исторической памяти, то зажатая между Востоком и Западом Украина не могла столетиями не ощущать постоянную угрозу, исходящую от соседей. В психологии известно явление, при котором под воздействием скрытых обстоятельств осуществляется перенос смысловых нагрузок или даже смена их полярности. В частности именно поэтому угроза русификации и исламизации больше всего страшит жителей западных регионов Украины, а тлетворное влияние Запада и полонизация, нашествие несметных «бандеровских полчищ» — соответственно жителей восточных регионов и Крыма.

Иногда историческая ненависть оборачивается неожиданной любовью. И вот вам турецкий фактор, как воспоминание о специфическом обращении османцев с украинскими девушками. Эта пугающе волнующая тема пользуется особой популярностью не только у отечественных челноков, но и у торговцев живым товаром.

Масштабные страхи сродни огромным льдинам, которые кажутся устойчивыми и целостными, пока их края не приходят в соприкосновение с другой льдиной или береговой кромкой. Астрологи сказали бы, что процессам такого порядка соответствуют трансурановые планеты, которые определяют судьбы поколений и народов, поскольку периоды их вращений составляют десятки и сотни лет. Но поскольку мы живем на стыке времен и почти физически ощущаем, как страхи ГУЛАГа или Колиивщины гулко отзываются неожиданными политическими лозунгами и заявлениями внутри каждого гражданина Украины, то можно понимать, что это общий невротический фон, на который накладываются сравнительно более мелкие и даже сиюминутные страхи меньших социальных групп и просто отдельных личностей.

Иногда социальные страхи могут находиться в контрфазе к базисным страхам, и тогда они частично гасят общее нервное возбуждение. Или же наоборот, могут резонансно усилить переживания и, что называется, взорвать ситуацию. Этим издавна пользуются политики, в худших случаях пытаясь развязать «маленькую победоносную войну», чтобы отвлечь внимание от проблем своей либеральной империи, или же, напугав угрозой гражданской войны, вынудить нацию к сплочению.

Нация нигде в мире не является однородным субстратом. Поэтому любые информационные волны, генерируемые внутри нации, распространяются крайне неравномерно — сообразно плотности среды. То же касается и коллективно переживаемых эмоций. Если эмоция базисна — страх, радость, гнев, надежда, то включается механизм психической индукции, при котором происходит взаимное заражение эмоциями. Но, в отличие от религиозных проповедников, которые для внушения страха эксплуатируют одну и ту же мысль о неизбежном наказании за грехи, политики, периодически пугающие народ, вынуждены обращаться к Конституции и законам. Поскольку они, как известно, не божественного происхождения, а вполне рукотворны, то больше двух-трех раз никакого конкретного индивида никакой статьей Уголовного кодекса не испугаешь. Даже если он, как свидетельствует совсем свежий пример, пару раз уже по ней отсидел.

А сейчас — о главном. Характер нации, как и характер человека, бывает в своих наиболее отчетливых проявлениях либо мужественным, либо женственным. Стало быть и страхи, свойственные каждому конкретному народу, можно попытаться классифицировать именно по этим признакам, помня, что самоочевидное не нуждается в подтверждении. К примеру, суровость нравов древних германцев, отраженная в сагах, изображалась весьма простодушно и жизнерадостно, включая загробную жизнь. Напротив, лейтмотивом нашего эпоса (возможно, в силу уходящего стереотипа советской пропаганды) был и остается «плач Ярославны на валу». Женские образы нашей классики как минимум не менее выразительны, чем мужские. Народные пословицы недвусмысленно говорят о женских шеях, которые крутят мужскими головами, и т. п.

Для обобщения сугубо украинских страхов мы должны представлять нацию как некую феминную сущность, которая весьма податлива и сентиментальна, но в гневе — поистине страшна. Для нее (этой сущности) главной угрозой является несанкционированное проникновение внутрь. Отсюда постоянная тревожность по поводу целостности границ (которые, в общем-то, по согласию тихо нарушаются через таможни и так), неуемные опасения выглядеть некрасиво перед соседями (при том, что внутри дома давно не убирали), периодические (иногда болезненные) процессы отторжения части украинского политикума, именуемые выборами или национальными революциями.

Сюда же можно отнести довольно беспочвенные страхи «невыхода замуж вовремя» за Евросоюз или НАТО. Беспочвенные оттого, что подавляющее большинство наших граждан понятия не имеет о выгодах или невыгодах таких политических «браков». А наиболее успешные украинские политики, будучи лишь ретрансляторами социальных предпочтений, придают этим страхам личностный колорит и видимость ответа на стратегические вызовы современности.

Отвечая на вопросы социологов о своих главных опасениях, наши сограждане, как правило, называют явления, которые безошибочно отождествляются с возможным переживанием страха. Это страх войны, голода, физического насилия, утраты работы, экономической депрессии, потери здоровья и тому подобное. Однако социологи не уточняют (да это и не входит в их задачи), как вел бы себя каждый человек, окажись он в той или иной страшной ситуации.

А ведь существует два способа реагирования на страх. В зависимости от того, как сознание и нервная система интерпретируют входящие сигналы угрозы и соотносят их с возможностями конкретной личности, в организме выделяется определенный гормон. Это либо адреналин («гормон кролика»), либо норадреналин («гормон льва»). Первый побуждает к бегству и перебрасывает кровь от внешних покровов к тем органам, которые будут наиболее активно участвовать в бегстве. Второй обеспечивает прилив крови именно к мышцам, отвечающим за возможные агрессивные действия. Поэтому на уровне различных социальных групп — в зависимости от того, готово ли их «тело» отразить угрозу или пуститься в бегство — генерируются те или иные слоганы, побуждающие группу производить соответствующий психологический «гормон».

Например, колебания курса доллара могут не только вызвать агрессивную биржевую политику банков, но и побудить сельское население мешками закупать сахар. Появление радикальной политической партии мобилизует скрытых сторонников этого курса и вынудит противоположную сторону закапывать свои партбилеты до лучших времен. Какая-нибудь очередная реформа сельского хозяйства напугает крестьян, и они ринутся в города закупать хлебобулочные изделия. В свою очередь горожане, увидев такое нашествие, устремятся в села за соляркой. И так далее и тому подобное.

Каким образом можно управлять социальными страхами? Самая простая техника, работающая и на личностном уровне, — это рационализация. Адекватно оценить угрозу, которая зачастую оказывается надуманной, мы в состоянии лишь понимая истинные причины происходящего. Другие методики менее этичны, но не менее эффективны. Например, мы замечали увеличение среднего качества эротических фильмов на украинских телеканалах именно в те периоды, когда возникало очередное обострение политической ситуации. Здесь мы констатируем технику снижения индивидуальной чувствительности в одном месте за счет ее усиления в другом. Бог пока миловал нас от шоковой терапии, предполагающей возникновение настолько экстремального страха, что на его фоне все другие кажутся мелкими волнениями. Очень полезным и действенным приемом является моделирование, когда боящийся (человек или группа) наблюдает сходные признаки у других и видит успешные примеры преодоления страха. В нашем случае это те страны постсоветского пространства, которые окончательно избавились от психоза прошлых времен.

Ну и наиболее цивилизованная техника — это взаиморегуляция эмоций. Она предусматривает некую тренировку сознания, предполагающую готовность достойно пережить возможный страх. Этим качеством обладают нации и народы, построившие у себя гражданское общество, где психология индивида в значительной степени соподчинена коллективным представлениям общества о безопасности и благополучии. Поэтому они вправе выбирать себе повод бояться. Мы же пока в основном ожидаем: то ли Мамая, то ли Бабая…