Склероз
В воскресенье утром капитан Иллариошкин выехал на собственном «Москвиче» на базар. Автомобиль, посещение рынка и преферанс - едва ли не все, что принадлежало персонально Элему Кузьмичу на этом, так сказать, широком, вольном свете, и было полностью защищено от постороннего вмешательства, даже собственной жены.
Элем Кузьмич не без удовольствия походил по рядам и, набив полную сумку провиантом, сел в троллейбус и отбыл в направлении дома.
Воскресенье капитан провел вполне по-людски, отдыхая: перечитал газеты, пропустил рюмочку за обедом и три стопарика во время игры в преферанс, который по традиции расписал с двумя гражданскими лицами - соседями и своим лучшим другом - Викентием Дрыгайло, майором, заведующим неврологическим отделением гарнизонного госпиталя. И когда утречком в понедельник, бодрый и до синевы выбритый, он вышел из дому, то с величайшим изумлением обнаружил - «Москвича» на привычном месте не оказалось! Элем Кузьмич оббежал вокруг дома, пошарил в подворотнях всего квартала, надеясь, что все это просто какой-то кошмарный сон и дурацкая шутка кого-то из многочисленных приятелей, и вдруг с ужасом осознал: его единственная подлинная любовь - украдена.
Полдня Иллариошкина невозможно было узнать. Обычно мягкий, корректный и обходительный, он как бешеный пес бросался на подчиненных, угощая их несправедливыми дисциплинарными взысканиями. Наконец, долгожданный звонок из милиции утихомирил зверя: его лимузин, целехонький и невредимый, даже с закрытыми на ключ дверцами, нашли на стоянке возле рынка.
Буйная радость Иллариошкина мгновенно сменилась бесконечной растерянностью - он вдруг вспомнил, что вчера сам забыл автомобиль у рынка! Совершенно ошалевший Элем Кузьмич как будто со стороны увидел собственное изображение: кругленького, маленького, стареющего, хотя и по сути еще моложавого воина. Вот он - проклятый холестерин, расплата за сало и другую обильную закуску на многочисленных пьянках, с ужасом размышлял капитан, и пронзительное и обидное до слез прозрение, словно пуля, попавшая в незащищенное сознание, вещало: получите, товарищ капитан, ваш склероз!
Очень скоро черный, словно солдатский сапог, Иллариошкин, появился перед ясным взором Дрыгайло.
- Спаси меня, Викентий! - взмолился Элем слабеющим, равнодушным ко всему земному голосом, - я тяжело занемог.
- Что, что? - нервно подскочил заведующий неврологическим отделением и, дергаясь, засеменил туда-сюда по кабинету. - Если ты, могучий, как дуб, козарлюга, тяжело больной, то я, гы-гы - давно помер, а вся наша армия лежит в реанимации! Гы-гы-гы! Какой прохвост внушил тебе эту ерунду?!
- Что правда, то правда, Викеша, - заскулил забывчивый автомобилист и, не решаясь открыться перед другом, соврал, что в последнее время регулярно забывает приказы командира.
- Наплюй на все это,
К-к-кузьмич, - привычно заикаясь и, как и положено истинному невропатологу, дергаясь, прошипел Дрыгайло, - много на себя берешь! Больше работы перекладывай на подчиненных - все будет в п-п-порядке! И, вообще, о каком склерозе может идти речь, если человек пять лет до мелочей помнит, кто, кому и сколько должен по карточным долгам? Ведь так, Элем?!
У капитана Иллариошкина отлегло от сердца. Он действительно фотографически помнил все карточные и водочные долги своей преферансной компании.
- Спасибо, дружище, - промолвил он уже уверенно, - ты тысячу раз прав - я таки несколько переутомился...
Элем Кузьмич молча постоял, размышляя, затем, четко чеканя слова, будто командуя «раз», «пас», «мизер», провозгласил:
- Так, сейчас поеду на машине на базар, затем немножечко отдохну, а вечером - снова на службу, на боевое дежурство!