Сила по Чиндяйкину

Заслуженный артист России Николай Чиндяйкин играет сильных мужчин. Тех, кого одни называют героями, а другие — «крепкими мужиками». Правда, по мнению Чиндяйкина, эту силу точнее было бы назвать «запасом энергии», «достоинством» или «душевной мощью». Я встретилась с артистом в холле московского Дома актера, накануне вечера памяти известного режиссера и педагога М.Буткевича, у которого в далекие гитисовские годы учился Чиндяйкин. Не правда ли, подходящая мизансцена для того, чтобы вспомнить приезд в Москву, ГИТИС или, как любят выражаться биографы, восхождение к вершинам славы? Но первый мой вопрос относился не к началу творческой биографии актера, а к его кинематографическому образу. Ведь не секрет, что после блестяще сыгранных ролей во многих популярных сериалах («Каменская», «Дальнобойщики», «Московские окна», «Империя под ударом», «Мама, не горюй!» и т.д.) за Чиндяйкиным укрепилась слава характерного актера на роли больших начальников, суперменов и… мафиози. Поэтому я спросила у Николая Дмитриевича, как он определяет свое кинематографическое амплуа. И получила следующий ответ:

— Судьба киношной биографии актера зависит от зрителей. Они тебя как-то называют, и ты, независимо от своего желания, этому следуешь. Если посмотреть мои роли, то я играю совершенно разных людей. И мне интересен сам человек, а не то, кем он является: начальником, вором или мафиози. Это всего лишь образ. В целом я сыграл уже более 30 ролей. Но если зрители меня хоть как-то отличают, то этого достаточно.

— Как складывалась ваша учеба в ГИТИСе?

— Я закончил факультет режиссуры, сначала попал в класс к выдающемуся педагогу и режиссеру Михаилу Михайловичу Буткевичу, проучился у него два года. Заканчивал ГИТИС уже в классе Васильева, с которым мы и по сей день сотрудничаем. А Буткевича я считаю великим педагогом. Моим педагогом. Для меня Буткевич — это все, поэтому, несмотря на крайнюю занятость, я выкроил время, чтобы прийти на вечер его памяти.

— Говорят, «актер Любимова», «актер Захарова»… Можно ли назвать вас «актером Буткевича»?

— Буткевича и Васильева, конечно. Я сыграл в культовом спектакле Васильева «Иосиф и его братья» по роману Томаса Манна и считаю это серьезным этапом.

— Вы начинали в Ростове, потом переехали в Омск, наконец оказались в Москве… С чем связана такая вереница переездов?

— Да, я начинал в Ростове. Пока учился, играл первые свои роли в Ростовском драматическом театре имени Горького, потом перешел в ТЮЗ. У меня был обширный репертуар, я играл там пять лет, пока не переехал в Омск, а затем в Москву. Поступил в ГИТИС, на режиссерский факультет. После окончания института попал в Школу драматического искусства к Васильеву, где и по сей день работаю режиссером.

— Я знаю, что в Омске вы не только задержались на 15 лет, но и встретили свою первую жену, актрису Татьяну Ожигову. Расскажите, пожалуйста, об этом периоде вашей жизни.

— Да, в этом городе для меня произошло главное. Я встретил Таню, Татьяну Ожигову — друга, жену, партнера по сцене. Это сейчас я стал киношным «мафиози», а тогда играл вместе с ней в спектаклях «Бесприданница», «Любовь под вязами», «Двое на качелях», «Орфей спускается в ад». Кроме того, я сам мечтал ставить спектакли и по настоянию Тани поехал в Москву, поступил в ГИТИС на режиссерский факультет. Моим педагогом стал Анатолий Александрович Васильев. Я заканчивал ГИТИС, когда не стало Тани. Первые три года после ее смерти были просто невыносимыми: не то что жить — даже дышать было тяжело.

— Вы оказались в Москве в 1987-м. Как «вживались» в столичную жизнь?

— Я приехал в Москву молодым, красивым, двадцатипятилетним, с громадной шевелюрой. Все говорят о завоевании Москвы. Вот и на телевидении меня недавно об этом же спрашивали. Но я ничего не завоевывал. Просто жил.

В бытовом плане переезд прошел достаточно нормально, а потом, после 1988 года, мне приходилось довольно много выезжать — в Лондон, Париж и другие города. Поэтому, возвращаясь в Москву, она казалась родным домом, в котором тебя ждут.

Это сейчас Москва яркая и праздничная, а тогда она была довольно темная. Сплошные киоски… Но это был мой дом! А теперь Москва — это мой город, я чувствую себя здесь достаточно хорошо…

— Чувствуете ли вы различие между москвичами и приезжими? Скажем, в менталитете, особенностях поведения?

— По-моему, москвичи есть нормальные и ненормальные, и с приезжими дело обстоит точно так же… Вообще это совершенно надуманная тема. В любом городе есть приезжие. Если человек собирается заниматься творчеством, то он не будет сидеть дома в Канзас-Сити, а поедет куда-нибудь в Нью-Йорк, где будет творить. Но главное — остаться человеком. А если ты собираешься заниматься творчеством и при этом сидишь на одном месте, то это неправда, внутренняя ложь какая-то…

— Каково ваше понимание мужской силы?

— Да такое же, как у вас! Это значит нормальный, здоровый мужчина, обладающий чувством юмора, уважающий себя и других людей.

(Я еще раз внимательно взглянула на Николая Дмитриевича и подумала, что образ сильного телом и духом мужчины у меня отныне будет ассоциироваться именно с ним. С удовольствием отметила руки — сильные, но в то же время мягкие (такие руки в народе называют добрыми); феску на голове, запах хорошего одеколона, добродушно-философскую улыбку… Странно, но мафиози он ничуть не напоминал. Обманулись, наверное, зрители!)

— Говорят, ваша вторая жена баронесса? Расскажите, пожалуйста, о вашей семье.

— Ее зовут Раса фон Торнау. Но Раса — очень скромный человек и никогда не пользуется своим титулом. Мы познакомились в театре Васильева, она — актриса, родом из Литвы, ее родители живут в Вильнюсе. Род фон Торнау берет свое начало с ХII века, по происхождению он — немецкий. В Германии до сих пор издаются геральдические книги, где указаны современные потомки старинных родов, в том числе и фон Торнау.

Моя дочь Настя живет в Ростове-на-Дону, работает экономистом, но замуж все-таки вышла за актера. Надо же поддерживать семейную традицию! Внуку Алеше 9 лет, он смотрит все сериалы, где я снимаюсь. Потом звонит, делится впечатлениями. Алеша — мой самый преданный зритель.

— Ваши последние работы в кино? В театре?

— У меня было очень напряженное лето. Выпустил шесть кинопроектов, да еще и спектакль — как актер — в театре имени Пушкина. Это спектакль по пьесе Мати Матишича «Дети священника», где я играю главную роль, — это очень большая актерская работа. Невероятно насыщенное было лето!

(Николай Дмитриевич явно скромничает. Дело в том, что после многолетнего перерыва он вновь вышел на сцену, причем не родной Школы драматического искусства, а Театра имени Пушкина. Чиндяйкина пригласил на главную роль молодой, но многообещающий режиссер Александр Огарев — тоже, кстати, ученик Анатолия Васильева.

«Дети священника» — пьеса интригующая. В маленьком хорватском городе, где много пьют, поют и стреляют, местный священник Дон Фабиан пытается решить демографическую проблему города очень оригинальным способом — прокалыванием дырочек в партии презервативов. И рождаются дети, которых так и называют — дети священника. Но на хорватской земле разгорается война, и священник с ужасом видит, что «его дети» останутся сиротами).

— Почему после столь длительного перерыва вы вновь стали играть на сцене?

— Это мое второе пришествие на сцену. Почему? Да просто подкупила драматургия пьесы.

— А ваши работы в кино?

— В январе в прокат выйдет двенадцатисерийная картина «Таланты чемпионов», где я играю главную роль, затем — восьмисерийный фильм «Принцесса и нищий». У меня в нем тоже одна из главных ролей. Закончил работать в картине Месхиева «Стас — ярое око», где я тоже играю священника. Снялся в «Маме, не горюй-2» Максима Беженского. Что еще вам поведать? Да вот, сыграл в комедии молодого режиссера Константина Одегова «Парижская любовь Кости Туманова»…

— Есть ли у вас хобби?

— Выпить с друзьями, когда есть время, вот самое замечательное хобби. Но на это часто не хватает времени. Жаль…

— Говорят, раньше вашу фамилию часто коверкали. Вас это смущало?

— Знаете, у меня раньше даже забава такая была: собирал рецензии, где мою фамилию писали неправильно, и показывал их друзьям. Как только ни писали: «Молодой актер Гиндяткин», «Чиндиляйкин», «Чендяйкин». А вообще фамилию смешнее, чем Пушкин, трудно найти…