РОДЗЯНКО, ПОТОМОК РОДЗЯНКО

Когда мне сказали о том, что в Киев приезжает Родзянко, я отреагировал мгновенно: «А Пуришкевич?». Шутка воспринята не была, но интервью, растянувшееся на весь воскресный день. состоялось. Николай Родзянко, в отличие от своего прадеда, как оказалось, не обладает ни его могучим телосложением, ни зычным голосом. Потомок последнего председателя последней дореволюционной Государственной думы - схемный и незаметный в толпе человек. Он никак не мог взять в толк, зачем ему давать интервью и какой он может представлять интерес для украинской прессы. Больше всего его смущало наличие камеры ( «записать синхрон» с ним захотела еще и одна из самых мощных киевских телекомпаний). Постепенно первоначальное смущение ушло и человек начал «раскрываться». До этого машина колесила по всему историческому центру города и у меня сложилось впечатление, что Николай задался целью объехать все церкви Киева. Позднее, разговаривая с телевизионщиками, мы пришли к общему выводу, что он пытается найти кусок жизни, который остался не тронут временем. И только беседуя с ним много позже, я неожиданно осознал, что человек просто хотел помолиться. Для многих, в том числе, увы, и для меня, понять это крайне трудно...

Михаил Владимирович Родзянко (1859-1924).

Помещик Екатеринославской губернии. Один из лидеров фракции «Союз 17 октября» - самой многочисленной в III Государственной думе. По убеждениям - либерал правого толка. Председатель III и IV Гос.дум (1911-1917). После ухода Николая II - фактический глава российского государства (председатель Временного комитета Государственной думы, взявшего на себя управление страной до создания Временного правительства). Умер в эмиграции. После себя оставил мемуары «Крушение империи».

Впервые Николай Родзянко оказался на родине во времена приснопамятной перестройки. Приехав в Днепропетровск, он захотел посетить своё бывшее имение. Имение ныне оказалось пионерским лагерем Трубного (тогда еще - имени Ленина) завода. От предприятия за встречу гостя отвечал Сергей Чукмасов (тогда еще вовсе не депутат). Из всего заводского правления только он оказался человеком, знающим английский язык, который, кстати, в общении с Родзянко ему так и не понадобился - Николай был воспитан в почти патриархальной обстановке и русский язык в семье оставался одной из непреходящих ценностей.

Представлявший нам Родзянко Чукмасов, в свойственной ему манере полуиронии, сразу сказал: «Прадед Николая - первый представитель днепропетровской «мафии», как вы это сегодня называете, в органах власти. Он прошел в Думу от Екатеринославской губернии». После недолгой паузы выдал хрестоматийную формулировку: «Таким образом днепропетровцы у власти - это тяжелое наследие царского режима». Наши знания о последнем спикере исчерпывались отрывочными воспоминаниями из учебника истории для 9-го класса и трилогии Толстого «Хождение по мукам». Однако журналистский опыт подсказывал, что для завязывания беседы этого, увы, как правило, достаточно.

- Каково было вам оказаться в месте, которое могло стать вашей родиной?

- Я был крайне растроган. Дети вынесли мне хлеб-соль. Это были очень сильные впечатления.

- У вас проявлялось тогда чувство собственника? Чувство, что это всё должно было быть вашим?

- Конечно, не без того. Однако это было где-то глубоко... Причем очень глубоко.

Понятная тяга к прошлому проявилась и в том, что Николай несколько раз скромно пытался выяснить у нас, где находится в Киеве так называемый дом Родзянко. После помощи опять-таки коллег-журналистов мы узнали, что разрушающийся дом на Ярославовом валу коренные киевляне в просторечии называют «Домом Родзянко». В этот вечер в театре «Сузір'я», находящемся в бывшем парадном, шел вечер Вертинского. Администратор смотрела на нас, как на аферистов и детей лейтенанта Шмидта, а доносившееся исполнение модных некогда песен придавало ситуации какой-то фантасмагорический образ. А Николай широко раскрытыми глазами рассматривал угасающее великолепие потускневшей позолоты дореволюционного модерна. Американец в нем своё взял все равно. Он робко попросил сфотографироваться на фоне какой-то пошлой скульптуры.

- Вы были здесь еще во времена СССР. В этот раз вы ехали уже в другую страну. Какие слова у вac ассоциировались с Украиной?

- Чернобыль и коррупция.

Страшно и обидно.

Во время ужина - как всегда спор о судьбах интеллигенции и разницах менталитетов. Родзянко в споре не участвует - он слушает. «Американцы слишком прагматичная и приземленная нация, а мы уже старая и ленивая. Ленивая настолько, что не хотим учиться даже на своих ошибках, так ведь, Николай?». «Я думаю, о том, что все равно как-то надо находить общий язык». И не поймешь, что это - наивность или искренность.

В общении с Николаем на ум постоянно приходила мысль о катарсисе и других видах морального очищения у людей, предки которых немало содействовали тому, что произошло в 1917-м и после этого. Как будто они чувствуют генетически какую-то часть вины. Интересно, что Николай долгое время занимался проектированием очистных сооружений в США. Это одновременно и прагматично и символично для Родзянко, потомка Родзянко.