ПОСМЕРТНАЯ МАСКА ВЕЛИКОГО МИСТИФИКАТОРА

Вся жизнь Арманда Хаммера состояла из сплошных мистификаций, и нередко даже самые близкие к нему люди не осознавали, какая конкретно роль предназначена им в его большой игре

Арманд Хаммер умер в возрасте девяноста двух лет, считая, что ему удалось вписать свое имя не только в американскую, но и во всемирную историю. Он даже увековечил его огромными мраморными буквами на здании Музея искусств и Культурного центра Арманда Хаммера, а также при помощи своих многочисленных портретов и бюстов в здании возглавляемой им компании «Оксидентал Петролеум». Однако сразу же после его смерти и музей, и «Оксидентал» поспешили откреститься от Хаммера, а от членов своих многочисленных официальных и неофициальных семей, так уж получилось, ему пришлось откреститься самому в последние дни своей жизни.

Последний раз Арманд Хаммер появился на людях 25 октября 1990 года на торжественной церемонии, посвященной открытию Музея искусств и Культурного центра Арманда Хаммера, здание которого было построено рядом со штаб-квартирой «Оксидентал Петролеум» в Лос-Анджелесе. Хаммер принял на себя «Оксидентал» в 1956 году, когда эта компания находилась на грани банкротства, и превратил ее в четырнадцатую по величине компанию в Соединенных Штатах. Хотя он и владел всего лишь одним процентом акций «Оксидентал», он был председателем правления компании и пользовался безграничной властью. К 1972 году ему удалось заставить всех членов совета директоров подписать заявления об оставке, на которых не была указана дата, и которые он мог пустить в ход тогда, когда посчитает это нужным. В дальнейшем он подбирал директоров лишь абсолютно послушных его власти. Трудно было понять, где кончается империя Арманда Хаммера и где начинается компания «Оксидентал». Он использовал деньги компании для покрытия расходов на свою филантропическую деятельность, а также для приобретения произведений искусств в свою «Коллекцию Арманда Хаммера». Именно «Оксидентал» была удостоена чести покрывать все расходы на проведение ежегодной конференции Арманда Хаммера по вопросам мира и по правам человека. Финансирование «Арманд Хаммер Продакшн», которая выпускала фильмы и книги, освещавшие его историческую деятельность в качестве самозванного посла-миротворца между Соединенными Штатами и Советским Союзом, также возлагалось на «Оксидентал», как и оплата счетов за помпезные торжества по поводу его именин, содержание армии его адвокатов, телохранителей и его личного «Боинга». В уже упоминавшийся Музей искусств и Культурный центр Арманда Хаммера было перекачано более сотни миллионов долларов, принадлежащих «Оксидентал».

К моменту открытия музея Хаммеру исполнилось 92 года, он страдал хронической анемией, бронхитом, гипертрофией предстательной железы, почечной недостаточностью, тахикардией, о чем знали все, а также раком костного мозга, о чем не знал практически никто из его приближенных. Осенью 1990 года ему дважды пришлось делать ночью искусственное дыхание для того, чтобы вернуть к жизни. Тем не менее Хаммер не изменил своего решения лично присутствовать на открытии музея. Ему было сделано переливание крови, которое вдохнуло в него хоть немного жизни. Одетого в новый смокинг специального покроя, предназначенного для того, чтобы скрыть потерю веса, его в инвалидном кресле бережно вывезли из особняка и усадили в лимузин.

На церемонии одурманенный от огромной дозы обезболивающих средств Хаммер перерезал церемониальную ленточку и с большим трудом добрался до предназначенного ему почетного места. Справа от него сидела Даниэль Миттеран, жена президента Франции. Обещание, данное Армандом Хаммером пожертвовать триста тысяч долларов частному фонду Миттерана, сыграло в такой любезности с ее стороны не последнюю роль. Напротив Хаммера сидел Том Бредли, мэр Лос-Анджелеса, чью кампанию за переизбрание на второй срок также щедро субсидировал Арманд Хаммер. А по левую руку от него сидела Хилари Гибсон, директор музея, высокая красивая женщина сорока с лишним лет. Он сжал под столом ее руку и сказал: «Мы это сделали». Через некоторое время сопровождавшие медики вывели его под руки из зала.

Хилари Гибсон, руководившая созданием Музея и Культурного центра Арманда Хаммера, была его любовницей в течение шестнадцати лет. Когда она впервые встретила его в середине семидесятых, ее звали Мартой Кауфман, она была бывшей стюардессой, вышедшей замуж за профессора Лос-Анджелесского университета. Марта Кауфман взяла интервью у Хаммера для одного из журналов и вскоре после этого перешла на службу в отдел по общественным связям одного из филиалов «Оксидентал». Так как Хаммер постоянно находился в разъездах, Кауфман обычно сопровождала его во время этих поездок. Она стала его консультантом по вопросам искусства и переселилась в Беверли Хиллз после того, как их альянс стал достаточно прочным. Жена Хаммера, Френсис, начала подозревать истинный смысл их взаимоотношений, и тогда Хаммеру пришла в голову поистине грандиозная идея - изменив внешность и взяв себе имя Хилари Гибсон, Марта Кауфман в новом обличье заняла место неугодной Френсис Марты Кауфман.

Хилари Гибсон, которая тогда еще была Мартой Кауфман, Хаммер объяснил, что коллекционирование произведений искусств для него - не бизнес и не страсть, а просто путь к славе. Свою коллекцию он мечтал превратить в крупнейший музей мира, который после смерти будет служить ему памятником. Если она поможет ему в этом деле, то она «навсегда будет лишена проблем с деньгами». Этот разговор происходил в номере отеля, и после такого своеобразного предложения рабочего места Хаммер увлек Марту в спальню. Перед тем, как покинуть номер, он оставил на столе пять стодолларовых банкнот. Оскорбленная до глубины души, она эти деньги не взяла, тем не менее его предложение было принято.

Вскоре после начала работы у Хаммера он уговорил ее приобрести особняк в Беверли Хиллз, который особенно нравился ему тем, что имел задний выход на аллею, где Хаммер спокойно мог парковать свой лимузин.

Обычно Хаммер появлялся в ее доме после полуночи. Он снимал пиджак и галстук, удобно располагался у нее на кухне и начинал обзванивать Белый Дом, Кремль, Букингемский дворец, получая дополнительное удовольствие от того, что она слышит все его разговоры. Кроме зарплаты, ей еще было обещано приличное ежемесячное вознаграждение после смерти Хаммера, что, учитывая его состояние здоровья и возраст, было достаточно важным пунктом их соглашения.

С ее стороны выполнение всех условий этой сделки было не таким уж легким делом. Она всегда должна была находиться под рукой, ей не разрешалось встречаться с другими мужчинами, для контроля за ее передвижениями Хаммер вмонтировал передатчик в ее автомобиль и микрофон - в ее телефон. Когда им предстояло появляться на людях, ей всегда приходилось одеваться так, чтобы ее трудно было узнать, а постоянные сексуальные домогательства она позже охарактеризовала как «чрезвычайно унизительные». Хаммер очень хотел, чтобы она родила ему ребенка, и когда выяснилось, что она не сможет это сделать, он настоял на операции, которая должна была «облегчить процесс оплодотворения», и которая прошла под его «непосредственным наблюдением».

«Превращение» Кауфман в Гибсон стало далеко не первой мистификацией Арманда Хаммера. Он получал особое удовольствие от сочинения неправдоподобных и крайне противоречивых легенд о самом себе, причем каждую новую такую легенду называл своей автобиографией. В тридцатых годах он описывал свои геройские похождения в Советском Союзе, давая понять, что состоял на службе у Советов, а двадцать лет спустя уже выдавал себя за агента ФБР, предоставив Эдварду Гуверу, шефу ФБР, убедительный меморандум, согласно которому его в свое время обменяли на русского шпиона. А в 1973 году в своей автобиографии «Удивительная жизнь доктора Арманда Хаммера» он предстал уже в новой роли - закулисного агента целой вереницы американских президентов. Не найдя, по всей видимости, другой альтернативной версии, он придерживался этого варианта своего жизнеописания и в восьмидесятых годах, причем благодаря частому повторению в нее поверило достаточно много людей.

После краха коммунистического строя в 1990 году Хаммер решил дописать еще один том своей автобиографии, в котором бы подробно освещалась его роль в прекращении холодной войны. Однако силы его уже были на исходе, и полностью проконтролировать новую версию своего жизнеописания ему не удалось.

Частью этого фантастического литературного произведения была история его взаимоотношений с Френсис, третьей женой Арманда Хаммера, с которой, по литературной версии, он душа в душу прожил треть века. Однако на самом деле он изменял ей с самого начала, хотя Френсис, казалось бы, ни о чем не догадывается. Она продолжала путешествовать с ним по всему миру аж до 1987 года, когда во время посещения Ленинградской академии искусств она не поскользнулась и не упала, в то время как Хаммер, бросив ее лежащей на полу, направился к Горбачеву с приветственными объятиями.

Однако Френсис оказалась не такой уж наивной и, с самого начала подозревая Хаммера в нечистоплотности, снимала копии со всех документов, которые он заставлял ее подписывать, и прятала в специальном тайнике, о котором рассказала своей племяннице Джоан Уейс. В возрасте восьмидесяти семи лет она даже собиралась начать бракоразводный процесс, однако из этого ничего не вышло. Спустя десять дней после того, как Хаммер вынудил ее подписать документы об отказе от всех претензий на его коллекцию произведений искусств, Френсис упала и сломала бедро. После операции начались осложнения, и Джоан Уейс, пришедшая навестить тетку, застала ее совершенно одуревшей от лекарств, под неусыпным надзором «личного врача» Хаммера Розамарии Дюразо. Впрочем, через несколько дней Дюразо вместе с Хаммером отправилась в Москву, где он должен был встретиться с Горбачевым - это была сороковая встреча в Кремле, начиная с его первой встречи с Лениным в 1921 году. На обратном пути Хаммер и Дюразо залетели в Марокко, а когда вернулись, наконец, в Калифорнию, Френсис уже умирала от пневмонии. Хаммер тут же организовал очень скромные похороны, не разрешив даже сделать вскрытие. Спустя несколько дней после похорон Дюразо переселилась в дом Хаммера. Но уже на следующий день после смерти Френсис Джоан и ее муж, Роберт, нашли в тайнике все порочащие Хаммера документы и начали готовиться к судебному процессу.

Адвокаты Хаммера не придавали особого значения этому иску, будучи уверенными, что Хаммеру удастся выиграть это дело точно так же, как он до этого выигрывал все подобные дела. Однако Хаммер знал, что к началу слушания дела его уже не будет в живых, и не был так категорически оптимистичен. Наоборот, он хорошо понимал, что, если судьи обнаружат все огромные суммы денег, которые он собирался выплатить из специально созданного с этой целью траста всем женщинам, которых он хотел отблагодарить после своей смерти за определенные услуги, то это произведет на них крайне отрицательное впечатление. Решение будет принято в пользу обманутой и преданной Френсис, чье огромное богатство он за годы совместной жизни перекачал в свой карман, а оттуда - своим содержанкам. Поэтому он решил вычеркнуть все упоминания о Дюразо, Кауфман-Гибсон, своей внебрачной дочери Виктории и других не только из своего завещания, но из списка акционеров специально созданного для них фонда, решив обязать «Оксидентал» пожизненно выплачивать им денежное содержание.

После смерти Френсис доктор Розамария Дюразо не покидала его ни на день. С Розамарией Хаммер встретился шестью годами раньше, когда она, выпускница медицинской школы в Мехико, обратилась в контору Хаммера за помощью: ей предложили должность ассистента профессора анестезиологии в Калифорнийском университете, но служба иммиграции и натурализации все еще не давала ей «гринкарт». Хаммер тут же велел своему секретарю позвонить в Белый Дом и заверил Дюразо, что больше проблем по этому поводу у нее уже не будет (через несколько дней Дюразо с огромной радостью удостоверилась, что так оно и есть). Она стала не только ассистентом профессора, но и заведующей отделением анестезиологии, и с 1985 года начала свои совместные путешествия с Хаммером, который, похоже, получал особое удовольствие, представляя ее главам государств как своего «личного врача».

После того, как рак костного мозга впервые дал о себе знать, Хаммер прошел полный курс гормонотерапии, которая не дала никакого эффекта. Тогда по настоянию Дюразо он начал принимать травяной препарат из Мексики под названием te negro, или черный чай. Всем своим остальным врачам он доверительно сообщал, что этот чудодейственный препарат содержит «антипластерон», который препятствует размножению раковых клеток (а доктора в своих отчетах списывали все изменения в состоянии здоровья Хаммера на действие мистического чая, который им так и не был предоставлен для анализа). Пользующиеся особым доверием телохранители доставляли этот чай на специальном самолете из Мексики в Калифорнию целыми галонами.

Как бы то ни было, а в 1990 году жизнь Арманда Хаммера была чрезвычайно насыщенной. Облетев на своем самолете полмира, посетив Москву, Пекин, Токио, Париж, Лондон, Мехико и многие другие места, станцевав канкан на своем девяностодвухлетии, он в конце концов предложил Дюразо выйти за него замуж.

Тем временем Кауфман-Гибсон в качестве консультанта по вопросам искусства продолжала заниматься его музеем. Ее работа включала в себя и организацию выставок коллекции Арманда Хаммера, которая к концу семидесятых состояла уже из ста шестидесяти работ. Выставки открывались обычно шумным приемом, на который приглашались самые крупные шишки политической и деловой элиты, журналисты. Хаммер утверждал, что все это делается для того, чтобы оправдать его роль «посланца доброй воли», но на самом деле во многих странах, например, в Венесуэле, эти пышные церемонии были призваны отвлекать внимание общественности от махинаций Хаммера с нефтяными концессиями.

Кауфман увидела обратную сторону коллекционирования Хаммером предметов искусства на примере приобретения работ художника девятнадцатого века Оноре Домье. В 1975 году Лос-Анджелесский музей решил приобрести большую коллекцию его работ всего лишь за двести пятьдесят тысяч долларов, что было ниже рыночной цены в несколько раз. Хаммер, как попечитель музея, узнал о предстоящей сделке и решил в ней поучаствовать. Он предложил, что сам купит эту коллекцию за названную сумму и в течение шести месяцев передаст ее в дар музею. От подобной сделки выигрывал и музей, получивший коллекцию бесплатно, и Хаммер, которому эта комбинация помогала резко сократить выплату налогов. Никаких письменных обязательств подписано не было, и через полгода Хаммер в ответ на запросы из музея ответил, что он собирался передать коллекцию лишь после своей смерти. Как оказалось, в завещании этого пункта тоже не было, и музей так и не получил работ Домье.

Еще одним крупным приобретением Хаммера стала покупка рукописи Леонардо да Винчи, которую он приобрел на аукционе в Лондоне за пять миллионов двести восемьдесят тысяч долларов. Для покрытия таких расходов он созвал совет директоров «Оксидентал» и вынудил их сделать «секретное ассигнование» в размере шести миллионов долларов. Рукопись, известная под названием «Кодекс Лейчестера», стала отныне называться «Кодексом Хаммера», а маленький итальянский городок Винчи благодаря дополнительным щедрым дотациям назвал Хаммера своим почетным гражданином и после торжественной церемонии его стали величать Арманд Хаммер да Винчи.

Рукопись новоявленный да Винчи расброшюровал, и все ее семьдесят две отдельные страницы вставил в специальные рамки, после чего ее можно было экспонировать на выставке. С большой помпой Хаммер провез эту выставку по пятнадцати музеям мира, где ее посмотрели более миллиона человек.

Первоначально Арманд Хаммер собирался оставить всю свою коллекцию Лос-Анджелесскому музею, но, убедившись, что там не собираются вешать его портрет в полный рост рядом с изображениями Гойи и Рембрандта, он изменил свои планы и решил построить свой собственный музей. Его имя было увековечено метровыми мраморными буквами по обеим боковым стенкам музея, а перед входом помещался его двухметровый портрет.

После того, как Розамария Дюразо поселилась в его доме, Хаммер стал намного реже навещать Кауфман-Гибсон. 13 октября, закончив составлять с ней список приглашенных на открытие музея, он, без намека на какие-либо эмоции, сказал ей о том, что возникли кое-какие затруднения и она не сможет получать деньги после его смерти с секретного счета в швейцарском банке, если не боится попасть в тюрьму. Он уговорил ее подписать документы, в которых она отказывалась от каких-либо финансовых претензий на его имущество после его смерти, пообещав ей ежегодные выплаты из образуемого им фонда.

На следующий день Хаммер посетил своего внука Мишеля, который был единственным сыном единственного сына Арманда Юлиана от его первой жены. Он объяснил, что оставляет ему нищенскую сумму, достаточную лишь для пропитания только из-за того, чтобы сократить налоги, а основную сумму он получит от «Оксидентал», главой которой Арманд назначит его, Мишеля.

Такие же объяснения он дал и своему сыну Юлиану, и своей внучке Кейси, и Розамарии Дюразо. Сложнее оказалось объясниться с его внебрачной дочерью Викторией. С ее матерью Бэтти Хаммер встретился во Флориде, где она работала горничной в яхт-клубе, в котором он останавливался со своей яхтой в то время, как его вторая жена, Анжела, приходила в себя после тяжелой операции. Хаммер привез Бетти в Нью-Йорк и обещал жениться на ней после развода с Анжелой. Однако вместо этого он женился на мультимиллионерше Френсис.

В это время Бетти как раз должна была родить ребенка. Хаммер отправил ее в Мехико и устроил ей там фиктивный брак с тем, чтобы у ребенка была чужая фамилия. После рождения девочки Хаммер назвал ее в честь своей бабушки и ежемесячно отправлял ей чек на солидную сумму. Однако в завещании он также не мог указать ее открыто и ограничился лишь туманными обещаниями того, что с финансами у нее все будет в порядке.

На 1 ноября Арманд Хаммер запланировал участие в большом еврейском празднике. Свое еврейское происхождение он отрицал чуть ли не всю свою жизнь, и лишь перед смертью решил обратиться в иудейскую веру. Вообще же при посещении Советского Союза он объявлял себя атеистом, в Саудовской Аравии - унитарианцем, а в Америке, в зависимости от штата, - то католиком, то протестантом.

В начале декабря Розамария привела к Хаммеру двух мексиканских целителей, которые, согласно традициям древних ацтеков, танцевали вокруг него в течение двух дней. Когда после этого Дюразо приложила свой стетоскоп к груди Хаммера, сердцебиения она уже не услышала.

Сразу же начал разыгрываться хорошо продуманный сценарий. После звонка шефу безопасности «Оксидентал» прибыл врач, составивший свидетельство о смерти, на новенькой «феррари» приехал Мишель Хаммер, а тем временем охранники из «Оксидентал» проворно упаковывали все деловые бумаги шефа в кейсы для того, чтобы вывезти их из здания «Оксидентал» на специально прибывших для этого машинах. Однако в самый последний момент их остановил Ричард Клери, адвокат, представляющий интересы Френсис Хаммер и Джоан Уейс. Он заявил, что так как после смерти Хаммера вопрос о наследовании остается спорным, то никто не имеет права распоряжаться чужой собственностью, и ничего выносить из здания он не разрешит. Он тут же позвонил Джоан Уейс, которая вызвала полицию, и газетам на следующий день было о чем писать по поводу смерти Арманда Хаммера, не ограничиваясь публикацией его тщательно прилизанного некролога.

На следующий после похорон день состоялось оглашение завещания. Больше всех был поражен Юлиан. Его отец, с которым у него и так всегда были очень сложные отношения, не выполнил ни одного из своих предсмертных обещаний и оставил сыну всего лишь двести пятьдесят тысяч долларов, чего не хватало даже на выкуп из залога дома Юлиана, не говоря уже об уплате всех его долгов.

А сразу же после окончания церковной службы, на которой присутствовали все директора «Оксидентал», состоялся совет директоров, единогласно избравший председателем Рея Ирани. Первым же своим приказом он отделил от «Оксидентал» образ Арманда Хаммера. Все многочисленные портреты и бюсты Хаммера были немедленно удалены из здания «Оксидентал», его имя было даже вычеркнуто из годового отчета компании. Ирани также поспешил перекрыть все каналы, по которым огромные суммы перетекали из активов «Оксидентал» в бездонные прорвы коммунистических стран.

Мишелю Хаммеру не удалось пойти по стопам своего деда. Через год после смерти Арманда Хаммера Мишелю, подписавшему секретное соглашение с руководством «Оксидентал», было выплачено полмиллиона отступных, а вскоре его уличили в противозаконных действиях с целью присвоения имущества деда.

Хилари Гибсон одиноко стояла на похоронах позади шеренги директоров, со всей полнотой ощущая стену изоляции вокруг себя. Последний раз она видела Хаммера живым на открытии музея. Ирани ясно дал ей понять, что он в курсе как ее волшебного превращения, так и ее отношений с Хаммером. «Информация - это мой бизнес», - сказал он ей. 2 июня 1992 года два сотрудника отдела безопасности «Оксидентал» выпроводили ее из ее кабинета в музее - она была уволена. Никаких выплат из обещанных Хаммером фондов ей не производилось.

Гибсон просила, чтобы ей хотя бы одноразово выплатили крупную сумму денег, которые, как она считала, ей причитались по условиям контракта, однако Фундация Арманда Хаммера отказалась удовлетворить это требование. Тогда она возбудила иск по поводу противозаконного отказа, и в марте 1996 года суд наконец вынес решение в ее пользу. Остальные судебные процессы между членами семьи Хаммера продолжаются, и судебные издержки съедают большую часть оспариваемого состояния. Правда, на деньги Хаммера претендует не только его семейство. Среди более сотни истцов по этому делу Фонд Даниэль Миттеран, адвокаты которого утверждают, что Хаммер задолжал им двести пятьдесят тысяч долларов за посещение женой французского президента торжественного обеда в честь открытия музея Арманда Хаммера, а также Национальный симфонический оркестр, которому не было выплачено обещанных двухсот пятидесяти тысяч долларов за исполнение на девяностолетии Хаммера «Happy Birthday» в его честь.

Недавно преданные гласности документы, собранные советской контрразведкой о жизни Хаммера и его семейства начиная с 20-х годов, еще больше скомпрометировали Хаммера и полностью опровергли его тщательно отредактированные «автобиографии». Музей Арманда Хаммера был передан в ведение Лос-Анджелесского университета, и огромный портрет Хаммера был немедленно свергнут со своего места. «Кодекс Хаммера» был продан с аукциона за тридцать два миллиона долларов, и его новый владелец, Билл Гейтс из «Майкрософта», вернул ему его прежнее название. Теперь это опять «Кодекс Лейчестера».

По материалам журнала

The New Yorker

Авторизованный перевод Оксаны Приходько