О новых репатриантах из СНГ мне рассказывали всякое. Не без опаски стучусь в квартиру Б-ских. Встречают меня на удивление радушно.
— Заходи, не трону, — приветливо цедит сквозь щербатые зубы Б-ской старший.
Вхожу. В нос ударяет резкий запах сивухи, портянок и ружейной смазки. Обычная атмосфера олимовского жилища. Посреди комнаты замечаю детский манеж, утонувший в клубах марихуаны.
— Это у вас мальчик или девочка? — обращаюсь я к хозяйке, румяной толстухе с наколкой «Тише дыши» на левом бицепсе.
— А хрен его знает! Молчит, падло. Который год расколоть не можем.
— Что ты там строишь, малыш? — наклоняюсь я к ребенку.
— Публичный домик, — хрипло смеется тот и с наслаждением затягивается.
— Айда на кухню, — приглашает хозяйка. — Только не прибрано у нас: все «в законе», парашу вынести некому.
Вдруг откуда-то доносится детский плач.
— Слышь, старуха, — говорит жене хозяин. — Пора оглоеда из садика забирать. С прошлой пятницы сидит, не кормлен, не порот...
Всплеснув руками, женщина спускается в сад.
— А как у вас с деньгами? — интересуюсь я у хозяина.
— Пока неясно. Банк только вчера взяли. Пересчитать еще толком не успели.
Я пытаюсь переменить тему разговора. Оглядываюсь по сторонам. Из угла мрачно скалится бритый наголо кот с татуировкой «Тамбовская пересылка». Пол усыпан окурками и фальшивыми банкнотами. Кругом ползают клопы и вирусы СПИДа. На дне разбитого аквариума лежит мертвецки пьяная золотая рыбка, уткнувшись в песок красным в синих прожилках носом.
— Любите животных? — спрашиваю.
— А кто ж их не любит, — криво усмехается хозяин и давит стоптанным валенком пробегающую мимо крысу.
Из ванной слышится жалобное мычание.
— Корова? — удивляюсь я.
— Козел, — хмурится хозяин. — Братан мой там. Тоже мне, профессор медицины называется. Битый час в собственную вену попасть не может!
Возвращается из сада хозяйка.
— Тебя там мужик какой-то дожидается, — говорит она мужу. — Вроде из налогового управления...
— Принесла нелегкая, — сетует хозяин и вразвалочку уходит.
В квартире появляется юноша в мятой солдатской форме, сгибаясь под тяжестью ракеты класса «земля-земля».
— Здорово, мать, — говорит он, сваливая ношу в угол на кучу противотанковых мин. — Тяжелая, зараза. Чуть не застукали. Сообрази-ка борща.
— Как служится? — обращаюсь я к нему.
— Да дедовщина замучила. До сих пор кулаки ноют.
Хозяйка зовет к столу. Вскоре к нам присоединяется Б-ской старший.
— Питаетесь нормально? — спрашиваю я.
— Да больше в «Суперсоле» подъедаемся, — отвечает за всех хозяин. — Эдак все полки обойдешь, глядишь — и сыт.
— А как насчет свининки? — задаю провокационный вопрос.
— А вот этого ни-ни, — машет рукой Б-ской. — Только по субботам. Давай я тебе лучше пивка налью.
Он расстилает на жирном лоснящемся столе схему ядерного реактора в Димоне и принимается потрошить на ней воблу. Перехватив мой взгляд, объясняет:
— Кэгэбэшники наказывали разобраться до тонкостей, а тут не по-нашему написано, — он смущенно поправляет на голове черную кепу.
В кухню заходит наскоро крашеная блондинка.
— Чего уставилась, стерва? — вдруг кричит на нее Б-ской. — На панель пора!
— Без тебя знаю, — огрызается та и, хлопнув дверью, уходит торговать телом.
В это время во двор въезжает грузовик с ворованым барахлом, и Б-ские торопятся на разгрузку. Хозяин идет меня проводить.
— Слушай, — спрашивает он, — а где у вас тут бутылки принимают? Мы с собой две наволочки приперли, там сдать не успели.
Я отвечаю и спешу в редакцию. Пройдя несколько шагов, оборачиваюсь, чтобы помахать на прощание рукой. Б-ской тщательно записывает адрес ржавым гвоздем на крыле соседской «Вольво». А возле подъезда ласковый ветерок с Иудейских гор покачивает на бельевой веревке смуглое тело налогового инспектора.