ПЕСЕННИК

Песенник

От автора. Идя навстречу пожеланиям трудящихся, жалующихся на отсутствие простых, но в то же время задушевных песен о нашей замечательной эмигрантской жизни, и имея незаконченное музыкальное образование, я аранжировал несколько русских народных песен для исполнения в широком семейном кругу. Эти песни можно исполнять на свадьбах, именинах, бармицвах и обрезаниях, а также в лесу и на лужайке, после хорошей выпивки и жареного мяса. Трудящиеся будут довольны, ибо не петь же им, в конце концов, «Партия - наш рулевой» или «Я шагаю по Москве».

Вышеупомянутые народные песни приводятся ниже, причем каждая песня снабжена краткой аннотацией с изложением содержания, что дает возможность исполнителям в той или иной мере догадываться, о чем они поют.

Из-за Бруклина и мимо

Песня, в которой описывается истинный случай, имевший место в городе Нью-Йорке в 1993 году

и до сих пор леденящий душу всей эмигрантской общественности.

Из-за Бруклина и мимо,

на простор крутой волны

выплывает Коган Фима

вместе с матерью жены.

На корме в потертых джинсах

голосят ни в склад,

ни в лад

два племянника

из Квинса -

Кацнельсон и Розенблат.

Мать жены -

Матильда Львовна

восседает на носу

и глядит на них любовно,

словно кот на колбасу.

Говорит: «Вы что,

с луны ли?

Поднимайтесь, алкаши!

Что ж вы, братцы, приуныли?

Эй ты, Фимка, черт, пляши!»

К ней племянники

в объятья -

мол, у нас в семье урод,

мол, нашла такого зятя,

что не пляшет и не пьет!

Но насмешкою такою

недовольна мать жены

и железною рукою

держит Фиму за штаны.

В жилах кровь,

а не заварка!

Ой ты, море-океан,

не видало ты подарка

от нью-йоркских киевлян!

Теща Фиму поднимает,

как персидскую княжну,

и за борт его бросает

в набежавшую волну!..

...Мать жены -

не мать родная,

теща - мужу, мать - жене,

не заплачет, вспоминая

Фиму Когана на дне...

Три дантиста

Песня, в которой появляются Кацнельсон

и Розенблат из бруклинской истории, хотя,

возможно, это и не они, а их однофамильцы,

тем более, что к ним присоединяется некто Берзон, нигде ранее не упоминаемый.

На границе люди ходят хмуро,

не проскочит ни один карат.

У таможни, где комендатура,

часовые Родины стоят.

А вокруг - евреи и еврейки,

ждет отъезда дружный коллектив,

бриллианты спрятав

в батарейки,

золотые кольца проглотив.

Не волнуясь, зная дело туго,

уезжают к бабушке в Эйлат

три дантиста,

три веселых друга -

Кацнельсон, Берзон

и Розенблат.

Но в лице

сержанта Иванова

им страна сурово говорит:

«Не пропустим ничего спиртного,

потому что это - дефицит!

Кто вывозит водку

на продажу,

пусть сейчас отдаст ее добром,

а не то возьмем его

под стражу,

выездную визу отберем!».

Но глядят на это

без испуга

и жуют спокойно сервелат

три дантиста,

три веселых друга -

Кацнельсон, Берзон

и Розенблат.

И отдав бутылок батареи,

всю таможню матерно кляня,

приуныли бедные евреи

под напором стали и огня.

Лишь одни веселые дантисты

все, что было, выпили уже

и стоят, красивы

и плечисты,

на своем последнем рубеже.

Там, в Чикаго,

где бушует вьюга,

об отъезде сделают доклад

три дантиста,

три веселых друга -

Кацнельсон, Берзон

и Розенблат.