ОТМОРОЖЕННАЯ ОТТЕПЕЛЬ

Настроение было отвратительным. Так мрачно еще никогда не доводилось отмечать Женский день, 8 Марта, как в 1963 году. Мы, четверо вгиковцев - Андрей Смирнов, Борис Яшин, Игорь Добролюбов и я - встретились в ресторане гостиницы «Турист», что напротив ВГИКа. В это время в Кремле уже второй день шла встреча руководителей страны с творческой интеллигенцией. Ждали её окончания. С речью должен был выступить Н.Хрущев. От неё многое зависело в судьбах моих товарищей, которым через несколько дней предстояла защита дипломных фильмов. Работ, далеких от канонов заскорузлого соцреализма.

Время тянулось мучительно долго. То и дело поглядывали на часы да на входные двери. Ожидали Марлена Мартыновича Хуциева. Он был в Кремле и обещал прямо оттуда приехать к нам. Проинформировать.

Мы тоскливо перебрасывались ничего не значащими фразами. Лениво поковыривали вилками салаты да ритуально прикладывались к рюмкам. Ничего доброго от того выступления не ждали. Ведь уже были наслышаны о скандальном посещении Хрущевым юбилейной выставки МОСХа, где он учинил инакомыслящим непристойный разнос. Где, распалясь и вконец распоясавшись, называл неугодных ему художников «пидарасами». Знали и о его погромном выступлении в Доме приемов и на Ленинских горах 17 декабря 1962 года на встрече с творческой интеллигенцией.

Время от времени Андрей срывался с места и мчался к телефону звонить домой. Ведь и его отец, известный писатель Сергей Сергеевич Смирнов, тоже был приглашен в Кремль. Но телефон дома молчал. И вот наконец, когда в ресторане почти не оставалось посетителей, в дверях показался Хуциев. На нем не было лица. Стремительно подошел к нам. И, не переведя дыхания, выпалил: «Ребята, все... Мы снова в глубочайшем дерьме... Нас опять предали. Кажется, окончательно!»

Немного успокоясь, отхлебнул воды, достал из кармана записи, сделанные наскоро в Кремле, и начал рассказывать о том, что Хрущев около двух часов учил всех жить. Как он неистовствовал против «любителей сенсаций» о временах сталинизма. Упорно приглушал тему развенчания культа личности. Много и сбивчиво говорил об евреях, в том смысле, что «и среди них встречаются хорошие люди». Со злостью поносил И.Эренбурга и В.Некрасова. Учинил скандал А.Вознесенскому. Потом, все более распаляясь, сорвался в истерику и возопил: «Сотрем всех на нашем пути, кто стоит против Коммунистической партии! Идет борьба историческая. Здесь нет места либерализму! Думаете, Сталин умер?! Никакой оттепели: или лето, или зима! Теперь уже не оттепель, а заморозки, зима! Вы думаете, мы арестовывать разучились?»

Все становилось на свои места. Рушились последние надежды. Чудес не бывает. «Мороз ударил из Кремля» - так потом назовет это время один из лидеров Пражской весны Зденек Млынарж. А в тот вечер Андрей Смирнов, самый молодой из нас, был более категоричным: «Черного кобеля не отмоешь добела», - выпалил он. Потом опрокинул одним махом большую рюмку водки и смачно выругался.

...Как-то в Израиле мне довелось побывать в красивейшем рукотворном парке «Рамат а'Нарив», что на берегу Средиземного моря в городе Зихрон Яаков. У входа увидал надмогильную плиту Понтия Пилата. Того самого - прокуратора Иудеи. И тогда вспомнилось, что, по версии Анатоля Франса, к старости сей прокуратор начисто позабыл об «уголовном деле» Иисуса Христа. Нечто подобное произошло и с Н.Хрущевым, когда на склоне лет надиктовывал свои мемуары и повел речь о XX съезде КПСС, о развенчании культа личности Сталина.

Уповая на «гипноз имени», он понадеялся, что его мемуары непременно прочтут миллионы. Миф шестидесятых годов получит новый жизненный импульс. И продлится на веки вечные. Так он и въедет в историю на белом коне десталинизации. Вот и надиктовал старую легенду, что он и только он был единственным членом кремлевского послесталинского ареопага, который в одиночестве, преодолевая яростное сопротивление коллег по «коллективному руководству», чуть ли не втайне от всех писал свой знаменитый доклад и добивался выступления с ним на XX съезде. Более того, категорически требовал у всех бывших сталинских сподвижников публичного покаяния с трибуны съезда. Покаяния за прегрешения перед партией, перед народом.

Будем снисходительны к старости, а тем более к умершим. И все же лукавил Никита Сергеевич. Ох как лукавил.

Начнем с того, что истинным инициатором расследования преступлений эпохи сталинизма, инициатором создания специальной комиссии по изучению материалов массовых репрессий сталинских времен выступил Анастас Иванович Микоян. Хитрец и мудрец, он умел заглядывать намного вперед. К тому же после смерти Сталина на его имя пошел поток писем с просьбами членов семей репрессированных о пересмотре дел пострадавших в годы сталинского всевластия. Естественно, Анастас Иванович эти письма пересылал в Генеральную прокуратуру. Там, после проверки, все эти просьбы, как правило, удовлетворялись. Через некоторое время Микояну по его запросу переслали из Генпрокуратуры сводку по всем этим материалам. Он был просто поражен. И тут же заспешил к Хрущеву, чтобы с глазу на глаз обсудить эту проблему. Тем более, приближался XX съезд партии. И именно Микоян предложил сделать об этом отдельный доклад. Иначе, мол, все это станет известным стране со временем от других. И тогда именно их, членов сталинского Политбюро и Президиума партии, сделают ответственными за все сталинские беззакония.

Но и это еще не все. Архивные материалы дают возможность выстроить весьма любопытную динамику развития ситуации с развенчанием Сталина, раскрытия и обнародования его преступлений.

Еще на самом первом послесталинском Пленуме ЦК, который состоялся через четыре дня после похорон «кремлевского горца», 14 марта 1953 года, впервые появились симптомы изменения отношения к Сталину, к переоценке его личности. А вскоре, на Пленуме ЦК 2 апреля 1953 года, впервые были обнародованы факты сталинского беззакония. Дело в том, что еще 10 марта в новом МВД были созданы группы по проверке и пересмотру фальсифицированных «дел»: «Заговора врачей», «Сионистского заговора», «Дела МГБ», «Мингрельского дела».

Тогда все началось со злополучного «дела врачей». С его очевидной фальсификации. Тогда же прозвучали первые требования об освобождении политзаключенных сталинских времен, об анализе системы ГУЛАГ. И уже 10 июня в передовой «Правды» мелькнула впервые формулировка «культ личности».

Но на этом этапе сам Хрущев еще был противником десталинизации. Это пока не входило в его честолюбивые планы. Свидетельством тому может стать ситуация с Еврейским антифашистским комитетом. Поступили предложения о полной реабилитации его членов. Но Хрущев и Маленков выступили против. И реабилитация состоялась только в 1955 году.

Сообщение МВД о том, что С.Михоэлс был оклеветан и убит по личному указанию Сталина группой из пяти сотрудников, возглавляемой министром госбезопаслости Белоруссии Цанавой и заместителем министра госбезопасности СССР Огольцовым, особого интереса не вызвало. Более того, предложение о привлечении их к уголовной ответственности было отвергнуто. Цанаву арестовали потом, как «члена банды Берии», а Огольцова и его группу только лишили правительственных наград.

Весьма любопытен и пресловутый указ Президиума Верховного Совета СССР об амнистии. Он касался всех лиц, осужденных на срок до пяти лет. В том числе за политические правонарушения. Фарисейство этого указа было несомненным. Ведь за подобные «преступления» столь малых сроков суды никогда не давали. Минимум - 10 лет...

К развенчанию культа личности Сталина Хрущев готовился тщательно. И не один год. Ведь он отчетливо сознавал, чем могла быть чревата эта акция для него самого. Какие непредвиденные последствия она могла бы породить. И в тайне от своих коллег по кремлевскому террариуму начал предпринимать превентивные меры. Началась негласная чистка архивов от могущих скомпрометировать Хрущева документов. Для этого он сделал председателем созданного в марте 1954 года КГБ генерала И.Серова. Человека надежного, преданного Хрущеву. Возглавлявшего в 30-е годы НКВД Украины. Тогда, когда сам Хрущев руководил ЦК Компартии Украины. И именно в эти годы репрессии в Украине носили самый массовый и беспощадный характер.

Едва вступив в должность, генерал Серов по личному указанию своего патрона предпринял грандиозную чистку спецархивов. Как рассказывал мне Я.Пашко, работавший тогда секретарем Киевского горкома партии, из Москвы прибыла бригада высокопоставленных чинов КГБ. Они перелопатили спецархивы. Изъяли множество документов, связанных с пребыванием Хрущева в Киеве в 30-40-е годы. Такая же чистка была проведена и в Москве. И, как свидетельствовал Д.Волкогонов, одиннадцать больших бумажных мешков с документами, свидетельствовавшими об участии Хрущева в сталинских репрессиях, были уничтожены. Хрущев был уверен, что о его личной причастности к преступлениям сталинизма следов не осталось.

А скрывать было что. Некоторые отставники-пенсионеры, работавшие в те кровавые тридцатые годы в Московском управлении НКВД под руководством зловещего С.Реденса, рассказывали, как Хрущев в 1937 году, возглавляя МГК и МК партии, ежедневно с пристрастием интересовался ходом дел лубянских костоломов. Мало того, негодовал, что-де Москва - столица страны отстает по темпам разоблачения врагов народа от каких-то захудалых Калуги или Рязани. Именно к нему поступали на визирование списки лиц, подлежавших репрессиям. И он их незамедлительно и безотказно утверждал.

В.Пронин, работавший председателем Моссовета в те годы, писал, что самим Хрущевым в те годы двигал животный страх. Оказывается, Никита Сергеевич по молодости, еще в 1920 году, голосовал за троцкистскую платформу. Был троцкистом. И это могло ему аукнуться в любой момент. Вот и являл Сталину яростное рвение в искоренении «врагов народа». Панически боялся расправы. Ждал своего часа на эшафот. Свою вину искупал чужими жизнями, чужими судьбами. Именно при нем в Москве было репрессировано большинство из 23 секретарей городских райкомов партии, почти все секретари сельских райкомов столичной области. Наконец, все заведующие отделами и секретари МГК и МК партии. Перечень же руководящих государственных, советских, профсоюзных и промышленных кадров просто нескончаем. И на всех списках, прибывавших с Лубянки, красовалась его резолюция. И даже переехав в Украину, не оставлял своим вниманием Москву. То и дело настаивал на Политбюро на очередных репрессиях уже второго эшелона руководителей столицы. Его приезд в Украину ознаменовался кровавой волной беззакония, практически не миновавшей ни одной семьи, в которой оказывались руководящие работники.

Примечательно, что незадолго до смерти Г.Маленков, чьи руки тоже были обагрены чужой кровью, все же решил свести счеты со своим обидчиком и обратился с письмом к Ю.Андропову. В нем он приводил доказательства преступлений Хрущева в годы сталинизма.

Превентивные меры были приняты. Хрущев чувствовал себя уже уверенно. Тем более что и «руль партии» был у него в руках. Поэтому когда на Президиуме ЦК 31 декабря 1955 года разгорелась острая дискуссия о преступлениях времен сталинизма, он уже был непреклонным сторонником расследований. Речь пошла об обстоятельствах убийства С.Кирова, о судьбах членов и кандидатов в члены ЦК, избранных на ХVII съезде, которые были почти поголовно истреблены. В тот день было принято решение о создании специальной следственной комиссии во главе с секретарем ЦК П.Поспеловым. Историком по профессии.

1 февраля 1956 года на Президиум был доставлен из тюрьмы бывший следователь по особо важным делам МГБ Б.Родос, один из наиболее одержимых садистов. Его откровения о нравах, царивших в системе ОГПУ-НКВД-МГБ, повергли всех в шок. Они все многое знали, но такого и представить себе не могли. Микоян, Поспелов и Серов поведали о непосредственном руководстве Сталиным не только массовым террором, но и санкционированием пыток. Молотов все же настаивал на формулировке в отчетном докладе съезду, что «Сталин - великий продолжатель дела Ленина». Не погрешив против истины, всем следовало с этим согласиться. Ведь прав был Вячеслав Михайлович, прав. История тому свидетель...

К началу февраля комиссия Поспелова закончила работу. Президиуму предоставили доклад на 70 страницах убористого текста. Выводы комиссии были ошеломляющими: все антисоветские блоки, организации и центры, якобы раскрытые ОГПУ-НКВД-МГБ, были сфабрикованы следствием с применением истязаний и пыток.

9 февраля Президиум заслушал доклад Поспелова. Дискуссия была жесточайшей. Как уйти от ответственности. Ведь многие из них обо всем не просто знали, но и содействовали Сталину в его произволе. Молотов, Ворошилов и Каганович выступали против отдельного доклада. Все остальные были за.

Любопытны и высказывания некоторых участников того заседания.

Аристов: Сказать, что мы этого не знали, - недостойно членов Политбюро.

Шепилов: Надо сказать партии, иначе нам не простят.

Хрущев: Съезду надо сказать правду... Но не смаковать.

13 февраля на заседании Президиума приняли решение: «Вынести на Пленум предложения о том, что Президиум ЦК считает необходимым на закрытом заседании съезда сделать доклад о культе личности. Утвердить докладчиком Хрущева».

Но тут разгорелся конфликт сродни шекспировским страстям. Дело в том, что, в отличие от Хрущева, другие члены кремлевского террариума не имели возможности прочистить архивы. Всех их обуревал страх разоблачения. Ведь практически каждый был соучастником вакханалии сталинского беззакония. К.Ворошилов, страшась будущего, предупреждал, что после этого доклада делегаты ни за что не проголосуют за них, членов Президиума. Во избежание неожиданностей и потери контроля над ситуацией приняли решение: доклад Хрущева поставить на последний день съезда. После выборов в руководящие органы партии. Прений по докладу не открывать. Ограничиться краткой резолюцией. Потом, в кабинетной тиши, развернуть ее в пространное постановление ЦК КПСС. Так надежней.

На том же заседании было решено подключить к работе над хрущевским докладом всех секретарей ЦК. Сам доклад зачитать 25 февраля.

19 февраля доклад был разослан всем членам и кандидатам в члены Президиума. Они сделали свои замечания. В целом доклад был одобрен. 23 февраля доклад был полностью готов.

Только 30 июня ЦК КПСС сподобился на постановление «О преодолении культа личности и его последствий». В нем всем сомневающимся было указано на несомненные заслуги Сталина в деле построения социализма, преданности Сталина марксизму-ленинизму. И конечно же, на то, что никакой культ личности не может изменить «природы нашего общественного строя». А дабы положить конец сумятице в головах партаппаратчиков, начали отыгрывать «задний ход». Для начала кинули пробный камень, перепечатав в «Правде» статью из китайской газеты «Жэньминь жибао» «Об историческом опыте диктатуры пролетариата», в которой всех просвещали, что Сталин «выражал волю народа и был выдающимся борцом за марксизм-ленинизм». Потом стало известно, что ЦК КПСС отозвал свое пресловутое «информационное письмо» с тощими выжимками из доклада Хрущева из низовых партийных организаций.

Они оказались не просто примерными выучениками Сталина, но генетическими сталинистами. Особенно по части умения ткать хитросплетения интриг и заговоров в борьбе за власть. Это стало особенно явственным в первые постсталинские годы. При этом даже не заботились о создании видимости законности. Шла борьба не на жизнь, а на смерть. Не секрет, что во все времена, во всех государственных формациях органы подавления, или, как их ныне называют, правоохранительные органы, были зеркальным отражением высшего руководства. Орден меченосцев всюду был орденом меченосцев. Любое своеволие каралось. И жестоко. Казарменный социализм - не исключение.

Так что бессмысленно оценивать те времена с точки зрения, скажем, римского права, наполеоновского кодекса или любых других правовых норм, принятых в цивилизованном мире. Это было при Ленине. Это было при Сталине. Это же явило новое руководство с первых же шагов. Особенно это отчетливо проявилось в деле Абакумова, деле Берии. Спору нет, и они, и привлеченные к ответственности их подельники достойны были жесточайшей кары за кровавые преступления против народа. Но судили-то их не за это, не за воинские должностные преступления, а за… государственную измену. За измену родине, за попытку свержения существующего строя. Судили как заговорщиков, иностранных агентов. Так мановением партийной палочки заплечных дел мастеров, кстати, убежденных коммунистов, делали политическими фигурами. Репрессировали пластами. Судебные расправы шли вплоть до 1959 года. Расстрельные приговоры выносились без оглядки на цивилизованное судопроизводство. С.Маршак назвал эти годы «маленьким 37-м годом». Ворошилов, как рассказывал хрущевский зять А.Аджубей, напуганный непрекращающимися расправами с неугодными, примерно в 1958 или 1959 году приехал на дачу Хрущева в Крым. Там, хватив лишку украинской горилки с перцем, - очень чтил этот напиток, - вдруг положил Хрущеву руку на плечо, склонил к нему голову и жалостливо сказал: «Никита, не надо больше крови, не надо...»

Сведение счетов с недругами велось Хрущевым на всех уровнях. Ложь становилась не просто все гуще и гуще, но нормой жизни. Осуждая на словах сталинское беззаконие, вернули из небытия понятие ЧСИР - член семьи изменника родины. И их всех беспощадно карали. Так, сына Берии, Серго, талантливого ученого, вместе с матерью упрятали в Лефортово. Лишили воинского звания «полковник», ученой степени доктора технических наук, правительственных наград, лауреатства Сталинской премии. Потом его с матерью сослали в Свердловск, предварительно заставив сменить фамилии.

Еще более парадоксальна судьба сына генерала Гоглидзе, подельника Берии по головному процессу. Генерал оставил свою семью еще в 1934 году. Никаких контактов с ней не поддерживал, за прошедшие годы ни разу не видел. Но в 1954 году этого сына разыскали, арестовали и выслали в Казахстан. ЧСИР!..

Утверждалась новая деспотия, названная почему-то демократией нового типа. Демократия - с увесистой дубинкой в руках, готовой опуститься на головы ослушников. Культ личности сменился культом должности. И те, кто принял решения съезда за чистую монету, нередко попадали впросак. Так, секретарь Свердловского обкома партии Кутырев воспринял провозглашенный съездом «некульт» всерьез. И решил приезд Хрущева в Свердловск не обставлять с культовой пышностью. Без «хлеба-соли» с ряжеными при встрече. Без многотысячных шпалер встречающих вдоль трассы движения правительственного кортежа. Решено - сделано. И через неделю он оказался на пенсии.

Смерть Сталина разбудила общество. Пробудила надежды на переустройство казарменного социализма - системы не просто бесперспективной, но преступной от начала и до конца. Слово «оттепель», пущенное в оборот названием повести И.Эренбурга, стало своеобразным паролем для жаждущих перемен. Кремлевское руководство же по-прежнему погружало страну в летаргию коммунистического маразма. Животный страх утери власти был сильнее здравого смысла. Весна 1953 года ознаменовалась кровавым подавлением забастовок советскими танками в ГДР. Затем наступил черед Венгрии. И там народное недовольство утопили в крови. Тоже советскими войсками. И в самой стране народные бунты подавлялись войсками беспощадно. Только за период с 1957 по 1964 годы таких бунтов было 12. Новочеркасск и Тимир-Тау, Подольск и Краснодар, Бийск и Муром, Александровск и Беслан, Броницы и Хасав-юрт, Кривой рог и Верхнеднепровск. Десятки убитых и раненных. Сотни арестованных «зачинщиков». Вот он - итог «демократии нового типа».

Номенклатура воспряла духом. Обуревавшие ее на первых порах кошмары стать вровень с народом, ушли в небытие. Уроки истории им оказались не по плечу. Они так и не осознали, что именно беспредельность власти, алчность, фарисейство, падение морали и нравственности были предтечей падения Древнего Рима. «Советский Рим» не мог стать исключением. Не потому ли они то и дело ставили мир на грань военной катастрофы, провозглашая непримиримость в противостоянии со своим извечным врагом - империализмом. Экспортируя революционные заверюхи по всему миру.

А в стране шла интенсивная люмпенизация общества. Люмпен - внизу. Люмпен - наверху. Быть люмпеном становилось удобным. Даже почетным. Всеобщее фарисейство - норма жизни. Повальная ложь - добродетель. Слова оставались словами, никак не стыкуясь с жизнью. В головы людей вколачивалась слепая вера в мифическое будущее, где все будет бесплатным, а все будут одинаково счастливы. Даже назначались конкретные сроки его пришествия. Пришествия равенства в нищете.

Вот только при этом не учитывали главного: нельзя сделать человека счастливым, непрестанно попирая главное его богатство - его достоинство.

Невольно вспоминается фраза Августа Бебеля из его письма Карлу Марксу, что «для построения коммунизма следует выбрать страну, которую не жалко». Выбрали...

Для устрашения инакомыслящих, для изничтожения едва проклюнувшегося либерализма и утверждения единомыслия .были подобраны и запущены в идеологический оборот хлесткие словечки-клейма «очернительство», «дегероизация», «ревизионизм». Их директивно приторачивали ко всем не угодившим властям писателям, художникам, кинематографистам, театральным деятелям. Их или вынуждали каяться за свободомыслие, или напрочь исключали из творческой жизни страны. Заместитель главного редактора «Литературной газеты» Юрий Барабаш неустанно наставлял своих сотрудников: «Не важно, какие речи раздаются на съездах, какие принимаются резолюции. Важно, что через неделю напишет «Правда».

Под пресс идеологической нетерпимости попадали лучшие из лучших. Начались расправы с «вероотступниками»: Б.Пастернаком и В.Некрасовым, А.Яшиным и Ф.Абрамовым, А.Вознесенским и А.Солженицыным. Список преследуемых талантов, попавших в партийную немилость, непомерно велик. Просто нескончаем.

Пора в конце концов назвать вещи своими именами. Не было никакой «оттепели». Была грандиозная мистификация. Все это - красивая придумка, на которую столь горазда фольклористика нашей интеллигенции, зачастую принимающей желаемое за действительное. Просто была хлябь распутицы. И главным смыслом акции, которую провернули ведомые Хрущевым, было не столько развенчание «культа личности Сталина», сколько стремление удержать власть, стремление «крестных отцов коммунобольшевизма» - несомненных преступников избежать наказания. Все свести к одной личности. Отсюда и выборочная реабилитация их оппонентов. Главное, убедить народ - это не их преступления. Преступления, за которые они так и не принесли народу покаяния.

Мертвые земному суду не подвластны. Можно говорить лишь об их ответственности перед историей. Но и об ответственности их правопреемников, их последышей перед обществом. Многострадальным народом. Прав был мудрейший Расул Гамзатов, писавший о них: «Из кривой палки прямой тени не сделать».