Особенности национального познания

У нас же, в русской земле, нет дураков; это известно; тем-то мы и отличаемся от прочих немецких земель

Ф. Достоевский,
«Записки из подполья»

Кто услышал в названии статьи эдакую аллюзию на известный российский кинематографический сериал «Особенности национальной...» (охоты, рыбалки...), тот не ошибся: речь пойдет об особенностях российского познания. Конечно же, не физических законов природы, а национальных обычаев. Познания не Натуры, чьи формулы всюду одинаковы — хоть у немца на куличках, хоть в Москве, а Культуры, на территории которой национальные особенности и составляют, собственно, ее сущность.

В последнее время в головах, одурманенных горечью поражения оранжевой революции, появилось ясное осознание главной причины успеха контрреволюционных сил. «В сущности, все происходившие процессы не были связаны с украинской государственной идеей, акцент делался на развитие экономики... Поэтому абсолютно понятно, что там, где нет идеи, преобладают интересы или отдельных политических лидеров, или их кланов. Отсутствие украинской государственной идеи, отсутствие, в сущности, партий, которые бы ее отстаивали, раздробленность национально-патриотических сил — это и привело к тем результатам, какие мы имеем» (Валерий Степанков, «День», 12.07.2006). На отсутствие руководящей и направляющей идеологии жалуются и аутсайдеры выборов. Недавно в одной радиопрограмме лидер НДП Людмила Супрун делала акцент на необходимости внимательного партийного отношения к идеологическим вопросам.

Зато регионал Евгений Кушнарев усматривает в деидеологизации (уничтожении национальной идеи как таковой) главный принцип деятельности своей партии. Он вполне логично делает акцент на развитии экономики и улучшении быта населения («как мы сидели у котлов с мясом, как мы ели хлеба досыта!» — Вих. 16:3). «Национальной идеей в моем понимании, — отмечает идеолог хлебно-мясного благосостояния, — является создание такой страны, государства, считающего наивысшей своей ценностью человека… Человек имеет право нормально работать, получить нормальное образование, обогащать себя духовно, обеспечить нормальный отдых, иметь возможность создать семье все необходимые условия: жилищные, бытовые. Но если пытаться в эту идею вмонтировать какие-то национальные символы, которые почему-то у нас, к сожалению, граничат с «шароварщиной», у нас здесь ничего не выйдет» («День», 22.07.2006).

У «них», конечно, не выйдет. Все выйдет только при условии полнейшей денационализации украинцев, к чему «они» и стремятся. А вот у «нас» ничего не вышло (тактически) и не выйдет (стратегически) без вмонтирования в экономику (политику, быт, образование и т.д.) указанных национальных символов. То есть без идеологизации, которая должна совершаться в соответствии с украинской национальной идеей.

Элементарная логика подсказывает: познание национальной идеи, то бишь ее создание (конструирование), должно быть результатом профессиональной деятельности национал-идеалистов — философов, работающих в области философии национальной культуры (философии украинства). Учитывая, что во всех украинских вузах уже довольно долго обязательной структурной единицей являются кафедры украиноведения, можно предположить всплеск научной активности по специальности 09.00.12 — «украиноведение (философские науки)». Предположение ошибочное. До сих пор в Украине нет ни одного доктора наук по философскому украиноведению! Конечно, количество научных работников не может однозначно свидетельствовать о качестве их продукта — докторами экономических наук у нас хоть дороги мости, только так, наверное, и доберемся до европейской экономики. Но если нет ни одного...

Президентский призыв «Думай по-украински!» — метафорический, противоречивый, а иногда и раздражающий для простонародного русскоязычного усмотрения, — самым непосредственным образом касается работников «духовного производства». Производители идей только тогда способны производить свой продукт, когда остаются в пределах своей национальной культуры. «Философия вообще может быть познанием только своей культуры, но никак не чужой», — утверждает не подлинно русский (или как таких называют в России — «западник») культурфилософ Вадим Межуев. А своей культурой может быть только своя национальная культура (а не европейская, христианская и т.д.), поскольку «общечеловеческое не существует за пределами нации; оно внутри нее» (Сергей Крымский).

Молодой Николай Гоголь писал в статье «Несколько слов о Пушкине»: «Произведения Пушкина… может полностью понять только тот, чья душа имеет в себе чисто русские элементы, кому Россия — родина». Иначе говоря, только тот, кто думает по-русски. Безусловно, творчество Пушкина, как и творчество любого иного национального художника, несет в себе и интернациональные элементы; последние открыты для понимания представителями других наций. Но полное, оно же тотальное, понимание, являющееся признаком мышления философского, мышления в идеях, останется прерогативой национальных мыслителей. И если мы видим в Украине всемирно известных мыслителей, но не видим национальных идей, то это однозначно свидетельствует: в Украине не хватает украинских мыслителей. Таких, которые думают по-украински.

Недавно я объяснял своему старшему товарищу, по каким признакам он, украинец, профессор Харьковского национального (!) университета, является стопроцентно «русскомыслящим» человеком. Ни разу в своих многочисленных публикациях профессор не использовал элементы украинской литературы, в то время как русской — на каждом шагу. Пушкин, (поздний) Гоголь, Достоевский, Л.Толстой — для него родные, свои. Так что вполне естественно, что для поэтической характеристики какого-то абстрактного понятия, например, «прошлого», он воспользуется Лермонтовым: «Да, были люди в наше время, не то что нынешнее племя». В то время как украинцу придет в голову Шевченковое «Було колись, в Україні ревіли гармати, було колись — запорожці вміли панувати». Если профессорскую публицистику перенести на полосы, скажем, российской «Независимой газеты» или «Известий», то такой перенос не будет требовать никаких изменений в стиле, манере или темах: газетные статьи будут абсолютно понятны российскому читателю. Может ли такой философ — безусловно, выдающийся специалист, стопроцентный либерал и демократ, продуцировать украинскую национальную идею? Вопрос риторический.

Когда член специализированного ученого совета по защите диссертаций по специальности «украиноведение» (кстати, единственный совет на всю Украину!) априорно отказывается вести научную дискуссию, ссылаясь как на причину отказа на присущую представленной диссертации «программную пафосность апологии национальной идеи», а другой член того же совета заявляет: «я не понимаю, что такое «Кобзареве об’явлення», — наверное, потому, что я являюсь человеком русскоязычным?», то разве возможно в сегодняшней Украине академическое и профессиональное познание украинской национальной идеи?

Николай Рябчук справедливо подчеркнул еще несколько лет назад: «Русскоязычная интеллигенция в Украине переживает действительно глубокий кризис традиционной культурной идентичности. С одной стороны, она не готова отождествить себя с украинской культурой — отчасти из-за плохого знания этой культуры, отчасти из-за традиционной имперской предубежденности ко всем туземным культурам (и языкам) как менее развитым, «бедным», «оторванным» от мировой цивилизации. А с другой стороны, она не готова признать свой диаспорный статус — как, скажем, признала его русская интеллигенция в Прибалтике, Грузии или Израиле».

Нежелание сделать выбор («выбор самого выбора», как говорил Серен Кьеркегор) в пользу той или другой национальной культуры, однозначно отождествить себя с национальной культурой является существенным культурным элементом сугубо русской ментальности, квалифицирующими признаками которой являются имперскость, мессианство, интернационализм. Когда в Николае Гоголе окончательно заснула его европейская — «хохлацкая», как он сам ее называл, — национальная душа, он об упомянутой особенности русского познания идеи высказался следующим образом: «Только в одной русской голове… возможно созданье науки как науки, и русский ум войдет в сок свой. Наука, окинутая русским взглядом, всеозирающим, расторопным, отрешившимся от всех сторонних влияний, ибо русский отрешился даже от самого себя, чего не случалось доселе ни с одним народом. Немцу, о чем бы он ни говорил, не отрешиться от немца; французу, о чем бы он ни говорил, во всех его мненьях и словах будет слышен француз; англичанину и подавно более всех нельзя отделиться от своей природы. Стало быть, полное беспристрастие возможно только в русском уме, и всесторонность ума может быть доступна одному только русскому» («Про науку»).

Следовательно, имеем: немцы, французы, англичане, односторонне ограниченные своей культурой, познают только самих себя, зато русское познание стремится выйти из национальных границ. «Не просто спорным, но абсурдным, бессмысленным и кощунственным в своей узости» (мнение еще одного члена указанного спецсовета по защите диссертаций по украиноведению) — таким кажется философам, мыслящим по-русски, европейский тезис «философия культуры существует лишь как философия своей национальной культуры». Европейцы познают собственную национальную культуру и строят свою жизнь в соответствии со своей национальной идеей. «Национальная» идея россиян заключается в имперско-интернациональном отрицании национальной идеи и подчинении всей общественной жизни мессианским (самодержавным, коммунистическим) идеям.

С абстрактной, отстраненной позиции можно спорить по поводу теоретической привлекательности европейского или русского мировоззрения. Но с практической, прагматической позиции, если проникаться прежде всего «жилищными и бытовыми» проблемами, можно увидеть следующее: немцы, французы, англичане, познавшие национальную идею, достигли впечатляющих успехов в решении своих жилищных и бытовых проблем. Русский интернационализм не смог обеспечить своим подданным хотя бы минимально достойный уровень жизни. Хотя идея была вполне кушнаревского пошиба: «все для человека, все во имя человека» (и мы даже знаем имя этого человека).

По мнению других философов, практика — критерий истины. Правда, это немецкое мнение. Национальное.