О хлопотах с (а)моральностью

Воистину, чем сложнее времена, тем лучше анекдоты. Национальная экспертная комиссия по защите общественной морали в декабре подписала Меморандум о сотрудничестве с Всеукраинским советом церквей и религиозных организаций.

Участники одобрили совместное обращение к государственным и общественным организациям и всем гражданам Украины. Документ этот мгновенно облетел пространство Интернета, веселя предновогодние будни в условиях экономического кризиса.

Начинается обращение так: «Анализ состояния украинского общества, учитывая соответствие уровня общественной морали известным человеческой цивилизации образцам, показывает нам печальную картину». Хотелось бы все-таки определенности: до каких образцов морали наше общество «не дотягивает»? Образцов викторианской Англии прошлого века? Или норм морали в античной Греции, Риме? Морали эпохи Киевской Руси? Сельской морали какого-то века? Морали периода Первой мировой войны? Второй? На какой класс, на какое сословие, на какую страну и на какую культуру ориентирует нас национальная комиссия? Авторы письма оставляют без внимания тот факт, что каждый социальный слой вырабатывает свои правила и нормы нравственности, каждая культура трансформирует их, каждый исторический период их изменяет, ведь нормы эти глубоко социальные, вплетенные в социальную структуру, они имеют историю. Ни одно значимое социальное изменение не происходит без перемен в сфере нравственности, сексуальности и частной жизни. А по изменениям в сфере сексуальности порой анализируются изменения в сфере социальной и политической. Что мы и хотели бы кратко тут сделать, анализируя политику, внедряемую Национальной экспертной комиссией...

Участники обращения «убеждены: мораль и принципы развития должны опираться на что-то вечное и неизменное». Этого центрального неизменного «чего-то» почему-то не называют. Но упреков в нашем «несоответствии известным человеческой цивилизации образцам», в нашей испорченности «агрессивным секуляризмом и искаженным воспитанием» насыпано щедро, да еще и резкой, менторской риторикой.

Сегодня карта диверсификаций общества дополнительно усложняется тем, что современная общественная мораль реализует себя в условиях культурно и конфессионально неоднородной среды. Поэтому предложение всеобъемлющей, вечной, вневременной, абсолютной, неизменной морали — утопично или авторитарно, в зависимости от того, как настойчиво она будет насаждаться.

Апокалиптический прогноз (или это угроза?) на тот случай, если общество не прислушается к советам Национальной экспертной комиссии и Совета церквей, подражает библейским мотивам: «Всемирная история свидетельст­вует, что в государстве, светская и духовная власть которого одинаково заботятся о высоком уровне нравственности, идет неуклонный рост жизненного благосостояния, военной мощи и международного авторитета. Но как только берут верх распущенность, неуваже­ние и игнорирование этических норм — в обществе наступает неминуемый крах. В результате такого падения большинство цивилизаций были навсегда разрушены не только физически, а и в памяти потомков». Но мы живем не в библейские времена, и сейчас такие тексты обладают другим привкусом и запахом. Невозможно строить национально-милитарное государство с сильным влиянием духовенства и одновременно развивать демократические ценности. Эти два дискурса часто движутся в противоположных направлениях.

Теологически ориентированные соображения и доктринальная патетическая лексика не дают понимания современных процессов. Попытки спаять государство и духовные установки, особенно в сфере морали и частной жизни, вызывают конфликт. Как государственная комиссия будет согласовывать с церковью вопросы контрацептивной культуры, отвергаемой церковью? Церковь не поддерживает эмансипацию, которую пропагандирует и поддерживает государство. В конце концов, церковь не поощряет публичную эротику, которую легализирует национальная комиссия...

Национальная экспертная комиссия по защите общественной морали создана в ноябре 2004 года. Одна из ее трех задач — «проведение экспертизы продукции, зрелищных мероприятий сексуального или эротического характера и продукции, которая содержит элементы или пропаганду культа насилия, жестокости, порнографии». Задача понятна, а вот роль комиссии — нет. Если есть закон «О защите общественной морали» и есть нарушитель, то дело рассматривает суд. А что же делает в таком случае постоянно дейст­вующая комиссия в количестве 90 человек (постановление Кабмина от 17 ноября 2004 года)? Ладно, не будем ставить под сомнение ее целесообразность. Уровень безработицы в стране и так высок...

Во время внедрения в 2004 году Закона «О защите общественной морали» возникла необходимость определить критерии, по которым можно было бы разделить весь массив видео- или фотопродукции на две группы: на разрешенную «эстетичную» эротику и запрещенную в Украине «пошлую», «циничную», «натуралистическую» порнографию.

Закон утверждает, что порно — это то, «что пробуждает низменные инстинкты», а эротика «НЕ возбуждает у аудитории низшие инстинкты». Что ж, хорошая основа для экспертизы: возбуждает или не возбуждает. Легко верифицируется и объективно подтверждается. Но не только в том печаль. Стремясь расставить демаркационные линии, закон окончательно запутался, ведь эротика, которая не должна пробуждать те ужасные «низшие инстинкты», фигурирует здесь как «продукция сексуального характера», которая, в свою очередь, «предназначена для удовлетворения сексуальных потребностей человека». Похоже, закон о защите общественной морали предлагает сексуальное удовлетворение без сексуального возбуждения. Я бы сказала, что так неожиданно проявилась некая сексофобия закона.

Национальной экспертной комиссии по защите общественной морали предстояла задача разработать более четкую и формальную дифференциацию между порно и эротикой. «Критерии», сформированные ею в феврале 2007 года, пожалуй, еще долго будут фигурировать в учебниках в качестве программного текста, который неожиданно и ярко иллюстрирует знаменитую «репрессивную теорию» французского философа Мишеля Фуко, автора трехтомника «История сексуальности». Согласно теории, запрет и девиатизация различных форм сексуальности на самом деле является скрытой формой пропаганды сексуальности, тиражирования и доставки ее в самые отдаленные, будничные уголки ежедневного рутинного бытия; ведь запрет требует четкого названия, перечня, определения того, что запрещено, а значит — бесконечного повторения запретного (через книжки, медицинские советы, консультации, образовательную литературу, моральные установки, культуру церковной исповеди), превращая таким образом запретное в то, что все время на слуху, в памяти, на устах, непрерывно актуализируемое. Так и комиссия, запрещая, детализирует сексуальные практики, о которых, пожалуй, большинство населения Украины не думало и не гадало бы, зато теперь их вот уже два года активно цитирует, обсуждает и смакует прогрессивная общественность.

Разработанные критерии заслуживают внимания, ведь это не просто попыт­ка определить границу порно и эротики. Это еще и попытка нового понимания человеческой сексуальности. Понимания, которое застряло где-то на переходе от церкви к публичному дому.

Вполне прогрессивно в предложенном Национальной экспертной комиссией документе под длинным названием, которое начинается словом «Критерии...», сказано: мастурбация, анальный и оральный контакт являются «сек­суальным взаимодействием гетеросексуального характера». Раньше это отрицали бы. После такого «обогащения» гетеросексуальных практик новыми пунктами и подпунктами раздел «Анор­мальные и извращенные формы сексуального взаимодействия» остался неприлично кратким. Сюда отошли три одиноких случая — гомосексуальность, БДСМ и сексуальные практики людей с ограниченными возможностями.

В перечне сказано, что изображение людей с альтернативными, ограниченными возможностями — это порно и анормальная и извращенная форма взаимодействия. Если не принимать во внимание случаев насилия и обмана, то возникает вопрос: почему? Почему человек, который получил травму в молодом возрасте, должен смиренно вести жизнь отшельника? Для него в «Критериях» не предусмотрена форма эротики, которая могла бы быть ему интересной и близкой, поддерживать и вселять надежду, а его сексуальность — названа анормальной. Один из ответов на вопрос «почему?» заключается в том, что комиссия понимает эротизм только в пошло-сексистской стилистике, где нет места эротизму, лишенному «объективизации».

Что на самом деле хотели сказать составители «Критериев», когда заботливо разместили в разных разделах запрещенное гетеросексуальное порно и такое же запрещенное гомосексуальное? Что сущностно различного в них, если сексуальные практики часто идентичны? Что еще оберегает документ, поставив барьер между двумя видами нарушений (с точки зрения закона), словно опасаясь случайного их спутывания?

Наденем гендерные очки: он оберегает спайку рекреативной и репродуктивной сексуальности (поставленную теперь под сомнение нормализированными комиссией нерепродуктивными гетеросексуальными практиками), которая в специализированной литературе называется одним словом — гетеронормативность. На гетеронормативности, словно на большом ките, держится социальная гендерная поляризация, а потому комиссия оберегает также практику дискурсивной власти, формализацию доминирования, объективизации женской сексуальности (то есть превращения ее в объект в широком потребительском смысле для гендерно иного субъекта).

После того, как столько копий сломано и перемирий подписано в полемиках о сексизме, об объективизации, о сексуализации женщины, превращении ее в товар, о недопустимости рекламных ходов по формуле «товар плюс баба», о дискриминационности такой практики, о ее роли в практиках сексуальной агрессии, в отличие от других стран, принимающих законы о запрете сексистской рекламы, — наша Национальная экспертная комиссия целомудренно благословляет «показ полуобнаженных и обнаженных моделей с демонстрацией лонной области, ягодиц, грудных желез» (восторгаюсь их речью). А также «использование [обнаженного тела] в качестве фона художественно изображенных элементов пейзажа, интерьера, дорогой мебели, игрушек, автомобилей, а также изысканной одежды и белья, ювелирных украшений и бижутерии и т.д.» Феерия! Конечно, для авторов такого текстового ряда иных форм «необъективированного» эротизма не существует.

Между тем гендерные насилие/доминирование (артикулированные в различной степени завуалировано или прямолинейно), похоже, больше, чем кажется на первый взгляд, адаптированы и нормализованы в нашей культуре, где «мачистская» или «героическая» маскулинность довольно уверенно и без препятствий выстраивается по векторам власти и субординации как других форм маскулинностей (базирующихся на стиле, возрасте, расе, сексуальности, культуре), так и феминностей. Не могу не упомянуть, как всего несколько месяцев назад ведущий воскресной программы о книжных новостях на канале «СІТІ» Евгений Михайлов совершенно серьезно и безнаказанно рассуждал, что изнасилование завоевателями женщин обеспечивало им (женщинам) «соответствующий уровень адреналина». По гипотезе ведущего, поскольку украинские женщины сейчас недополучают этого необходимого адреналина, то должны компенсировать его чтением детективов и просмотром сериалов. То есть книги читает «неудовлетворенная» женщина, которой просто-напросто не хватает жесткого настоящего мужчины. Для меня порно имеет более прямую связь с этим заявлением ведущего, нежели с возбуждением.

О содержании «Критериев» можно говорить много. Это все-таки талантливый документ, сказавший о нашей действительности значительно больше, чем от него ожидалось. Но я остановлюсь еще только на одной детали, демонстрирующей еще одну культурную пропасть и еще один двойной стандарт. В «Критериях...» пространно расписаны стадии эрекций: немного или совсем неэрегированный член — является эротикой, а изображение «полностью эрегированного полового члена» — является табу, порно («Порно — это эротика в состоянии эрекции», как написал один мой друг). А ниже идет текст, в подлинность которого моя подруга долго не могла поверить, подозревая интернет-розыгрыш и проверяя цитату на правительственных сайтах: «Демонстрация женских половых органов крупным планом, включая пальцевое разведение половых губ, в рамках художественной композиции только как эпизод укрупнения ракурса в серии изображений модели» — относится к эротическому. Добро пожаловать.

Сегодня нельзя говорить о морали и сексуальности, не принимая во внимание достижения мировой интеллектуальной мысли и права за последние сто лет. Литература из областей социологии, антропологии и истории сексуальности, гендерной теории, квир-теории, социологии молодежи дала бы более весомую базу, менее оценочный категориальный аппарат, гендерно чувствительные маркеры, более объективные ориентиры и деликатную оптику для рассмотрения и понимания человеческого эроса, социальных аспектов сексуальности, нейтрального и вредного. Без этих теоретических познаний, без понимания социальной конструированности сферы интима, любви и морали размышления над сексуальностью часто сводится к воспроизведению дискримиринующих стереотипов, унижающих предвзятостей и двойных стандартов, шовинистических размышлений, прикрытых маской порядочности и нравственности, что дает в результате тексты в стиле: «двух вещей не люблю — расизма и негров».

В течение последних 100 лет в мире произошло много значимых эмансипационных процессов и культурных революций — классовая, этническая, женская, молодежная, сексуальная. Это является частью того, что названо модернизацией. Эти изменения были возможными в контексте либеральных демократий. Подобные процессы, как известно, устанавливают новые границы норм в соответствии с новыми культурными, историческими, экономическими реалиями. Преимущественно это проявляется в разнообразии неосуждаемых, нормализованных практик и жизненных стилей. Никто не осуждает молодую девушку, когда она отдыхает в клубе; семью, планирующую ребенка и регулирующую рождение; учениц, когда они одеты в брюки. А еще недавно, 20—50 лет назад, это могло стать признаком безнравственности, распущенности, неуважения, девиантности и даже предательства родины. То же, но медленнее, происходит с мужскими гендерными презентациями, для которых теперь правила стали жестче и критика резче.

Более ста лет модернизации, борьбы, начатых Франко, Кобринской, Лесей Украинкой и продолженных в новейшие времена героями, чьи имена история еще не выкристаллизовала, похоже, пришли в противоречие с тем, что ныне провозгласила Национальная экспертная комиссия в своем совместном с Советом церквей обращении. Ведь предлагаемое ею можно было бы назвать одним словом: де-модернизация, отказ от модернизационного процесса, которым живут развитые страны последние двести лет.

В общем, в мире достоинство читателей и зрителей защищают без привлечения государственных учреждений и церкви. В Канаде, скажем, есть независимое агентство, которое отвечает за качество эфирных и телекоммуникационных систем, — «Канадская комиссия по радиовещанию, телевидению и телекоммуникациям». На ее сайте гражданин может разместить жалобу на неэтичную видео- или телепродукцию. И тогда эта комиссия будет защищать гражданина и его интерес. Но не так, чтобы, в конце концов, своих граждан обвинить в разврате. Недаром в Украине тем временем собираются подписи под петицией от общественности к президенту с рядом замечаний к деятельности Комиссии по защите общественной морали.

Кстати, 14 января с.г. в России Го­сударственной думой в который раз был снят с рассмотрения законопроект о создании «Высшего совета по защите нравственности в области телевизионного и радиовещания». Это была четвертая неудачная попытка провести законопроект. Россияне уже имели возможность наблюдать и посмеяться над действиями санкт-петербургской комиссии по этике социальной рекламы и социально-значимой информации в Северо-Западном федеральном округе, боровшейся со словом «вагина» на афишах всемирно известной пьесы Ив Энслер «Монологи вагины», аргументируя свою борьбу тем, что «дети будут спрашивать, что это такое». Россий­ский журналист резонно заметил: слово как слово — литературное и значительно лучше, чем то, которым намного чаще пользуются взрослые и дети.

Совместное обращение заканчивается словами: «Поэтому необходимо неотложно принять меры для соблюдения законодательства Украины о защите общественной морали и настойчиво работать на пользу государства и украинского народа как высоконравственной нации». Мне эхом слышится: «А также высокопроизводительного труда и образцового порядка». Призыв, выведенный в человеческий рост на гро­мадном щите вдоль дороги, по которой я ходила в школу в далекие советские времена. Один текст, один пафос.

В Верховной Раде Украины зарегистрирован проект постановления о проведении парламентских слушаний на тему «Современное положение общественной морали в Украине, проблемы и перспективы и состояние соблюдения законодательства в этой сфере» (март 2009 г.). Интересно, с каких позиций будут обсуждаться эти перспективы... С вечных или человеческих?