Сексуальная революция без паники

О сексуальности, разной, пишут в Украине все больше. А это значит, что сексуальная революция наступила. Возможность публично отрефлексировать стороны жизни, относящиеся к сексуальности и интиму, является одной из составляющих сексуальной революции.

Однако почти все эти публикации обладают общей чертой - они пытаются адаптировать изменения, которые принесла сексуальная революция, к патриархальному укладу. И получается, что априори авторы претендуют на положительное, "продвинутое" понимание процессов (не хочется быть ретроградами), но когда они переходят от общих деклараций к собственным выводам, то противоречат сами себе. Получается в духе "двух вещей не люблю - расизм и негров".

На недавнем ток-шоу о сексуальной революции на канале "1+1" участники возмущались общей распущенностью и падением нравов (преимущественно молодежи, ее обычно держат в качестве козла отпущения). Только одна из участниц в "защиту" сексуальной революции повторяла, что "от этого рождаются дети", стремясь придать сексу сакральную окраску.

Парадокс в том, что ни то, ни другое не касается, собственно, явления, которое назвали сексуальной революцией. Ведь, во-первых, суть революции не в падении нравов, а в проникновении общих либеральных ценностей в одну из самых консервативных сфер человеческой жизни - семью, интим и сексуальность. Конечно, бок о бок идут и риски, связанные с индивидуальным выбором, новой идентичностью и нестандартным жизненным сценарием. Впрочем, все эти поиски остаются свободным выбором, а он может остановиться и на проторенных дорожках и прописных истинах, если они созвучны человеку.

Во-вторых, апеллировать к репродукции (рождению детей), если речь идет о постмодерной сексуальности, бессмысленно. В 1975 году Всемирная организация здравоохранения разграничила репродуктивное здоровье (способность рожать детей) и рекреативное сексуального здоровье (секс как часть человеческого романтизма и любви) как различные и одинаково важные составляющие сексуального здоровья человека. Сексуальная революция касается процессов, происходящих в сфере рекреативной (для удовольствия) сексуальности, и распространяется на сферы семейные, принимая и поощряя паритетные отношения (именуемые тут чистыми, то есть не субординативными), осознанное отцовство, усыновление детей одно- и разнополыми парами.

Разделение репродуктивной и рекреативной сфер имеет далекие последствия в общественных и интимных отношениях людей. Если бы зоны удовольствия и зоны репродукции на человеческом теле природа или Бог разместили в разных местах, патриархат, каким мы его сегодня знаем, пожалуй, не смог бы состояться.

В этом смысле приглашение священника к обсуждению темы сексуальной революции (наверное, для пылкой полемики) дало иной эффект: не получилось ни полемики, ни анализа. Для затравки был предложен сюжет о киевском свинг-клубе, что, конечно, вызвало почти онемение участников. Приглашенная женщина-сексолог посоветовала свинг в качестве способа разжечь угасающую в паре любовь.

В текстах о сексуальной революции, пожалуй, действительно практически нет морализаторской лексики. Не потому, что заведомо поощряется безнравственность и вообще категория безнравственности также размывается, а запретное или осуждаемое трактуется иначе. В условиях сексуальной революции сам подход к проблеме другой, более персональный, регулирование сексуального выбора происходит на пересечении других тем - здоровья, поиска себя, любви, ощущения счастья, внутреннего комфорта (в бытии вместе или одному) и ответственности как первоочередно важных, интегрирующих эмоций.

Одним из центральных остается дискурс здоровья - физического, эмоционального, психического, сексуального и, если хотите, духовного. Это началось еще с Вильгельма Райха и Маркузе. С конца ХХ века возникают кардинальные изменения: впервые за историю человечества секс становится угрозой не только для женщин, но и для мужчин. Общие предписания норм и практики резко меняются. Раньше он представлял двойную или даже тройную угрозу исключительно для женщины: за добрачную беременность наказывалась только девушка, женщины часто беременели и умирали во время родов, сексуальная активность осуждалась. Мужчина легко мог отказаться от ответственности за внебрачного ребенка, секс не грозил ему смертью во время родов, а сексуальная активность поощрялась. Но с появлением СПИДа секс становится жизненно опасным для обоих полов. В этом смысле мужчина впервые оказался в шкуре женщины: секс и для него начал нести опасность. На протяжении последних трех десятилетий меняются общепринятые нормы: резко возросла терпимость к ранее осуждаемым видам сексуальной активности - довольно надежным и безопасным, с точки зрения возможного инфицирования. В этот список входят секс по Интернету и телефону, пип-шоу и различные формы авто-эротизма (в некотором смысле, популярные сегодня телевизионные реалити-шоу являются этаким своеобразным возвратом к реальным отношениям от своих виртуальных).

Еще одно принципиальное изменение - стирание так называемого двойного стандарта в сексуальной морали, то есть когда сексуальное поведение мужчины и женщины оценивалось по разным шкалам: донжуанский темперамент поощрялся и принимался у мужчин, однако женщина такого же поведения, скорее всего, была бы названа проституткой. С точки зрения потребностей в сексе, мужчине и женщине приписывались различные мотивы создания семьи: якобы брак - это цена, которую мужчина платит за секс, а секс - это цена, которую женщина платит за брак. Сегодня это утверждение уже не является уж столь однозначным.

Сравнивание мужских и женских норм сексуального поведения перекликается с ослаблением общей гендерной поляризации и в обществе, и в семьях. Меняется сама природа маскулинности и фемининности. Появление метросексуалов, вопреки общему опасению, не является свидетельством смены сексуальной ориентации мужчинами (даже не подготовкой к ней), это изменение моды на тип маскулинности. Ныне уже немоден доминирующий мачо, ему на смену пришел мягкий, респектабельный, но демократичный интеллигент-интеллектуал. Выравнивание социальных стандартов между женами и мужьями означает проникновение практик, считавшихся раньше женскими, в мужскую сферу и наоборот. Это происходит на многих уровнях - от социальных (мужья могут уходить в отпуск для ухода за ребенком, впрочем - массового оттока мужчин в семейные сферы не произошло) до телесных практик (ухаживать за своей внешностью перестало быть исключительно женской обязанностью). Почти неизменной осталась экономическая и властная сферы, а потому изменения в гендерном стиле не являются признаком изменений в патриархальном укладе. Экономическая бедность женщин и эмоциональное убожество мужчин остаются результатом игры между полами.

Означает ли это, что ныне в сексе все дозволено? Как ни странно, границы одновременно и беспредельно отступают, освобождая поле для поисков и экспериментов, и предельно наступают на каждого в частности. Причем там, где раньше была свободная зона и к чему раньше поощряли социальные правила и нормы, сейчас проблематизируется. Так, секс с частой сменой партнеров сейчас стоит в списке пагубных страстей. Этот недостаток, как и алкоголизм или азартные игры, может сделать человека зависимым. В западных странах сексоголизм диагностируют (тут дополнительными являются ощущения дискомфорта и страдания) и лечат методами, подобными используемым в лечении алкоголизма. То же касается семейного насилия, считавшегося частного делом, "нормальной семейной жизнью", мужским воспитанием детей, "бьет - значит любит", а ныне рассматриваемого как девиантное поведение (неважно кто является агрессором). Проблемой, из которой, быть может, вырастает высокий процент мужского суицида, алкоголизма, наркомании и короткая продолжительность жизни, является подавление эмоций мужчинами, их отказ от рефлексивности и других способов выстраивания поведения вдоль линии демонcтрации силы.

Трансформация интимности влияет как на психологические, так и на социальные измерения. На карту поставлена отнюдь не только сексуальность. Демократизация частной жизни влияет и меняет дружеские, внутрисемейные отношения, отношения между детьми и родителями.

Нравственная паника вокруг сексуальной революции - это, скорее, страусиный синдром в условиях асфальтированной поверхности. Общество должно претерпеть радикальные сдвиги в восприятии и понимании этих глубинных процессов, адаптируя и корректируя их. Да и поздно бояться - революционные изменения уже сейчас успешно происходят в инфраструктуре нашей личной жизни.

Мы ж примитивной техникой ковырялись, а там такие достижения...

Один против трех, два против пяти...

Четные пары уже устарели.

М.Жванецкий