НАЧАЛО ВЕЛИКОГО ТЕРРОРА

Замученная репрессиями и голодом 1933 года, Украина уже лежала под сапогом Сталина. Оставалось лишить ее головы.

Воспользовавшись убийством 1 декабря 1934 года С.Кирова, И.Сталин лично подготовил, а ЦИК СССР одобрил постановление «О порядке ведения дел по подготовке или осуществлению террористических актов». В соответствии с ним, на все «следствие» отводилось 10 суток. Участие защитника, прокурора, да и самого обвиняемого, обжалование приговора и ходатайства о помиловании не предусматривалось, а приговор исполнялся немедленно после его вынесения.

Полностью в духе установки творца Советского государства В.Ленина, учившего: «Будьте образцово беспощадными. Расстреливать, никого не спрашивая и не допуская идиотской волокиты!»

Уже 4 декабря 1934 года газета «Правда» сообщила об изобличении «террористов». Немедленно начались аресты интеллигенции, в частности украинской, которая, по выражению Сталина, «не заслуживает доверия». Первые смертные приговоры были вынесены и исполнены уже в декабре, в частности в НКВД УССР. Дом Института благородных девиц, ныне Центр культуры на Институтской, еще не начал исполнять свои новые функции: 13—15 декабря 1934 года писателей Григория Косынку, Дмитрия Фалькивского, Ивана Крушельницкого, Олексу Влизько, Костя Буревия и других расстреляли еще в старом помещении, на ул. Розы Люксембург (сейчас Липская, где размещается Фонд культуры). Григорий Косынка, поняв, куда привел его компромисс с большевизмом, очень сопротивлялся — его оглушили чем-то по голове и расстреляли.

«Украинизация» захлебнулась в крови. Наивные ее предводители, посмевшие вообразить себе украинский вариант коммунизма, пошли «украинизировать» Сибирь и Соловки. И мир иной...

26 сентября 1936 года на должность наркома внутренних дел СССР назначили Николая Ежова (вместо уволенного, а затем расстрелянного Генриха Ягоды). Ежов пришел на эту должность со своей теорией репрессий, изложенной в труде «От фракционности к открытой контрреволюции», отредактированном самим И.Сталиным.

Имея в руках практически всю полноту информации о населении, высшее руководство СССР решило «очистить» страну от тех категорий, которые, по его мнению, не годились для строительства коммунизма. Никто этой «чистки» не мог избежать: сквозь мелкое ситечко было просеяно все население. Эта самая массовая за всю советскую эпоху ежовская «чистка» общества началась так.

2 июля 1937 года Политбюро ЦК ВКП(б) одобрило постановление П 51/94 «Об антисоветских элементах» в соответствии с которым секретарям областных, краевых, республиканских организаций и представителям НКВД предлагалось взять на учет всех «кулаков и уголовных узников», возвратившихся из ссылки и заключения, с тем, чтобы наиболее враждебных из них арестовать и расстрелять в порядке административного проведения их дел через «тройки», а остальных выслать в указанные НКВД места. «ЦК ВКП(б) предлагает в пятидневный срок представить в ЦК составы «троек», а также количество лиц, подлежащих расстрелу, также количество лиц, подлежащих высылке». (Цит. по кн.: Иван Чухин. «Карелия-37: Идеология и практика террора», Петрозаводск, 1999, с.17).

Операция начиналась по приказу НКВД СССР № 00447 5 августа 1937 года и должна была продолжаться четыре месяца (на самом деле ее прекратили по решению Политбюро ЦК ВКП(б) только 15 ноября 1938).

На каждую республику, область, район спускались лимиты на репрессирование по І и ІІ категориям (I — расстрел, ІІ — заключение, соотношение 3:1).

«Снизу» посыпались отчеты о перевыполнении лимитов, развернулось социалистическое соревнование за их перевыполнение, просьбы и требования увеличить их, особенно по I категории, выдвигались «встречные планы». Так, нарком внутренних дел УССР Израиль Леплевский трижды обращался с просьбой об увеличении — 5, 29 сентября и 11 декабря 1937 года, вновь назначенный нарком Александр Успенский — дважды: 17 февраля и в мае 1938-го. И их просьбы удовлетворяли. (Сергій Білокінь. Масовий терор як засіб державного управління в СРСР (1917—1941 рр.). Джерелознавче дослідження. К.: Київське наукове товариство ім. Петра Могили, с. 291).

Действие «троек» распространилось на все категории населения. Кроме «кулаков и уголовников», под репрессии попали «контрреволюционеры» различных оттенков, «повстанцы», «церковники», «шпионы», «троцкисты», «диверсанты», «вредители», «буржуазные националисты»...

Бесспорно, репрессии затронули все народы, имевшие несчастье остаться в российской империи, переименованной в СССР. И все же никто не помнит, чтобы в концлагерях сидел хотя бы один «русский буржуазный националист». (См.: Жак Росси. Справочник по ГУЛАГу, М., 1991, Часть 1. С. 44.). А вот «украинские буржуазные националисты» были уже в 30-х годах едва ли не самой многочисленной группой каждого политического концлагеря. Так продолжалось вплоть до конца 80-х (подтверждаю лично. — В.О.).

Чтобы наследники славы ВКП(б) и КП(б)У и меня не обвинили в «националистическом уклоне», приведу цитату из упомянутой книги уже, к сожалению, покойного депутата Госдумы Российской Федерации карела Ивана Чухина:

«Из 8605 репрессированных в республике граждан лишь 1215 человек, или 14,1 процента, получили наказание в виде лишения свободы... Выделенный республике «лимит» на репрессии — 3700 человек (1-я кат. — 2800, 2-я кат. — 900 человек) был нарушен не только по количеству, но и по соотношению 1-й и 2-й категорий. Не 3:1, как установило Политбюро и НКВД для Карелии, а 9 расстрелянных и 1 — к лишению свободы из каждых 10 человек. Таков злодейский результат.

Наиболее агрессивно действовали чекисты Карелии против финнов и карелов, расстреляно соответственно 90,7 и 88,1 процента репрессированных» (с. 103). (В 1933 г. карелы и финны составляли в Карелии 1/3 населения — 120.555 чел. из 371.524. — с.22.)

Кандидатуры на репрессии подбирались так. Брались списки жителей населенного пункта или работников предприятия. Лица с фамилиями на -ский — это польские шпионы, на -нен — финские, люди с немецкими фамилиями — немецкие шпионы. Находили даже британских и японских. Достаточно было побывать когда-то за границей, иметь там родственников или знакомых. Аресту подлежали все служащие царской власти, все переселенцы, особенно из Финляндии. В селах обнаруживали террористов, вредителей, разветвленные сети «повстанцев». Нарком НКВД Карелии Матузенко («Нашего цвета — по всему свету!») на ХІV партконференции хвалился: «Сегодня на территории Карелии остался один поп, да и то только потому, что болен подагрой и не может ходить. Со всеми остальными попами дело покончено. (Смех в зале)». (И.Чухин, с. 40). Он вынес в составе «тройки» 2397 смертных приговоров (там же, с.147), затем палач, разумеется, тоже был расстрелян.

Далее автор прослеживает, кто же были члены «троек» в Карелии, выносившие приговоры тысячам людей, прежде всего коренным жителям. Это, как правило, секретарь обкома или райкома, председатель районного совета и начальник местного отдела НКВД. А это в Карелии — присланные властями, часто малограмотные большевики (стоит лишь прочитать их рукописные проекты приказов!), среди которых карелов и финнов практически не было.

Приказом НКВД СССР была проведена отдельная операция «среди карельского и вообще финско-угорского населения» (с.88), вследствие которой в Карелии «были уничтожены сотни квалифицированных рабочих и служащих. Обезглавлены почти все республиканские и районные органы власти, репрессирована духовная и творческая интеллигенция. Геноцид против финского и карельского населения вызывал непоправимые демографические, социально-политические и духовные изменения в жизни национальной республики и ее народов» (с.90).

Поэтому и имеем сейчас вытоптанную Карельскую автономную республику — субъект Российской Федерации, где даже карельский язык не признан государственным, а рядом — преуспевающую Финляндию, которая в 1917—1920 и 1939—1940 гг. сумела защититься от большевистской чумы.

И имеем физически и духовно вытоптанную Украину, где украинцы до сих пор чувствуют себя национальным меньшинством.

Руководящий коммунистический слой в Украине с самого начала преимущественно был неукраинским. Вспомним, что КП(б)У создали в Москве 5—12 июля 1918 года как составную (и неотъемлемую!) часть РКП(б), и то лишь из тактических соображений — чтобы начать в Украине большевистское восстание против немецких оккупантов. На то время в Украине действовали всего 4.364 большевика (Історія Української РСР, т.6, вид. «Наукова думка», 1977, с. 306), в основном в промышленных районах востока и юга. Ознакомимся с фамилиями большевиков, которые хотя бы упоминаются в той же «Історії...», — украинцы встречаются там лишь изредка. В составе КП(б)У украинцы начали составлять большинство только в середине 50-х годов. А первым секретарем ЦК Компартии Украины украинец стал лишь в 1953 году — Алексей Кириченко. До этого ее возглавляли Георгий Пятаков, Серафима Гопнер, Эммануил Квиринг, Станислав Косиор, Лазарь Каганович, Павел Постышев, Никита Хрущов. Последний (присланный в Украину в январе
1938-го) затем писал: «По Украине словно Мамай прошел... Не было... ни секретарей обкомов партии в республике, ни председателей облисполкомов. Даже секретаря Киевского горкома не было... Людей тогда просто «тянули» во «враги». (Цит. по кн. «Остання адреса. До 60-річчя соловецької трагедії. Том 2». Вид-во «Сфера», Київ, 1998, с.14). Не вспомнил Хрущов о том, что и он в Украине вел себя как в завоеванной стране.

Репрессивные органы возглавляли Всеволод Балицкий, Израиль Леплевский, Амаяк Кобулов, Александр Успенский, Иван Серов. Все, кроме последнего, тоже расстреляны. Отправив в мир иной миллионы украинцев и неукраинцев, они и сами попали под нож репрессий. Но нам от этого не легче.

Изнеможденный голодом и репрессиями, без своих предводителей и пастырей, темным стадом брел недобитый украинский народ навстречу своему историческому небытию... Именно в 30-е годы нам нанесли удар, от которого мы не пришли в себя до сих пор. Американец Роберт Конквест в книге «Жнива скорботи» (К.: Либідь, 1993) нынешний период истории Украины определяет как «постгеноцидный». Процесс интеллектуального и морального упадка украинского общества и дальнейшей русификации не смогло остановить даже провозглашение независимости.

По моему мнению, «грех коммунизма», в который впала и украинская руководящая верхушка населения (об этом небезосновательно пишет Мирослав Маринович — Листи з волі. Вид-во «Сфера», К., 1999, с. 258 — 259), в действительности является результатом внешнего насилия — ибо украинская национальная коммунистическая элита (другая уже просто не имела права на физическое существование), только начав формироваться в 20-х годах, была в 30-х истреблена практически полностью. А сформировавшаяся после того, как «плановый отстрел руководящих товарищей прекратился», уже не мыслит себя вне российского политического пространства.

На уничтожение нас как народа положено было немало усилий. На возрождение надо не меньше. Господь нас спас над самой пропастью и дал еще один шанс. Если бы независимость нам была дана через лет 15—20, то она была бы уже не к чему (как большинству белорусов). Но необходимо помнить, что Господь гневается на ленивых и лишает их Своей благодати. Поэтому чтобы возрождение состоялось, нужны сверхусилия не одного поколения украинской элиты, которая только недавно начала формироваться. А прежде всего нужно возвращать и формировать свою, а не одолженную историческую память.

...Жуткое слово «Соловки» знает каждый украинец. Как и любой, имевший несчастье быть «советским человеком». Пять лет назад в наше сознание вошло еще одно — «Сандармох». Это название урочища возле города Каргумяки (на русском — Медвежьегорск, километров 300 южнее Белого моря, Соловецких островов). Здесь, в урочище Сандармох, «в обычном месте расстрелов» на юге Карелии, во исполнение вышеупомянутого постановления Политбюро ЦК ВКП(б), накануне 20-летия Великой Октябрьской социалистической революции, 27 октября, 1, 2, 3 и 4 ноября 1937 года капитан Михаил Матвеев собственноручно исполнил смертные приговоры 1111 узникам Соловецкого лагеря особого назначения (СЛОН), среди которых около 300 — из Украины: историк Матвей Яворский, профессор филологии, поэт-неоклассик Николай Зеров, режиссер Лесь Курбас, драматург Николай Кулиш, министр образования УНР Антон Крушельницкий и его сыновья Остап (24 года) и Богдан (31 год), министр финансов УССР Михаил Полоз, писатели Михаил Козориз, Мирослав Ирчан, Олекса Слисаренко, Валерьян Полищук, Павел Филиппович, Григорий Эпик, Михаил Яловый, Валерьян Пидмогильный, Марко Вороный... Это были молодые и среднего возраста люди, способные создать неоценимые духовные сокровища, владея которыми, украинцы стали бы вровень с другими цивилизованными народами. Кое-кто из них дожил бы до наших дней. Само присутствие таких людей в обществе сделало бы его лучше. Но выстрелы тупого, малограмотного палача Матвеева — исполнителя воли чужой, глубоко вражеской нам коммунистической власти — изменили ход нашей истории.

Это была целенаправленная акция не только против украинского народа. Среди тех, чей последний адрес — Сандармох, был знаменитый адвокат россиянин А.Бобрищев-Пушкин (защитник Бейлиса и Пуришкевича), создатель Гидрометеослужбы СССР датчанин по национальности А.Вангенгейм, московский литературовед сибиряк Н.Дурново, основатель удмуртской литературы Кузебай Герд, белорусский министр Ф.Волынец, татарский общественный деятель И.Фирдевс, председатель московского цыганского табора Г.Станеско, грузинские князья Н.Эристов и Я.Андронников, католический администратор Грузии Ш.Батмалашвили, профессор истории ВКП(б) еврей Пинхус Глузман, черкесский писатель князь Х.Абуков, корейский деятель Тай До, православные епископы Алексий (воронежский), Дамиан (курский), Николай (тамбовский), Петр (самарский), лидер баптистов СССР В.Колесников, отец П.Вейгель — посланный Ватиканом для проверки данных о преследовании верующих в СССР... Окоченевший от мороза (скорее бы конец!), в одном белье, делая последние шаги, угасающим мозгом вспоминая слова молитвы, он на собственном примере убедился, что попал в царство сатаны, в империю зла...

Смертника ставили на колени — и капитан Матвеев стрелял из револьвера в затылок. Убитого подручные сбрасывали в яму. Трупы присыпали известью и засыпали. Таких ям здесь, 4х4, глубиною 2 м, около 150.

Это место обнаружили только через 60 лет, летом 1997-го. Во время поисков «соловецкого этапа» всплыло дело о «превышении власти» — среди обвиняемых был и капитан Матвеев Михаил Родионович. Это он собственноручно расстреливал в Сандармохе от 180 до 265 узников ежедневно. За этот тяжкий труд был награжден орденом Красной Звезды и умер в Ленинграде в 1974 году...

27 октября 1997 года в Сандармохе по инициативе санкт-петербургского «Мемориала», поддержанной председателем правительства Карелии В.Степановым, впервые почтили память жертв политических репрессий. В оказании почестей приняли участие и украинцы: из Львова приехала к своему деду и дядьям Лариса Ивановна Крушельницкая, из Киева Евгений Сверстюк привез деревянный крест работы Николая Малышко, Иван Драч произнес скорбное слово, кобзарь Николай Литвин пел погибшим родные песни, священник УАПЦ Павел Бохняк отслужил панихиду. В прессе и на телевидении появился ряд сообщений и статей. Служба безопасности Украины, Институт украинской археографии и источниковедения НАН Украины издали три тома документов «Остання адреса. До 60-річчя соловецької трагедії» (Вид-во «Сфера», т. 1 — 1997, т. 2 — 1998, т. 3 — 1999 р.). Украине открылась еще одна черная страница ее истории.

В 1999 году санкт-петербургский «Мемориал» пригласил представителей правительства Украины на День памяти 5 августа в Сандармох. Никто не приехал. Впрочем, как и от правительства России. Зато прибыли консулы Германии и Польши в Санкт-Петербурге. Приехали потомки расстрелянных — около 30 человек. Среди них сын партийного и профсоюзного деятеля Якова Абрамовича Шкерова Владимир, живущий сейчас в Иршанске на Житомирщине (отца арестовали, когда ему не исполнился год).

В 2000 году из Киева на День памяти в Сандармох ездила Валентина Петровна Бовсунивская — дочь расстрелянного там Бовсунивского Петра Федоровича. Из Москвы приехали Рада Михайловна Полоз — дочь наркомфина УССР Михаила Николаевича Полоза — и Элеонора Алексеевна Вангенгейм (родом с Черниговщины) — это ее отец создал Гидрометеослужбу СССР. Они тоже почтили память погибших в Сандармохе. (Между прочим, у одной из Вангенгейм, у Ольги Петровны, было имение в моем родном селе Ставки на Житомирщине. Мой отец рассказывал, что она была благодетельницей, на свои средства построила двухэтажную деревянную школу и содержала ее. Официально вспомнили Ольгу Петровну только в день 100-летия школы, в 1993 году, и открыли хотя бы временную мемориальную доску.)

В прошлом году самостоятельно собранная делегация украинской общественности насчитывала до 20 человек. Из США, посетив Украину, приехал Вениамин Николаевич Трохименко — привез своему отцу, известному лексикографу, горсть родной земли. Был и консул Украины в Санкт-Петербурге Юрий Станиславович Вербицкий с женой и сыновьями. Борис Гривачевский, ездивший с группой телевизионщиков, показал по УТ свои впечатляющие сюжеты из Сандармоха и Соловков. Писали об этом журналисты Вахтанг Кипиани, Сергей Шевченко, Ярослав Тынченко, Ростислав Мартынюк, неоднократно бывавшие в Сандармохе и на Соловках.

Так постепенно открывается перед обществом черный занавес над его прошлым.

Когда вы, читатель, будете просматривать эту статью — я с несколькими журналистами снова буду в дороге на Север, везя с собою горсть родной земли от памятника Т.Шевченко, рушник, чтобы повязать ним крест, иконки, свечки, украинский флаг... Уже в четвертый раз еду туда не по жуткой команде «С вещами!», знакомой всем постсоветским людям, а по зову совести. Ибо хочу всем рассказать, что означают для Украины эти страшные слова: Соловки, Сандармох.