Микола Плавьюк: «Есть национализм времен освободительных соревнований и национализм времен построения национального государства»

Политический и общественный деятель мирового уровня, председатель ОУН Николай Плавьюк редко появляется на публике. Его амплуа — стратегическая философичность и просвещение. Владеет польским, немецким и английским языками. Молодым покинул родные края, чтобы 48 лет... бороться за свободу своей родины вдали от нее. И вернуться победителем. И снова «лупати сю скалу». Судьба вознаградила его: именно 24 августа 1992 года Николай Плавьюк — президент Украинской народной республики в экзиле — передал клейноды власти Государственного центра УНР президенту Украины Леониду Кравчуку. Сегодня Николай Плавьюк — собеседник «ЗН».

Дислокация ума

— Запомнились два момента. Когда я закончил четырехлетнюю школу в селе Русив на Покутье, отец сказал: «Сынку, земли у нас мало, а детей много. Нужно учиться». Это было решение крестьянина, высоко ценившего образование и стремившегося, чтобы его дети зарабатывали себе на хлеб с помощью знаний. «Лучшее богатство — знания. Без этого человек ни на что не способен», — часто повторял отец.

И второй момент. После начальной школы мне пришлось сдавать экзамены в гимназию. На весь уезд — около 30 мест. Я, крестьянский сын, участвовал в конкурсе вместе с двумя сыновьями одного богача. Они приезжали на авто (в то время — признак немыслимой роскоши) и... не прошли. Возмущенный помещик обратился к учителю:

Учитель Рудко ответил просто:

— Видите ли, ум ведь не в штанах. Рваные они или нет.

Однако была и вторая сторона медали: за обучение нужно платить. Ради этого отец решился даже продать кормилицу всей семьи — корову. К счастью, не пришлось: я выиграл конкурс на право получать стипендию.

— И любила цветы — чтобы возле дома цвели и на полотне оживали... Навсегда в моей памяти запечатлелся один эпизод как проявление удивительной материнской интуиции. В 1944 году отец советовал мне поехать в Канаду (к двум сестрам и бабушке) и не возвращаться в устроенный советами на западно-украинских землях «рай с черными воронками», где «врагов народа» к тому времени стало больше, чем людей. Он знал, что я покидаю родные места, возможно, навсегда. Мать уже тяжело болела чахоткой, и мы не хотели лишний раз ее огорчать этим известием: мой визит планировался под видом обычного посещения (я тогда жил в 30 километрах от Русова, в Коломые). Распрощавшись со всеми, вышел из дому, свернул на леваду, избрав более короткий путь, и вдруг слышу — кто-то зовет. Оглянулся — мама. Встала с кровати, из последних сил, бросилась за мной, чтобы еще раз проститься. Тогда я видел мать в последний раз...

Кристаллизация
украинской души

— В значительной степени этому способствовал шовинизм польской администрации. Через Покутье проходили и другие завоеватели — мадьяры, румыны, русские. Они заботились о том, чтобы самим укорениться, а украинцев воспринимали как глину в фундаменте своего государства. Это вызывало естественное сопротивление.

В 1939 году западноукраинские земли уже оккупировала Красная Армия. Сначала мы радовались, что освободились от польского гнета. Все школьные учителя автоматически перешли на украинский язык. И когда начались аресты, преследование за инакомыслие, принудительная коллективизация, оказались в противостоянии с советской оккупационной системой. В 1941 году пришли немцы, и украинцы надеялись, что освободились от гнета советов и теперь будет независимая Украина. Однако иллюзии быстро развеялись...

Имея такой опыт польской, советско-коммунистической и немецкой систем, я оказался в Германии. Кстати, имел возможность сравнить поведение немцев в качестве оккупантов и когда их территорию оккупировали американцы. Пересидят бомбардировки в убежищах, выходят и начинают отстраиваться, зная, что завтра все повторится. Видны были колоссальное трудолюбие, организованность, сплоченность, человечность немецкого народа. Это мне импонировало.

По окончании Мюнхенского университета я оказался в Канаде и вынужден был подметать пол на фабрике. Однако на тех, кто выполняет черную работу, никто не смотрел с пренебрежением. Я попытался себе ответить: в чем проблема? Почему на родной земле все иначе? Нашел вполне очевидный ответ: мы не хуже других, но у нас нет элементарных условий для развития. Определяющую роль в европейском и канадском обществе играют инициативность, свобода и уважительное отношение к рабочему. Я обратил внимание на то, каких успехов добивались наши эмигранты в условиях свободы. Все это окончательно выкристаллизовало мой характер. Я понял: необходимо заниматься общественно-политической деятельностью (к тому времени я был членом ОУН) и говорить правду о том, что происходит на территории Украины.

— Довольно долго украинская эмигра­ция переживала болезненный этап. Везде — на работе, в университете, в частных беседах — нас спрашивали: почему вы покинули свою родину? Мы пытались объяс­нить, и нас слушали, не скрывая скепсиса, поскольку советская пропаганда трубила о счастливой и цветущей жизни в советском раю. Нам говорили: это вы, эмигранты, так думаете, а Украина думает иначе. Все изменилось в 60-е годы, когда начала появляться «захолявная» литература, когда газета «Украинское слово» в Париже напечатала «Горе от ума» Вячеслава Чорновила. Нам начали верить. Ощутимый прорыв сделали также брошюра Ивана Багряного «Почему я не хочу возвращаться в СССР?» и другие его литературные произведения о советском режиме, переведенные на многие языки мира. Со временем возникло Хельсинское движение, после чего мир наконец воспринял то, в чем мы давно убеждали: украинская нация, хотя и порабощена, по сути своей — государственническая и жаждет суверенитета. А акты 22 января 1918 года об Украинской Народной Республике и соборности 1919 года — это факты самоопределения украинской нации.

Создание Всемирного конгресса украинцев и совместная работа с Государственным центром наполнили наши действия высоким смыслом. Путешествуя по странам Южной Америки, Австралии, Западной Европы, наблюдал за изменениями в мировой общественной мысли. В конце 80-х годов стало понятно, что мое место — в Украине.

«Советы»,
клейноды и компромиссы

— Несомненно, я находился в поле зрения этого всевидящего ока. В конце 1949 года, когда я оказался в Канаде, за мной приехала моя тетка из Украины и убеждала вернуться в Советский Союз. Я отказался. Сразу же в коммунистической прессе появился пасквиль. Это был первый удар. В 1957 году я уже возглавлял Украинское национальное объединение, в честь 25-летия которого собралась огромная манифестация украинцев и приезжал полковник Андрей Мельник. После этого спецслужбы принялись «обрабатывать» моего брата в Украине. В 1959 году ему устроили свидание со мной, чтобы он убедил вернуться. Когда и эта попытка не удалась, у него начались разные трудности. Пробовали дискредитировать и меня, дескать, брат — коммунист. Пришлось пережить немало провокаций даже на бытовом уровне. Опубликовали брошюру «Два брата — два мира», в которой доказывали, что я — враг народа, а брат — порядочный гражданин. И еще была серия клеветнических статей.

Физического преследования я не чувствовал, но попытки морального давления на меня в Канаде и на родственников в Украине не прекращались. Это было время, когда я вышел на международную арену как влиятельный деятель мирового украинства.

— Было чувство причастности к исторической миссии: на высоком форуме задокументировать факт, что 72 года вне Ук­раи­ны действовал Государственный центр УНР и тем самым зафиксировать преемственность исторических традиций. Следовательно, 1991 год — не начало, а продолжение событий 70-летней давности.

С другой стороны, хотелось предостеречь политических лидеров того времени, не только из лагеря 239, но и из демократического крыла, от опасностей, возникших перед Украиной после провозглашения независимости. Мы были встревожены, что, в отличие от Польши, Прибалтики, Чехии, Украина пошла путем модификации УССР.

Впрочем, я был удовлетворен тем, что период порабощения Украины завершен, о чем мечтал Симон Петлюра.

Как председатель ОУН я радовался, что первая часть цели, поставленной на Всемирном конгрессе украинцев в 1929 году, когда создавалась ОУН, — восстановить государственную независимость, — осуществлена. Но как быть со второй частью — чтобы это независимое государство обеспечило развитие украинской нации? Моя первая встреча с Украиной в 1992 году показала, как мало украинцы знали о мире и как мало знали мы о реальном состоянии дел в Украине. Мы не осознавали, как глубоко зашел процесс советизации.

Во время встреч с государственными деятелями я понял, что декларации о демократической правовой Украине с рыночной и социально ориентированной экономикой — это фразы. Осознал, что в этой ситуации не найду себя во власти.

Я чувствовал: ни национально-демократический лагерь, ни тем более коммунистический не готовы были начинать с того, что предлагали мы. Они начинали с компромиссов. Поэтому я решил остаться независимым от чиновничества и формировать деятельность ОУН и националистической среды, осознавая, что перед нами стоит сложная задача — бороться за украинские национальные приоритеты. И не жалею об этом.

По прошествии 16 лет вижу: это был трудный путь, но пройден он не зря. Сегодня националистическая идея стала достоянием широкой общественности. Мне кажется, что, популяризируя имена Симона Петлюры, Олега Ольжича, других видных деятелей национально-освободительного движения, мы заложили здоровый общественный фундамент. Сегодня об ОУН-УПА знают дети в школе. А парламент не может принять соответствующий закон. Но что изменится, если он пройдет? Ведь есть закон о геноциде, но бывают и хамские выступления, обжалующие его. По моему мнению, обновлять общество следует «снизу», с ядра. Поэтому не вижу националистического движения в плоскости партий, поскольку это противоречит самой концепции национализма. Национализм — это движение для целой нации, а не только для ее части.

Наши задачи связаны с духовным возрождением здоровой части общества, на основе чего вызреет базис для создания националистических сил, которые бы пришли к власти.

Для сравнения: почему парламентская республика не может в Украине работать? Потому что нет здоровых политических партий. В мире здоровые политические партии есть там, где существует крепкий средний класс. Это работа в области культурной, научно-образовательной, религиозной, информационной деятельности. Если в начале 90-х немногие отваживались открыто говорить о национальном возрождении, то сегодня все говорят, что внутренняя и внешняя политика Украины должна базироваться на национальных интересах. А это и есть постулат националистов.

Мы, например, поняли, что не можем механически перенимать европейский опыт. Смотрите, приняли таким образом европейскую хартию языков — и теперь имеем проблемы. Начинаем учитывать национальные интересы и во вре­мя переговоров о вступлении в ВТО.

Кстати, многие недовольны про­цессом всеобщей украинизации в стране. Большую озабоченность это вызывает в России. Поскольку Украина становится украинской. Даже часть лидеров Партии регионов видят себя хозяевами Украины, а не гауляйтерами, не секретарями обкомов. И процесс продолжается. Когда фундаменты украинскости будут скреплены, по-видимому, станет проще решать ряд программных вопросов.

Следующий момент. Сейчас приходим к убеждению, что выбор, базирующийся на харизме отдельных лиц, уже не является ответом на вызовы сегодняшнего дня — это слишком тяжелое бремя для одного человека. Когда ожидаем многого — наступает разочарование. Настоящая победа — когда общество выбирает программу развития государства.

От «против» к «за»

— Еще в 1992—1993 годах на базе редакции журнала «Розбудова держави» собрали коллектив специалистов, разрабо­тавших концепцию выхода из кризиса. Организация украинских националистов передала ее во все институты власти. Но ни одна политическая сила не восприняла ее. С определенного времени я, сотрудничая с разными националистическими группами, пропагандировал идею объединения даже не на основе организационной или партийной, а для проработки именно программных основ: как должны действовать националисты в современном независимом государстве, чтобы вывести его на определенный уровень? Уже начали проводится конференции, посвященные этой проблеме. Такую конференцию организовывает Всеукраинское объединение «Свобода», в мае состоится конференция ОУН.

Сегодня националисты почувствовали: нам нужно конкретизировать программные вещи, поскольку альтернатива или перспектива — это существование двух политических партий, построенных на основе популярности отдельных лиц или экономических групп. Ни одна из двух сторон — ни БЮТ ни ПР — не исходит из интересов целостности нации. На этом фоне существует электоральный резерв: 20 процентов голосов на предыдущих выборах не принадлежали никому. Жизнь подсказывает, что два пути, ведущие к постоянным конфликтам, не являются ответом на истинные потребности государства и общества. Кстати, почему они конфликтуют? Потому что Янукович видит Украину премьерской, а Юлия Тимошенко — канцлерской. О президентско-парламентском строе речь не идет. Это взаимоисключено: ни одна из этих сил не уничтожит другую. Могут победить, но было бы трагедией для Украины, если бы у власти оказались только два политических крыла, периодически меняясь местами: противоборцы оставляют в стороне множество проблем, которые объединяют украинских политиков и граждан и воспринимают власть как самоцель, а не как средство реализации определенной программы. Поэтому есть условия для кристаллизации третьей силы, базирующейся на национальных позициях.

Для националистов важно инспирировать формирование новой программы, которая привлечет избирателей, не заинтересованных в постоянных конфликтах, завершающихся лишь тем, что завсегдатаи высоких кресел периодически сменяют друг друга. Меня не устраивает перетасовка личностей. Хорошим результатом противостояния может стать только принятие успешной для государства программы, безотносительно к тому, кто будет сидеть в том или ином кабинете.

Еще один аспект. Ни одна из ныне действующих политических сил не стремится, собственно, к стабильности. На Западе стабильность заключается в том, что существует государственный аппарат, формирующий кадры профессионалов, которые занимаются государственными делами независимо от того, кто из политиков находится у власти. У нас ни одна из сторон не готова воспринять эту концепцию. Отсюда постоянные чистки, свержение одной системы другой. На наших глазах переформатируется Министер­ство внутренних дел, хотят нивелировать Министерство иностранных дел, изменяется концепция Службы безопасности. Это признак нездоровой системы, что дает колоссальные перспективы именно для националистов: выйти с концепцией укрепления нашего государства, учитывая геополитическое положение, тенденции мирового развития, отношения с соседями. Мы не учитываем опыт других стран, хотя бы Польши, которая, оказавшись в Европе, начинает проводить внутреннюю люстрацию.

— Неизвестно уже, с чего начинать чистку. Стоит вопрос: что сегодня опаснее — чистка кадров Щербицкого или Кучмы и Медведчука? КГБ и советская агентура уже провалились. Но нам нужно избавиться от агентур других государств, которые действуют сегодня и наносят серьезный вред национальной безопасности. Я не преуменьшаю других опасностей, но хочу сказать: люстрации советского периода уже мало. Необходимо выработать критерии чистки. Когда начнем ее проводить, то интересно, какой процент парламента окажется вне закона?

Основной момент, который должна внести националистическая концепция, — это изменение мировоззрения: от того, ПРОТИВ кого мы боремся, к тому, ЗА что стоим. Мне кажется, настоящая победа будет тогда, когда мы реализуем нашу концепцию и докажем ее эффективность настолько убедительно, что дискуссии о прошлом утратят предметность. Наша победа должна произойти на основе кристаллизации новой положительной программы украинскости и украинской государственности, что по сути является национализмом в свете опасностей, существующих со стороны имперского мышления России, внутренних факторов и глобализации.

Идя в новую систему отношений, украинцы должны также изучить опыт прошлого, чтобы не раствориться в Европе, выдержать испытание благосостоянием. У меня были друзья и товарищи, которые во время Второй мировой войны мужественно смотрели в глаза смерти, а оказавшись в условиях американского или канадского благосостояния, сошли на обочину. В погоне за материальными ценностями эти люди трудились на нескольких работах, получали инфаркты, не имели времени для церкви и семьи. Казалось бы, что плохого в том, что человек стремится к материальному достатку? Но какой ценой? Стать богатым — и потерять здоровье, семью? Получить тело — и потерять душу.

Преимущества твердого позиционирования

— В моем понимании это процесс не «против России», а «от России». Если Ук­раина идет в Европу, то мы должны быть готовы к тому, что России это не нравится, поскольку она не хочет потерять вассала. Нам же следует, поставив во главу угла наш национальный интерес, вести собственную игру. Помня, что мы были, есть и останемся соседями России и нам нужно с россиянами общаться, сотрудничать. Но мы также являемся частью Европы, в которую идем.

Размахивание же Путина «сабельками», по-моему, — это признак слабости. Он понимает: концептуально у России нет (кроме претензий на имперский биполярный центр) идеологического оружия, которое бы склонило другие государства ориентироваться именно на московский вектор. Поэтому Россия проигрывает в Азии, Прикавказье, Восточной Европе. Это закономерность.

Украине нужны умная стратегия и тактика. Не следует усложнять этот процесс непродуманными вещами, провоцируя Россию. Мы не должны быть игрушкой в чьих бы то ни было руках: ни в российских против Европы, ни в европейских против России. Мы ставим цель публично и определенно: интегрироваться в Европу как суверенный партнер. Зная, что должны мирно сосуществовать с соседями, в частности с Россией, и готовы делать это цивилизованно. Возможно, на первый взгляд это кажется утопией, но если твердо заявить собственную позицию, то ее начнет и Россия понимать.