Май. Иерусалим

Всю ночь мы ждали, пока подвезут патроны, чтобы нас расстреливать. И всю ночь мама уговаривала меня: когда погонят к оврагу, нужно отделиться от колонны и спрятаться у нашей соседки тети Марии... Утром она вытолкнула меня из колонны, движущейся по улицам Днепропетровска. Я хотела остаться с ней, но выбора уже не было. Начали стрелять, ранили меня. Не помню, как добежала до нашего дома. Тетя Мария перевязала мне рану, лечить было нечем. Две недели находилась у них, но там такая нищета, такая нищета... Не хотела их обременять. Подалась в село. Перед этим тетя Мария сказала мне: забудь, что ты еврейка. Ты теперь украинка. Украинка Катя. А фамилию себе придумай какую угодно. Я решила, пускай будет Василенко...

Красной Армии дождалась уже в селе, у одной женщины. Когда подходили наши, чуть не погибла. У этой женщины была любовь с полицаем, за день до освобождения он пришел к ней и говорит: давай я напоследок хоть жидовку твою убью. А она ему: не надо, я пойду с тобой. А Катю оставлю с детьми, она уже взрослая, ей 12 лет. Он отвечает: да разве я знаю, что со мной будет завтра? Куда же ты пойдешь?

...Но не убил...

Голос женщины из Хадеры, дозвонившейся на русскоязычную службу «Голоса Израиля», звучит отчаянно. Она решила позвонить совсем не для того, чтобы рассказать о своих страданиях. До сих пор не может простить себе, что не осталась тогда с мамой. Хочет, чтобы о ее матери вспомнили — хотя бы здесь, хотя бы сейчас... Я помню этот овраг в Днепропетровске, овраг в университетском парке, мимо которого три года проходил почти каждый день. Отныне образ этого оврага всегда будет ассоциироваться в моем воображении с Вашим образом, Роза Островская, с тем, как Вы выталкиваете ребенка из марша смертников. Вы были такой красивой...

Победа в войне — это не торжественный парад, не бравурные марши...Это прежде всего возможность поблагодарить Бога, что выжили. А потом начинаются новые трагедии, о которых не было возможности подумать в то время, когда все силы тратились на то, чтобы победить и дожить. Была ли победа в жизни маленькой Кати? Конечно же, была. Но вместе с ней пришло осознание того, что своей мамы она уже никогда не увидит. С этой мыслью она проживет долгую спасенную жизнь...

Я время от времени перечитываю эвакуационные дневники своей тетки. Совсем молодая девушка, студентка, всю войну жила мечтой о скорой встрече с родителями и младшей сестрой. Родственники остались на Черкасщине, ее же отправили присматривать за беременной старшей сестрой — по дороге в Казахстан, на одной из транзитных российских станций, родилась моя мама... Дедушки и бабушки у нее никогда не было. Эвакуационный дневник обрывается на освобождении Киева — это был настоящий праздник, война близилась к своему окончанию, начались сборы домой, было уже не до записей. Я-то знаю, что будет дальше — осознание того, что твои близкие навсегда остались в одном из черкасских оврагов...

Как у каждого из нас свое ощущение победы, так у каждого — своя история трагедии после нее. Ощущение победы может разъединять. А вот трагизм того, что случилось после, должен был бы объединять. Конечно, ситуации могут быть совсем, совсем разными. Кто-то потерял близкого человека. Кто-то — здоровье. Кто-то — свободу. Кто-то — свое государство. А кто-то — свой народ. Но все эти ситуации убеждают, что война никого не делает счастливым. Ни победителя, ни побежденного. Однако всех она превращает в жертв.