Впервые о нем заговорили еще в 1958-м, когда трехлетний карапуз сыграл на рояле на слух "Реквием" Моцарта. Собственно, тогда, более 50 лет тому назад, и началась эта блистательная музыкальная карьера Андрея Гаврилова.
Гаврилов не любит, когда его называют пианистом. И не хочет слышать в свой адрес комплимент "виртуоз". Может упасть со стула во время концерта - нечаянно, потому что… заснул. Если репетирует с оркестром, то это еще не является гарантией того, что выступление состоится. Вот такой он - Андрей Гаврилов. Гений? Чудак? Скандалист?
Андрей Владимирович получил прекрасное образование в Московской консерватории. Уже в 19 лет выиграл престижный конкурс имени Чайковского. Почти тут же сыграл сольник на не менее престижном Зальцбургском фестивале, заменив заболевшего Рихтера. Играл в Лондоне, работал большой тур по Европе с Берлинским симфоническим оркестром, выступал в самых престижных концертных залах мира. Получил несметное количество наград, в том числе EMI, Gramophone, Deutscher Schallplattenpreis и т.д. и т.п. Тем не менее в годы перестройки уехал на ПМЖ в Лондон, первым из советских эмигрантов умудрившись сохранить советское гражданство.
Несколько лет он дружил и работал с Рихтером, претендуя на статус пианиста №1 в мире. Но в начале 90-х вдруг прекратил свои выступления, превратившись в отшельника в полном смысле этого слова. Тогда говорили, что гениальность Гаврилова-музыканта сдетонировала и взорвала Гаврилова-человека.
Возобновил концертную деятельность он только в 2000-м. А в Украину, во Львов легендарный пианист приехал впервые.
"Львов имеет для меня особое значение, - говорит музыкант. - Родом отсюда Башмет и Алик Слободяник, который был моим самым близким
другом".
- Есть ли у вас любимый, самый близкий сердцу композитор, произведения которого вы готовы играть всегда и всюду?
- Конечно. Это Шопен!
- Значит, средства массовой информации врут, приписывая вам обожание Баха?
- Бах - это немного другое. Например, немцы называют Баха пятым евангелистом. И для меня он как Евангелие. По Баху я молюсь, а по Шопену - живу.
- А Моцарт, с "Реквиема" которого началась в трехлетнем возрасте ваша музыкальная карьера, не является вашим светочем?
- Я люблю называть вещи своими именами, за что меня московская пишущая братия и прозвала эпатажным человеком. Моцарт - изрядный халтурщик (смеется)! У него очень много неровной музыки, и во всех его замечательных произведениях, если смотреть правде в глаза, часто очень много мусора. Почему? Из-за бесконечной нехватки денег, заказухи, из-за одновременной работы над 20 - 30 произведениями. Будь ты семи пядей во лбу, будь ты десять раз Моцарт, все равно не сможешь писать все произведения одинаково хорошо. Действительно золотой концерт Моцарта - ре-минор К-466. Хотя по мастерству, владению техникой и одаренности - это непревзойденный композитор. Но то, как он распорядился своей одаренностью, - криминал. По моему убеждению, все дело в детских комплексах. Я даже позволю себе провести параллель с Майклом Джексоном, которого точно так же "изнасиловали" творчеством в детстве.
- И это говорите вы? Да вас помнят как замечательного исполнителя с трехлетнего возраста!
- У меня была мудрая мама. До 14 лет мне запрещали публичные выступления. Я играл только на зачетах и экзаменах. А еще - на домашних концертах, но это совершенно другое. Семья у нас была очень интеллигентная, вся посвящена искусству. Папа был гениальным художником, его знаменитая работа "Свежий день" выставлена в одном из залов Третьяковской галереи. Папа прекрасно знал наизусть все романсы и циклы Шумана и Шуберта - вот этим дома мы и занимались. Кроме того, в мои обязанности входило каждый день два часа быть на воздухе и заниматься спортом. Ходил в теннисную секцию, откуда меня потом забрали, поскольку я стал проявлять недюжинные способности и меня слишком сильно стали там готовить к профессиональному теннису, чего мама категорически не хотела. Также я занимался плаванием. То есть, у меня было довольно гармоничное детство.
- Интерес к спорту сохранился?
- Безусловно. Даже будучи под КГБшным очень неприятным домашним арестом, я создал филармоническую футбольную команду звезд, где нападающими были Гергиев и Плетнев. Мы истово тренировались и были настоящими профессионалами, стали чемпионами Москвы среди театральных коллективов. Потом, когда я уехал в Лондон, команда, к сожалению, развалилась. А сейчас… Почти нет такого вида спорта, которому бы я не уделял внимания.
- Почему вы не любите, когда вас называют пианистом?
- Потому что я не ремесленник. На такие вещи меня заставляет реагировать моя философская подкладка. Я очень серьезно занимаюсь религиозной философией, даже получил специальное образование - во Франкфурте. Вообще считаю, что без знаний религиозной философии в европейском искусстве разобраться довольно сложно, потому что оно - порождение христианской культуры. Также эти новые знания помогают мне понимать античное искусство. Пианист - это ничего не говорящее слово. Это человек, играющий на фортепиано. Касаемо понятия "музыкант", то оно, по моему мнению, определяет человека, играющего на различных музыкальных инструментах. Хотя это тоже некая ограничивающая дефиниция. Я думаю, что настоящий артист, если он посвящает себя какому-либо виду искусства, должен подниматься над узкопрофессиональными обозначениями. Потому, если претендуешь быть Личностью, должен называться по-другому и требовать этого.
- То есть, вам хочется слышать слово "артист". Почему не виртуоз?
- Потому что виртуоз - это человек, который очень хорошо, лучше других владеет инструментом. И ничего более. Разве этого достаточно? Мы очень часто употребляем слова по инерции, забывая, что на самом деле они значат.
- А что за особые отношения у вас сложились с Михаилом Горбачевым?
- Нас объединяет не только дружба, но и взаимоспасительные отношения. Горбачев в свое время, когда я только выехал из СССР в Англию, спасал меня от черных списков КГБ. Когда же я узнал о том, что его во время ГКЧП держат в Форосе, в течение 40 часов поднял на ноги всю Европу. Играл концерт в Амстердаме для 140 тысяч зрителей, которые стояли и на земле, и на крышах, держа плакаты в защиту Горбачева. На следующий день о Михаиле Сергеевиче говорила вся Европа. И если бы его продержали в Форосе чуть дольше или, не дай Бог, что-то бы с ним сделали, последствия были бы необратимы. Это испугало путчистов - они не ожидали такой реакции.
- У вас четыре гражданства. Почему?
- Я этим горжусь. Гражданства мне предоставили за заслуги. Например, немецкое дали за серию концертов, которые я сыграл и в восточном, и в западном Берлине еще до падения Берлинской стены, приближая друг к другу восток и запад. Немцы очень элегантно даровали мне гражданство - привезли паспорт домой с письмом от канцлера Коля и тогдашнего министра иностранных дел Геншера. До этого Тэтчер приняла материнское участие в моей судьбе, когда приютила меня в Англии (я был вовсе лишен всех документов после истории с КГБ), - тогда появилось английское гражданство. Затем Михаил Сергеевич в мгновение ока распорядился, чтобы мне выдали российский паспорт. Кстати, мы с Рихтером всегда мечтали о том, чтобы нам не пришлось просить политического убежища
и т. п., и я первый, кому судьба в этом плане улыбнулась. Конечно, шел я по проторенному пути, потому что до меня были Ашкенази, Ростропович, Кремер - они как бы по кирпичику вынимали в этом направлении. Ну а в моем случае историческая ситуация созрела, все это стало возможным. То есть, я действительно стал первым свободным советским человеком, но мне подготовили почву две генерации. Ну и четвертое гражданство - швейцарское. В этой стране сейчас и живу.
- А что не сложилось с Рихтером? Я читала об этом, но так ничего и не поняла…
- Это обширная тема, требующая отдельного серьезного разговора. Нельзя сказать, что что-то в наших отношениях не сложилось… Нет! Если бы в России и в мире люди немножко знали настоящего Рихтера, то было бы проще понять ситуацию.
Дело в том, что Рихтер - человек-маска. И в маске он проходил всю свою жизнь. Рихтера никто не знает, даже те, кто, казалось бы, знал его близко. Он раскрывался перед очень малым количеством людей.
Это был совершенно другой человек - шекспировских трагедий. Это была смесь Гамлета-мстителя с королем Лиром - в той же степени накала, возвышенности и страстей. Рихтер был очень опасен - причем до такой степени, что последствия могли стать фатальными.
Эту личность мне было бы любопытно раскрыть - и с философской, и с психологической точки зрения. Но раз попытавшись сделать это какими-то намеками в специальном интервью "Известиям" в 2004 году, на следующий же день получил такую реакцию: "Известия" опубликовали два письма. Первое - Валентина Берлинского, который призывал расстрелять меня (речь идет о публикации "Стреляйте в пианистов" от 2 февраля 2004 года авторства Валентина Берлинского - народного артиста СССР, профессора Московской консерватории, виолончелиста, одного из основателей Государственного квартета имени Бородина. - Т.К.). Второе - Николая Петрова, который просил не пускать меня в Россию, потому что я опасен для русского общества, потому что я русофоб и ненавистник (публикация от 2 февраля 2004 года "Этот бесстыдный стриптиз", подписанная народным артистом СССР, профессором Московской консерватории, пианистом Николаем Петровым. - Т.К.).
- Кроме публикации в "Известиях", вы где-то пытались изложить свои суждения о Рихтере?
- На некоторых форумах музыкантов. Но всюду наталкивался на огромный консерватизм и нежелание. Люди создали себе идола, икону и не хотят менять свои представления - для них это болезненно. В этом я вижу глобальную русскую косность. Особенно она чувствуется среди студентов консерватории -семинарщина какая-то. Они не понимают, что живой человек гораздо интереснее, чем плоскость, им презентованная. Причем презентованная наполовину государством, наполовину - Рихтером. То есть для них - это олицетворение мудрости, полного погружения в музыку, контакта чуть ли не с Господом Богом, великая скромность - ряд положительных клише, не имеющих никакого отношения к реальному человеку, и они никогда от этого не откажутся. Для них это все равно что расстаться со своей девственностью (смеется).
- А что за случай произошел с вами во время концерта в Нью-Йоркской филармонии?
- Местный оркестр играл второй концерт Рахманинова. Дирижировал Неэме Ярви - человек, который по своим душевным качествам совершенно не может играть теплую музыку, потому что это очень холодный, расчетливый прибалт. А Рахманинов - любовь, радость, весна, религиозные отношения, счастье, преломленные через музыку… Ну не чувствует его Ярви!.. Мучения мои растянулись на четыре раза, потому что в Нью-Йорке каждое выступление повторяется четырежды - они делают четыре абонемента, причем машинообразно и цинично. Играли музыканты из рук вон плохо, вдохновить их было невозможно, и во второй части они играли настолько безобразно, скучно, медленно, постно, пресно, замирая и умирая в каждом такте, что я от скуки задремал и упал.
- Дремали только с этим оркестром?
- Другого такого случая не было. Я стараюсь всюду, где бы ни был, воодушевлять коллектив, но здесь все было бесполезно.
- А случалось, что с каким-то коллективом не могли играть?
- Случалось и такое. Например, недавно в Мюнхене с камерным оркестром я должен был играть пятый концерт Бетховена. Напоролся на полное непонимание музыки, более того - на полное нежелание понимания, и мы разбежались в разные стороны. Штутгартская филармония очень косная, оркестр - тоже: порепетировали и разошлись. В Лацио-филармоник в Риме еще один оркестр - ни в зуб ногой. Порепетировали, и я уехал домой.
- В какой стране вам более всего нравится публика?
- В любой стране есть определенный процент замечательной публики и - определенный процент олухов. Все, кто постоянно ходят на концерты, принадлежат к одной большой мировой семье любителей музыки, даже если они не отличаются изысканным вкусом, глубокими знаниями или чувствами. Кроме того, за долгие годы гастрольной деятельности я приобрел в каждой стране свою публику. И вообще: я максималист. Считаю, что если на следующий день после концерта гениальной музыки жизнь слушателя не изменилась к лучшему, концерт был плохой. Вот так! Потому каждый концерт должен быть настоящим событием, когда все мы, благодаря великому искусству, переносимся в иной мир, испытываем огромное счастье и единение, когда, независимо от того, сколько публики - двести человек или двести тысяч, должны стать одним целым. В этом и есть смысл музыки - почувствовать через как можно большее количество людей великое счастье объединения - в одно сердце.
- Как восстанавливаете силы после концертов - энергии-то отдаете много?
- Когда публика участвует в единении, она дает мне даже больше, чем могу дать ей я. И тысячи сердец, объединенные в одно, пусть с моей помощью, но соединяются во мне. И жизнь заряжает больше, чем что-либо. Физическая усталость - это другое. Силы восстанавливаю благодаря многолетнему опыту, физическим упражнениям и благоприятствующей отдыху обстановке дома, где у меня всегда здоровая атмосфера - любовь, уважение, понимание. И желание быть все время счастливым.
- Вас еще называют прекрасным импровизатором классики.
- Это неправда! Я потратил всю жизнь на научное, подкрепленное большими актерскими усилиями, влезание в кожу композитора, которого играю. Например, если исполняю Шопена, зритель должен видеть и слышать Шопена. То есть, Гаврилов во время концерта перестает существовать. Он растворяется, превращается в зеркало и оживляет душу того или иного композитора, спящего на нотном стане.