КРОВАВАЯ КАРУСЕЛЬ

Легенда или быль

Для меня эта история началась еще в первые послевоенные годы. Примерно году в 1947-м в Киев из Риги приехала мамина сестра. Рассказывая о своей жизни в годы войны, она ненароком обмолвилась, что в Абакане, в сибирской глубинке, где жила в эвакуации, несколько раз встречала на улице известную террористку, стрелявшую в Ленина, Фанни Каплан. К тому времени то была сгорбленная, почти слепая, очень пожилая женщина. Она с трудом передвигалась, стараясь быть не просто незаметной, но словно стремилась раствориться в одноэтажности сибирского захолустья. На улицах появлялась только тогда, когда сгущались сумерки. Ни с кем не общалась.

У меня это вызвало шок. Ведь из школьных учебников, из книг мне, как, кстати заметить, и всем иным людям моего поколения, было известно, что эсерка-террористка Фанни Каплан вскоре после покушения на Ленина была собственноручно расстреляна комендантом Кремля Павлом Мальковым. Усомниться в достоверности официальной версии не рисковал никто.

Долгие годы эта история меня особенно не занимала. Разве что иногда всплывала в памяти во время очередных появлений «сенсационных версий», которыми мы обменивались с приятелями в послесталинскую эпоху на наших «кухонных бдениях», обсуждая кровавые годы гражданской войны да не менее кровавое большевистское правление в последующие времена. Не более.

Правда, как-то мой покойный приятель Анатолий Ёлкин, работавший в «Комсомольской правде» и «Литературной газете», по величайшему секрету поведал, что в своих сибирских командировках неоднократно сталкивался с охранниками и надзирателями сибирских лагерей, которые в сильном подпитии делились с ним страшнейшей тайной о том, что им доводилось видеть Фанни Каплан еще в тридцатые годы. Потом он рассказал мне, что ему удалось раскопать: мол, Каплан, правда, под другой фамилией, выпустили на свободу в конце 1945 года. Пробыла она вольной примерно полтора года и умерла в 1947-м. Было ей тогда 56 лет.

Потом возникла версия челябинского прокурора Иосифа Наумова, который в сороковые годы курировал места заключения на Урале. Он говорил, что его отец, видный советский деятель, якобы рассказывал ему, что по распоряжению самого Ленина террористку не казнили, а обрекли на пожизненное заключение. И в 1942 году, инспектируя Верхнеуральскую тюрьму, он прознал от надзирателей, что в одной из камер-одиночек, специально оборудованной для привилегированных заключенных, - оказывается, были и такие! - до 1939 года содержалась Фанни Каплан. Именно отсюда, мол, ее этапировали в Соликамск.

Все это было на уровне слухов. Но вот когда слегка приоткрылись закрытые архивы бывшего НКВД, был обнаружен протокол допроса 1937 года известного в революционные годы эсера-боевика В.Новикова, тоже проходившего по делу о покушении на Ленина. Из этого протокола следовало, что он встречал в июле 1932 года на прогулке в тюремном дворе Свердловска... Фанни Каплан. Она шла в сопровождении конвоя, который жестоко пресекал любые попытки контактов с ней. Да и она сама к этому не стремилась.

Новиков, дабы разрушить свои сомнения, попросил однокамерника, некоего Кожарнова, которого по причине прекрасного почерка тюремное начальство использовало в качестве переписчика документации, перешерстить списки заключенных. И тот вскоре сообщил, что в списках заключенных числится под фамилией Ройд та самая Фанни Каплан, которая из политизолятора направляется в ссылку.

Мало того, все тот же В.Новиков назвал на допросе еще одного человека, который утверждал, что Каплан жива. То был его сокамерник 1937 года по ленинградской тюрьме, некто Матвеев, отбывавший наказание в сибирских лагерях. Тот утверждал, «что он знает, что Фанни Каплан - участница покушения на Ленина - работает в управлении Сиблага в Новосибирске в качестве вольнонаемного работника».

Эти показания В.Новикова вызвали панику в тогдашних верхах НКВД. В декабре 1937 года в Свердловск и Новосибирск поступила шифрограмма за подписью замнаркома внутренних дел страны М.Фриновского. Начальство требовало незамедлительно проверить показания заключенного В.Новикова. Судя по всему, в смерть Каплан и там особо не верили. И надо думать, имели для этого достаточно веские основания. К тому же в это время шла интенсивная подготовка к процессу над «антисоветским правотроцкистским блоком». Каплан была бы очень кстати. Ведь бывшим ближайшим соратникам Ленина должны были быть предъявлены обвинения в организации покушения на вождя. Что и было сделано. Хоть и совершенно бездоказательно. А найдись Каплан, уж ее бы заставили говорить так, как надо. Это было бы не более, чем дело техники. Ну а доблестные чекисты в этом были непревзойденными мастерами.

Однако ответы из Свердловска и Новосибирска были неутешительными. Отрицательными. А ведь проверку провели тщательнейшую. Перепроверили не только тюремные и лагерные картотеки, но и «путевые листы» конвойного полка.

А был ли мальчик?

В деле о покушении на Ленина самых головоломных загадок и нелепиц не счесть. У любого непредубежденного человека оно не может не породить множества неразрешимых вопросов.

Так, под горячую руку сразу же было арестовано и допрошено 14 человек. Все они, за исключением Ф.Каплан, были освобождены. Казалось бы, коль скоро все время этот террористический акт трактовали как заговор эсеровской организации, то почему решили избавиться от «массовки» и ограничились террористкой-одиночкой? Не странно ли?

Но и это еще не все. Следствием был сымитирован следственный эксперимент - через три дня после покушения. Но не было проведено ни дактилоскопической, ни баллистической экспертиз оружия покушения. Хоть в тот же день - 2 сентября - оно уже было в распоряжении дознавателей. Да и на такую кучность выстрелов, и на потрясающую точность, учитывая условия покушения, - о них речь дальше - не обратили никакого внимания. А ведь их могла произвести рука высочайшего профессионала. Но уж никак - полуслепой неврастенички.

И еще одно. После первого допроса в военном комиссариате Замоскворецкого района Москвы - невдалеке от места происшествия, - протокол которого, кстати, Каплан подписывать отказалась, ее перевезли на Лубянку, в ведомство «железного Феликса», в ВЧК. Там ее взяли в нешуточный оборот - допрашивали целые сутки. Тут уж ее подпись появилась. Потом по распоряжению Свердлова перевели в... Кремль. И 3 сентября 1918 года в 16 часов, по устному распоряжению все того же Свердлова, под шум работающего автомобильного мотора подле гаражей комендатуры Кремля свершилась казнь. Расстрел произвел собственноручно сам комендант Кремля Павел Мальков. И тут же с помощью пролетарского поэта Демьяна Бедного сжег останки Фанни Каплан в бочке с бензином.

Но вот что примечательно. Тщетно искать в архивных делах хоть какой-либо намек на медицинское освидетельствование смерти Каплан. Нет его. Нет. Трудно объяснить это мнимой спешкой да секретностью акции. Тем более что газета «Известия ВЦИК» от 4 сентября 1918 года, а затем и «Еженедельник чрезвычайной комиссии» от 27 октября 1918 года (опоздание-то какое!) опубликовали официальное сообщение о расстреле Ф.Каплан. При этом были сделаны ссылки на постановление ВЧК. Но в протоколах заседаний коллегии ВЧК ни за эти дни, ни в более поздних нет именно этого постановления. И это при скрупулезнейшем ведении делопроизводства, фиксирующего куда менее значительные события.

Сам же Мальков, если верить бытовавшей официальной версии, изложенной в его мемуарах, человек не шибко грамотный, в том числе и в правовых проблемах, просто незамедлительно выполнил устный приказ Свердлова, продублированный Аванесовым - руководителей ВЦИК. Кстати, Свердлов по совместительству был и секретарем ЦК партии большевиков. Торопились они почему-то безумно. Проявили непостижимую заинтересованность поскорее поставить точку в этом деле. Даже не ожидая окончания следствия, которое продолжалось и после казни Каплан.

Быть может, не зря спешили? Потерпи немного - и узнали бы то, на что впоследствии обратили внимание более любознательные и менее заангажированные люди. К примеру, на сообщение все тех же «Известий ВЦИК», опубликованное в тот же день, 3 сентября. В нем шла речь о том, что... «следы пули на пиджаке не совпадают с ранениями на теле». Согласитесь, любопытная деталь. К чему бы это?..

Дальше - больше. 22 апреля 1922 года немецкий профессор Борхардт извлек пулю из шеи Ленина, над правым грудинно-ключевым сочленением. Так вот, эта пуля, оказалось, вылетела из ствола не того «браунинга», из которого якобы стреляла в вождя Каплан. И наконец, еще одна немаловажная деталь. Когда в 1924 году при бальзамировании тела Ленина извлекли оставшуюся в нем еще одну пулю, оказалось, что она не совпадает с вынутой во время операции 1922 года. Калибры (!) их не совпадали. Чертовщина какая-то...

И что самое примечательное, сами ранения были отнюдь не смертельными, как это подавала пропаганда, уверяя, что жизнь Ленина в громадной опасности. Аккуратненько стреляли. Очень аккуратненько. В щадящем режиме.

Не потому ли «смертельно раненный» Ленин, как показывал его личный шофер С.Гиль, поднялся домой самостоятельно по достаточно крутой лестнице на третий этаж. А когда к нему примчался встревоженный первый кремлевский врач А.Винокуров, застал того самостоятельно же раздевающегося у кровати. Во время перевязки, как умиленно писали «Известия ВЦИК», левой руки не издал ни единого стона, словно боли вообще не было. Наконец, через день, 1 сентября 1918 года, врачебный консилиум признал его состояние весьма удовлетворительным. И еще через день, 3 сентября, он встал с постели и без посторонней помощи вышел. За что, как писали все те же «Известия ВЦИК», был строго наказан дежурный фельдшер. Уж не оттого ли, что невольно рушилась какая-то легенда...

5 декабря доктор Обух дал интервью газете «Правда». В связи с тем, что в печати не было никаких сообщений об операции по извлечению пуль, которые якобы были отравлены, корреспондент поинтересовался: «А пули? А операция?». В ответ услыхал, что «их хоть сейчас вынуть можно - они лежат на самой поверхности». И далее: «Во всяком случае, извлечение их никакой опасности не представляет, и Ильич будет через несколько дней совершенно здоров». И это с отравленными пулями?!

Так не потому ли в деле о покушении на Ленина оказались ныне отсутствующими листы 11, 84, 87, 90 и 94?..

И именно в этот день было опубликовано сообщение, что жизнь Ленина вне опасности. Зато в опасности оказалась жизнь сотен тысяч людей. Дело в том, что 2 сентября 1918 года состоялось решение ВЦИК, выразившееся в постановление Совета Народных Комиссаров от 5 сентября о «красном терроре». Началась кровавая вакханалия.

Но и на этом большевики-ленинцы точку ставить не пожелали. Им нужно было продолжить игру в покушение. Представить перед мировым общественным мнением своих оппонентов ренегатами, предавшими идеалы революции, продавшимися мировому империализму. Не потому ли они то и дело возвращались в фальсифицированных ими судебных процессах над своими оппонентами к этому покушению.

Так, скажем, на процессе над лидерами правых эсеров в 1922 году - еще при жизни «самого человечного» - они пытались облечь в плоть рожденный ими миф об отравленных пулях, об организации эсеров-террористов, которую якобы возглавляла сама Каплан. Но в ходе судебного заседания стало ясно, что и то, и другое - вздор. Куда уж дальше, если многие подсудимые до рокового выстрела вообще не имели понятия о самой Фанни Каплан. Не знали ее.

Казалось бы, обладай большевистские «драмоделы» здравым смыслом, впору было бы провозгласить: «Финита ля комедия!» Поставить точку во всей этой запутанной, а скорее, сомнительной истории. Ан нет! Дефицит фантазии толкал их во все тяжкие. Не зря же ленинский выученик Сталин любил говаривать, что, мол, «нет таких крепостей, которые не покорили бы большевики». Продолжатель дела Ленина отчетливо понимал, что ежели самому учителю надо было доказать существование эсеровского заговора, то он и это ленинское завещание выполнит. Доведет до конца. Ляжет чужими костями, а доведет. Не получилось у Ленина - получится у него.

И вот в 1938 году на судилище над так называемым «антисоветским правотроцкистским блоком» к этой нелепице вернулись вновь. Но на качественно новом витке. Ежовским костоломам, ведомым самим Сталиным и его подручным Вышинским, пришлось буквально из шкуры лезть вон, дабы сделать «заговор» более масштабным, впечатляющим. Доказать, что в нем принимали участие не только правые, но и бывшие союзники большевиков - левые эсеры. Мало того, сюда же подстегнуть и бывших ближайших ленинских соратников. Таких, как Л.Троцкий и Н.Бухарин. Лгать, так напропалую.

Л.Троцкого и, главным образом, Н.Бухарина представили не рядовыми участниками заговора, но руководителями. И заодно возвеличили самого Сталина. Не беда, что это, несмотря на пытки и процедурные ухищрения «великого инквизитора» А.Вышинского, доказать не удалось. В приговор, вопреки исторической правде и здравому смыслу, записали: «Н.И.Бухарин и его сообщники имели целью убить В.И.Ленина, И.В.Сталина и Я.М.Свердлова... А совершенное эсеркой Каплан 30 августа 1918 года покушение на жизнь В.Ленина явилось прямым результатом замысла левых коммунистов во главе с Н.И.Бухариным».

Заметьте, не только покушение на Ленина и Свердлова, но и на Сталина. Но Сталин-то при чем? Ведь известно, что в это время он был весьма незначительной фигурой в большевистской верхушке. Нет, не скажите. Величайший мастер провокаций знал, что делал. Во-первых, так сподручней стать величиной, равновеликой тому, кто «живее всех живых». А это для истории немаловажно. Во-вторых, представить своих недругов исконными врагами Ленина. И, наконец, в-третьих, как истинный продолжатель дела Ленина, явить миру, что он довел до конца то, что не получилось у того. Продолжил кровавую карусель красного террора очередными массовыми расстрелами. Короче говоря, «есть у революции начало, нет у революции конца».

И невольно закрадывается мысль: уж не мистификацией ли вообще была та зловещая история с покушением? Не инсценировка ли? И при самом активном и осознанном непосредственном участии в ней Ленина...

Как знать... Как знать...

Вопросы без ответов

Если внимательно и непредвзято проанализировать материалы уголовного дела №Н-200 по обвинению Ф.Каплан (Ройтман) в покушении на В.Ленина, то просто оторопь берет. Не только из-за купированных листов, которые могли бы содержать ценную информацию. Даже не потому, что там не найти крайне необходимых для доказательства ее вины актов соответствующих экспертиз. Но потому, что то ли в спешке, то ли по иной причине не производились самые элементарные следственные действия, крайне необходимые для выяснения истины вообще, а тем более, если речь идет о человеческой жизни.

Невольно мелькает мысль: уж не ставились ли именно такие задачи перед следствием? Ведь ее дело вел опытнейший человек В.Кингисепп - следователь по особо важным делам Верховного трибунала Российской Федерации и ВЧК. В допросах принимали участие нарком юстиции Д.Курский, член коллегии наркомюста М.Козловский, секретарь ВЦИК В.Аванесов, зампред ВЧК Я.Петерс, зав. отделом ВЧК Н.Скрыпник. В чем-чем, но в опыте им не отказать. Каждый из них прошел через тюрьмы и следствия еще в царские времена. Не заметить очевидных нелепиц в деле они просто не могли. Значит, или не хотели видеть, или очень торопились. А быть может, что-либо иное. Но что?

Казалось бы, самое элементарное - установить время покушения, оружие, из которого были произведены выстрелы, наконец, личности возможных террористов.

Но...

Официально время покушения было провозглашено - 19 часов 30 минут. Именно оно фигурирует в официальных материалах. Это же время указано в газете «Правда», опубликовавшей обращение Моссовета в связи с покушением. Только в том же номере, но уже в хронике новостей сообщается, что покушение произошло... около 21 часа. В деле же имеются показания ленинского шофера С.Гиля в день покушения, в котором тот поведал, что «приехал с Лениным около 10 часов вечера на завод Михельсона». Это же опубликовано в журнале «Пролетарская революция» (№6 за 1923 год). Далее, все тот же Гиль говорит, что выступление Ленина длилось не менее часа. Таким образом, выстрелы могли бы раздаться никак не ранее 23 часов.

И еще. Судя по всему, погода в тот день была пасмурной. Не случайно же у задержанной Каплан в руках был зонтик, а Ленин накинул на себя пальто. А значит, было достаточно темно. Ведь об освещении заводской территории в те годы и речи быть не может.

Уточнение всего этого - не прихоть, не случайность. Это вопрос более чем принципиальный. Суть в том, что задолго до этого дня, готовя покушение на киевского губернатора, шестнадцатилетняя Фанни Каплан по неосторожности случайно взорвала бомбу в доме, где жила, и получила тяжелое ранение. Было это в конце 1906 года. И по приговору Киевского гарнизонного военно-полевого суда была приговорена к смертной казни. Но по малолетству была помилована. Смертную казнь 8 января 1907 года заменили бессрочной каторгой, которую отбывала в Акатуе и Нерчинске. Там она и ослепла. Сказался взрыв бомбы в Киеве. Отсюда, кстати заметить, и ее глухота.

Полная потеря зрения, как свидетельствуют документы царской охранки, наступила 9 января 1909 года. Только через три года она начала вновь видеть. Хоть, естественно, очень плохо.

Вот и посудите, могла ли полуслепая женщина в кромешной тьме, находясь в плотном кольце сопровождавших Ленина заводчан, прицельно и кучно произвести выстрелы. К тому же, если учесть, что в деле даже нет намека на ее столь виртуозное владение оружием.

Не найти в следственном деле ответа и еще на один вопрос. На первом допросе С.Гиль рассказал о том, что когда он после выстрелов бросился к лежащему на земле Ленину, тот спросил его: «Поймали ли его или нет?» - думая, очевидно, что в него стрелял мужчина. Так записано в протоколе допроса. Почему же только думая? А может быть, именно так оно и было? Ведь кто лучше самого Ленина мог видеть стрелявшего в него почти в упор? Но этой версией не заинтересовались. Не вписывалась она в заданную схему. Зато в качестве рабочей гипотезы приняли утверждение все того же Гиля, что он якобы видел «на расстоянии не более трех шагов протянувшуюся из-за нескольких человек женскую руку с «браунингом», и тогда-то и были произведены три выстрела. Право же, остается неразрешимой загадкой, как он, сидя за рулем при работающем моторе, в тесном заводском дворе, забитом людьми, в кромешной темноте умудрился не просто увидать руку с пистолетом, но и определить, что она женская. Кстати, при этом все время непрестанно путал «браунинг» с «наганом».

Весьма примечательна и ситуация с самим оружием. В показаниях Гиля зафиксировано, что после выстрелов покушавшаяся кинула ему под ноги, на землю «револьвер», но его не нашли. Понадобилось объявление в прессе от 1 сентября, чтобы злополучное оружие наконец-то обнаружилось. По крайней мере, в следственном деле имеется протокол от 2 сентября 1918 года о передаче следователю рабочим А.Кузнецовым «браунинга» № 150489. Но найденного вдалеке от места покушения. В обойме семизарядного пистолета оставалось еще четыре патрона. А на месте покушения было обнаружено четыре стреляные гильзы. Так может быть, стреляли из двух пистолетов? Или просто стреляли не из этого оружия?

Весьма знаменательно, что не была произведена идентификация найденных оружия и гильз. Иными словами, нет никаких данных о тождественности оружия и гильз. О пулях и речь не идет. Они оставались в теле Ленина, несмотря на то что, если верить доктору Обуху, удалить их оттуда не составляло никакого труда. И, как уже говорилось, не было произведено ни баллистической, ни дактилоскопической экспертиз. Тем не менее внезапно появившийся «браунинг» был признан оружием теракта. О чем незамедлительно сообщили на следующий день все те же «Известия ВЦИК».

Кстати, о прессе. В ней было опубликовано датированное 30 августа 1918 года воззвание ВЦИК за подписью Я.Свердлова. Вот оно дословно: «Всем Советам рабочих, крест., красноарм., депутат., всем армиям, всем, всем, всем. Несколько часов тому назад совершено злодейское покушение на тов. Ленина. По выходе с митинга тов. Ленин был ранен. Двое стрелявших задержаны. Их личности уточняются».

Заметим - двое! Но кто же второй? В следственном деле на это даже намека нет. Все это годами хранилось в строжайшей тайне. Что-что, а тайны большевики умели хранить. Методика была проста: наиболее осведомленные просто отправлялись к праотцам. И делу конец. Не случайно же все принимавшие участие в расследовании «покушения» со временем были уничтожены.

Кто стрелял?

Вопросы... Вопросы... Вопросы... Нет им числа. Но нет на них и ответов. Противоречия наслаиваются бесконечно. Недоумение не оставляет ни на мгновение. Для этого достаточно ознакомиться с протоколом допроса военного комиссара 5-й Московской пехотной дивизии С.Батулина, задержавшего Ф.Каплан.

На первом допросе он рассказал, что задержал ее на месте преступления. Якобы увидал разбегающуюся в разные стороны толпу. Но стрелявшего человека лично не видел. Кстати заметить, никто из свидетелей вообще покушавшегося не видел. Просто фантом какой-то. Но бравый комиссар закричал: «Держите убийцу товарища Ленина!». С этими криками выбежал на Серпуховку, «по которой одиночным порядком и группами бежали в различном направлении перепуганные выстрелами и общей сумятицей люди».

Догонять никого не стал. Все-таки дело хлопотное и ненадежное. Зато увидел позади себя у дерева женщину с портфелем и зонтом в руках. «Которая своим странным видом привлекла внимание». Еще бы, зонтик и портфель! Явно подозрительно... И, как он уточнил на допросе 5 сентября, - уже после казни Каплан! - «она имела вид человека, спасающегося от преследования, запуганного и затравленного». Этого оказалось достаточным, чтобы комиссар спросил ее, зачем она сюда попала. На что услыхал вполне резонный ответ: «А зачем вам это нужно?» Все! Ее участь была решена. После столь «вражеского ответа» С.Батулин, как водится, обыскал ее, но ничего не найдя, на всякий случай забрал зонт и портфель и арестовал. По дороге в ближайший военкомат, куда он ее доставил, чуя в ней лицо, покушавшееся на тов. Ленина, спросил: «Зачем вы стреляли в тов.Ленина?» На что услышал в ответ: «Зачем вам это нужно знать?» И именно это комиссара Батулина «окончательно убедило в покушении этой женщины на тов. Ленина»...

Большевистское руководство было более прагматичным. Страсть к раскрытию всевозможных заговоров была у него неистребимой. Особенно международных. Не потому ли арестовали в ночь на 1 сентября британского консула Брюса Локкарта. Уж очень хотелось чекистам сделать его главой заговорщиков-террористов. Ан нет. Не получилось. Пришлось освободить. Однако в 6 утра на всякий случай к нему в камеру запустили Фанни Каплан. Но они оказались незнакомыми и не перемолвились ни единым словом.

Спустя годы в своих мемуарах Брюс Локкарт описал Каплан. Первое, на что он обратил внимание, - это ее поведение. «Ее спокойствие было неестественным. Она подошла к окну и, склонив подбородок на руку, смотрела на рассвет. Так она оставалась неподвижной, безмолвной, покорившейся, по-видимому, своей судьбе до тех пор, пока не вошли часовые и не увели ее прочь». И ни слова... То ли сказался ее немалый дореволюционный опыт, то ли она так и не могла выйти из состояния шока. По крайней мере, такое поведение дало ему основание заподозрить свою случайную сокамерницу в явном психическом отклонении. Следователь Я.Петерс потом писал, что Каплан вдруг начинала беспричинно плакать во время допросов.

Короче говоря, анализируя воспоминания очевидцев тех дней, можно с известной долей надежности прийти к выводу, что все время ареста и до самой казни она находилась в состоянии прострации. Не менее примечательно и другое: на допросах она подтверждала, что является социалисткой, но ни к какой партии не принадлежит. То есть социалисткой по взглядам, мировоззрению, но не формальной партийности. Так и остается ее партийность по сей день спорной, не выясненной. Хоть, если вспомнить ее уголовное дело по покушению на киевского губернатора в 1906 году, тогда она примыкала к анархистам.

Не менее любопытно и то, что, если верить протоколам допросов, свою причастность к покушению на Ленина не отрицала. И в то же время упорно уходила от вопросов, детализирующих само покушение. Почему-то «не помнила», сколько произвела выстрелов, из какого оружия стреляла.

Не помнила? А быть может, просто не знала? А может быть, была просто экзальтированной особой с весьма нестойкой психикой, решившей взять на себя столь громкое преступление? Этакая форма самоутверждения и желание ценой собственной жизни войти в историю? Этакая Шарлотта Корде начала ХХ века? Ведь в те времена подобное было не редкость. И желание честолюбивых истеричек войти в историю зачастую оказывалось куда сильнее не только здравого смысла, но и элементарного инстинкта самосохранения.

Такое поведение Фанни Каплан было на руку власть предержащим большевикам. Хоть на всякий случай у них имелась еще одна запасная кандидатура на роль террористки. И рассматривалась она достаточно серьезно. Правда, потом почему-то была отвергнута.

Речь о Лидии Васильевне Коноплевой. Ведь именно она, женщина умная, изобретательная, скрытная и жестокая, вместе с эсером-боевиком Г.Семеновым организовала группу боевиков, задачей которой было проведение теракта против Ленина, против большевистских лидеров Свердлова и Троцкого. Покушение на Ленина взяла на себя Коноплева. Для этого в феврале 1918 года раздобыла «браунинг». Вспомним - именно это оружие фигурировало в деле Каплан... Мало того, настойчиво училась прицельно стрелять из него. А за две недели до покушения обсуждала все его детали со своими товарищами.

Сразу же после покушения была арестована, и в тюрьме стала агентом ЧК. Более того, в 1922 году стала членом партии большевиков. Самое примечательное, что такова же судьба была у ее друга и шефа по группе боевиков Г.Семенова.

Судя по всему, их готовили с дальним прицелом на более значительные дела.

Ну а Каплан? Каплан оказалась очень удобной фигурой, на которую легче всего было списать преступления Коноплевой и Семенова. И, судя по всему, не только это...

Заказное убийство?

Если оценивать дело о покушении на Ленина с чисто правовой точки зрения, то нельзя не заметить, что оно все построено не на фактах, а на гипотезах. При этом, судя по всему, заботились больше о конъюнктурно-политических результатах, нежели о безупречной доказательности теракта. Если вообще такое наличествовало. Иначе не объяснить нижайший профессионализм ведения следствия. Да и то, что дело практически растянулось на целых 20 лет. С 1918-го через 1922-й аж до 1938 года.

Нет, здесь все же что-то не то. Хоть нас уже давно не удивляет пресловутая «революционная целесообразность большевиков», как всегда приправленная изрядной долей беззастенчивой лжи и провокационных фальсификаций. Вот и здесь протоколы то и дело изобилуют весьма странными методиками доказательств. Бесконечные «кто-то сказал», «кто-то крикнул», «кто-то побежал». Ох уж эти «кто-то»! Кто же? Но случайно ли то, что никто из присутствующих на митинге не опрашивался, а следствие вполне устроили показания самой Каплан при всем их очевидном несовершенстве?

Даже когда в 1922 году на процессе правых эсеров попытались сотворить нечто более цельное о покушении на Ленина, столкнулись с таким обилием лжи, что вновь ограничились «политическими гипотезами». Небезызвестный Семенов вкупе с Коноплевой попытались даже доказать наличие у Каплан своей автономной террористической организации из... четырех человек.

Семенов, ничтоже сумняшеся, заявил, что группа Каплан «считала возможным отравить Ленина, вложив что-нибудь соответствующее в кушанье. Или подослать к нему врача, который привьет ему опасную болезнь». Как это можно было сделать, уму непостижимо. Будто Ленин пользовался услугами городских забегаловок или ни с того ни с сего шел на прием к практикующему городскому врачу. Вздор, конечно! Но ведь говорилось и принималось судом.

Мало того, суду представили члена «террористической группы» Каплан. Одну из четырех. Это оказалась двадцатидвухлетняя московская проститутка, не знающая даже своей фамилии. И этот «боевик» сообщил суду, что вынашивались планы о покушении на Ленина путем удара кирпичом из-за угла... Вот так-то!

Ну да ладно с такими свидетелями. Никак не получалось у ВЧК стройной версии о покушении на Ленина. Так не впору ли в конце концов разобраться в том, что же произошло на самом деле?

Начнем с мнения известного историка Д.Волкогонова: «Более реально предположить, что стреляла не Каплан. Она была лишь лицом, которое было готово взять на себя ответственность за покушение. Учитывая фанатизм и готовность к самопожертвованию, выработанные на каторге, это предположение является вполне вероятным».

Иными словами, Ф.Каплан была подставной фигурой, на которую удобней всего было списать покушение. Значит, в этом были крайне заинтересованы лица, которые могли не просто оставаться в тени, но и полностью обезопасить себя от возможного разоблачения. При том они преследовали вполне конкретные политические цели.

Кто же? Вопрос, согласитесь, далеко не праздный.

Вспомним, что сразу же после «переезда» советской власти из Петрограда в Москву Дзержинским и Петерсом была учреждена строжайшая охрана руководства партии и страны. Революционный романтизм оставили массам. Но на митинг 30 августа 1918 года по совершенно непонятной причине первое лицо государства выехало без всякой охраны. Разве что у шофера был револьвер. Не настораживает ли?

Далее. Не может не вызвать удивление и то, что кремлевский врач В.Обух, которого вызвали в Кремль к раненому Ленину, но даже не намекнули, в чем дело, по наитию взял с собой хирургические инструменты. С чего бы это?

Но вот что еще любопытней: пули, лежащие на поверхности под кожей, не были удалены. Оставлены на потом. И это при утверждении, что они были отравлены.

А разве не вызывает удивления сообщение «Известий ВЦИК» от 3 сентября, что следы пули на пиджаке не совпадают с ранениями на теле. Уж не простреливался ли пиджак отдельно от его владельца? Или все было подготовлено заранее, а выстрелы, как считает историк О.Васильев, были холостыми? Иными словами, покушения не было, но была мастерски разыграна чудовищная инсценировка, которая не могла быть осуществлена без непосредственного и активного участия самого Ленина. Осознанного участия.

При всей внешней - по крайней мере на первый взгляд - нелепости этой версии у нее есть достаточно серьезные основания.

Дело в том, что в нашей исторической литературе об острейшем кризисе советской власти летом 1918 года известно очень мало. Не случайно же сетовал Л.Троцкий германскому послу В.Мирбаху, что, мол, «собственно, мы уже мертвы, но еще нет никого, кто мог бы нас похоронить». И в самом деле, положение было критическим. Страну сотрясали крестьянские восстания и рабочие забастовки. Военные неудачи поставили режим на грань крушения. Достаточно сказать, что выборы в местные Советы в июне-августе 1918 года уменьшили в них число большевиков по сравнению с мартом с 66 до 44,8 процента. Катастрофически падал авторитет Ленина. Свердлов и Дзержинский даже вели переговоры о его замене в качестве лидера.

Учитывая это, большевики лихорадочно принимали меры по беспощадному подавлению оппозиции. В июне последовал запрет на участие меньшевиков и правых эсеров в работе Советов. В июле разразился разгром и изгнание из руководства страны левых эсеров - вчерашних самых надежных союзников. Затем начался повальный запрет и закрытие небольшевистских газет. На всякий случай большевистские лидеры даже начали подготовку к побегу за рубеж. Так, например, в сейфе Я.Свердлова хранились большие суммы денег, драгоценности, заграничные паспорта.

Необходима была какая-то грандиозная встряска страны, которая полностью развязала бы руки большевикам в наведении железного порядка. Своего порядка. Истинной диктатуры.

И вот тогда-то в нужное время на нужном месте и раздались роковые выстрелы. Киллера-профессионала, осуществившего заказное покушение, без суда и следствия сразу же убрали. Затем очень удачно подвернулась под руку Фанни Каплан. Ее-то незамедлительно сделали козлом отпущения. Участников же этого теракта - запасной вариант - Л.Коноплеву и Г.Семенова под поручительство видных большевистских деятелей не только выпустили из тюрьмы, но оградили от репрессий на время разразившегося «красного террора». Потом сделали агентами ЧК, приняли в ряды своей славной партии. Правда, со временем на всякий случай все же уничтожили...

Так покушение на Ленина 30 августа 1918 года помогло не просто разжечь ненависть изголодавшейся толпы к эсерам, к любым инакомыслящим. Но - и это самое главное! - обосновать переход к «красному террору» как к государственной политике. К репрессивной политике на долгие десятилетия. К кровавой круговерти.