Коммуна без ретуши

18 марта исполняется 135 лет Парижской коммуне. Просуществуй СССР до наших дней, эту дату отметили бы с помпой. История революционного правительства, пришедшего к власти после проигранной франко-прусской войны 1870—1871 гг., изображалась советской наукой в исключительно позитивных тонах. Ученые-историки не жалели громких эпитетов — «величайшее событие XIX века», «первый опыт диктатуры пролетариата», «государство нового типа»…

В действительности четкой политической программы у коммунаров, представлявших различные левые течения, не было. О реализации серьезных социальных реформ за 72 дня существования Парижской коммуны также говорить не приходилось. Львиную долю энергии революционеров отняла вооруженная борьба с консервативным правительством А.Тьера, бежавшим из Парижа в Версаль. Как раз эта борьба, окончившаяся победой версальцев, и заслуживает пристального внимания. Ситуация была поистине трагической: только что потерпев поражение, Франция окунулась в ад междоусобной бойни. И методы, используемые воюющими сторонами, носили весьма «прогрессивный» характер.

«Научная война»

Коммуна 1871 года оставила на лице города Парижа немало уродливых следов. Первой ласточкой стало торжественное разрушение Вандомской колонны, возведенной в 1810-м в честь побед Наполео-
на I. Коммунары сочли, что монумент, отлитый из бронзы трофейных пушек, является символом милитаризма. Площадь, на которой он стоял, была переименована в Интернациональную. Революционеры дали понять, что перед идеологической целесообразностью не устоит ни один памятник архитектуры. Практика, хорошо знакомая обитателям бывшего СССР…

В середине мая 1871-го к Парижу вплотную подошли версальские войска. В неоднородном руководстве Коммуны тотчас взяли верх радикалы. Они предложили вести войну «научным методом» — поджигать оставляемые коммунарами городские кварталы. Историческая и культурная ценность зданий нисколько не волновала революционных стратегов.

Вечером 23 мая к делу приступили специальные команды, использовавшие керосин, смолу и порох. Помимо множества частных домов, огню были преданы Государственный совет, здание Почетного Легиона, Министерство финансов, три театра, построенная в XVI в. ратуша (Отель-де-Виль). Погиб и один из красивейших дворцов Парижа — Тюильри. Серьезный урон был также нанесен дворцу Пале-Рояль, и лишь чудом уцелел Лувр. «Научная война» по-коммунарски глубоко шокировала европейскую интеллигенцию. Фридрих Ницше напишет своему другу: «Когда я услышал о парижском пожаре, я был на несколько дней полностью раздавлен и затоплен слезами и сомнениями: все научное и философско-художественное существование показалось мне нелепостью, если оказалось возможным истребить за один-единственный день великолепнейшие творения искусства…»

Парижу еще и повезло: весной 1871-го французская столица могла быть целиком стерта с лица земли. Технических возможностей для этого хватало, а фанатиков-исполнителей — тем паче. Вот свидетельство Н. Руссо, принадлежавшего к умеренному крылу Коммуны: «Когда мы попали в безвыходное положение, к нам стали являться странные господа. Один пришел в ратушу и предложил взорвать весь Париж. Он сказал, что, будучи химиком, знает, как перекрыть основные газовые магистрали и ввести в них чистый кислород. Он даже предлагал изготовлять кислород в обыкновенных котлах походных кухонь. «На войне как на войне!» — твердил неистовый химик… Мы с Брэном очень внимательно его слушали. Леон Брэн был инженер, он сразу сообразил, что к чему. Мы были в ужасе. Вдруг этот полоумный обратится к кому-нибудь, кто даст согласие на такое изуверство! Брэн стал его всячески отговаривать. Химик настаивал. Тогда я увел его с собой в буфет и напоил коньяком до полного бесчувствия, чтобы он никуда не мог сунуться со своим безумным проектом».

Методика ведения «научной войны» без излишних сантиментов, увы, пережила Коммуну. Ей было суждено заработать на полную мощность в ХХ веке. Эхо парижских пожаров докатится и до нашей столицы: в 1941-м идейные наследники коммунаров без колебаний заминируют киевский Крещатик и Успенский собор, свалив все на нацистов. Вот только добросердечных интеллигентов со спасительным коньяком уже не найдется.

Заложники

С Парижской коммуной связана и одна из первых резонансных попыток использовать взятие заложников как инструмент политической борьбы. В начале апреля 1871 г. войска Коммуны предприняли наступление на Версаль. Операция не увенчалась успехом, и несколько командиров, попавших в плен к версальцам, были расстреляны без суда. В ответ Коммуна издала декрет о заложниках. Он предписывал заключать в тюрьму всех видных граждан, «подозрительных в смысле сношений с Версалем», и объявлял, что расстрел каждого пленного коммунара повлечет за собой казнь троих заложников.

Революционные власти приступили к арестам чиновников, полицейских, священнослужителей. Попал в число заложников и парижский архиепископ Жорж Дарбуа. Коммунары отличались резкой неприязнью к религии; охотно практиковали реквизицию церковных ценностей и передачу церквей под политические клубы.

Надо отдать должное умеренным членам Коммуны — долгое время они препятствовали казням заложников. Чем вызывали негодование радикальной прессы. Так, популярная среди коммунаров газета «Папаша Дюшен», щеголявшая нарочито грубым языком, писала: «Чего вы тютькаетесь с заложниками? У вас есть закон о заложниках, так и применяйте его, черт возьми! Вы кто — ротозеи или трусы, и боитесь расстрелять заложников, согласно закону, который сами же издали?»

Когда в последние дни Коммуны инициативу у «ротозеев и трусов» перехватили экстремисты, участь заложников была предрешена. Начались жестокие и бессмысленные расправы над «классовыми врагами». 23 мая погибли первые заложники коммунаров — трое полицейских и заместитель парижского мэра Гюстав Шоде. На следующий день в тюрьме Ла-Рокетт расстреляли архиепископа Дарбуа, судью Бонжана и четверых священников. 25 мая была уничтожена группа арестованных монахов-доминиканцев из колледжа Аркейль — якобы при попытке к бегству. 26-го числа на улице Аксо толпа казнила еще полсотни заложников, в основном полицейских и священнослужителей.

Апологеты Коммуны указывали, что общее число расстрелянных заложников было не так уж велико — около 70 человек. Однако гораздо важнее цифры погибших оказалась сама технология. Она еще будет поставлена на поток — в XX веке. Многие тысячи жизней институт заложников унесет во время Гражданской войны в России. Прибегая к массовым захватам и расстрелам заложников, большевики не скрывали, что развивают опыт Парижской коммуны. Лев Троцкий в своих работах всячески расхваливал опыт коммунаров, задаваясь риторическим вопросом: «Как иначе можно действовать, как не захватывая заложниками излюбленных или доверенных людей буржуазии и ставя таким образом весь буржуазный класс под дамоклов меч круговой поруки?»

Правда, в 1871-м круговой поруки как раз и не вышло. Если коммунары учились расправляться с заложниками, то версальские деятели осваивали циничное искусство бросать этих заложников на произвол судьбы.

У правительства Тьера была реальная возможность спасти жизнь самого именитого заложника, архиепископа Дарбуа. Коммуна несколько раз предлагала обменять его на революционера Бланки, арестованного версальцами. Тьер отказался — мол, с бандитами-коммунарами никаких переговоров не ведем. Но, по мнению многих историков, у этого отказа имелась тайная подоплека: Дарбуа отличался весьма либеральными взглядами, даже критиковал отдельные папские догматы, и потому был непопулярен среди ультраправых версальских политиков. Очевидно, они рассудили: выгоднее будет не выручать строптивого архиепископа, а пожертвовать им, и затем использовать образ мученика, чтобы «замочить» как можно больше коммунаров. Достаточно современный стиль мышления, не правда ли?

Фотограф

Пожалуй, трудно удержаться от аналогии между событиями 1871-го и борьбой красных с белыми в 1918—1921 годах. И в том, и в другом случае симпатий не вызывает ни один из противников. «Коммуна так же безрассудна, как жестоко версальское правительство. Безумие с обеих сторон», — писал Виктор Гюго.

Поджогам и заложникам Коммуны вступившие в Париж версальцы противопоставили беспрецедентную карательную операцию. «Кровавой неделей» назовут 21—28 мая 1871 года, когда версальская армия вела бои на улицах столицы. Множество захваченных в плен коммунаров (а заодно и случайных людей) было расстреляно без суда и следствия. Пленных убивали толпами, порой для этого применялись скорострельные митральезы. По самым скромным подсчетам, при подавлении Коммуны погибло более 20 тысяч парижан, включая женщин и детей.

Когда в Париже наконец воцарилось спокойствие, победители решили оправдать собственные злодеяния простейшим способом — приковав внимание общественности к преступлениям врага. Но как сделать такую пропаганду максимально доходчивой и выразительной?

На помощь властям пришел изобретательный фотограф Эжен Аппер, чье имя навсегда войдет в историю PR-технологий. Он взялся воспроизвести сцены зверств революционеров, изготовив первые в мире пропагандистские фотомонтажи.

В процессе работы Аппер снимал реальные места гибели заложников и активно прибегал к услугам профессиональных актеров. Главным же его коньком стали лица членов Коммуны и их жертв, вырезанные из других снимков и вклеенные в макеты оригинальных изделий — своеобразный Photoshop XIX века. Так были созданы фотомонтажи «Архиепископ Дарбуа в тюремной камере», «Расстрел Шоде», «Расстрел заложников в тюрьме Ла-Рокетт», «Резня аркейльских доминиканцев», «Расстрел заложников на улице Аксо» и др. Внешне продукция мсье Аппера ничем не отличалась от обычных фотографий того времени. Публика, не искушенная в хитроумных технологиях, принимала эти карточки за подлинники. Между тем целью автора была отнюдь не скрупулезная реконструкция трагических событий, а обработка общественного мнения. Поэтому на архаичных фотомонтажах нас встречают разнообразные уловки, призванные обеспечить нужный пиар-эффект. К примеру, коммунары, стреляющие по монахам-доминиканцам, расположились у винного погреба — это важная психологическая деталь. А среди толпы, расправляющейся с заложниками на улице Аксо, чуть ли не половину составляют вооруженные до зубов коммунарки. Так благонадежный фотограф оправдывал расстрелы сотен женщин версальцами.

Дерзкая попытка смоделировать виртуальную реальность на фотобумаге, безусловно, обогнала свое время. Подобно другим «передовым» методам, опробованным в 1871 году. Быть может, Парижскую коммуну следует рассматривать как призрак грозного будущего, заглянувший в сравнительно благополучный и наивный ХIX век? Поколение Карла Маркса и Жюля Верна мечтало о прекрасных временах, когда благодаря прогрессу в мире будет установлена социальная справедливость. Простодушные оптимисты получили шанс увидеть, как борьба за справедливость может обернуться кровавым кошмаром, а технический прогресс — оказаться на службе у варварства.

К сожалению, современники не смогли адекватно оценить опыт Парижской коммуны. Одни уверились в необходимости жестокого революционного террора, другие — в безотказности карательных механизмов контрреволюции. Ну а третьи поспешили напрочь вычеркнуть ужасы Коммуны из памяти и зажить прежней беззаботной жизнью. Расплачиваться за невыученный урок истории пришлось следующим поколениям…