КАК ПРОДАВАЛСЯ СЛАВЯНСКИЙ ШКАФ

— У вас продается славянский шкаф?

— Шкаф продан, осталась кровать...

— С тумбочкой?..

— С тумбочкой!..

Свобода... Пьянящий воздух свободы... Увы, но и он может сыграть злую шутку, если им неосмотрительно пользоваться. Помните профессора Плейшнера из «Семнадцати мгновений весны»? Он после затхлого воздуха нацистского рейха и кошмаров концлагеря оказался на свободе. В Швейцарии. В Берне. Воздух свободы вскружил ему голову. И не заметил бедолага условного сигнала в окне на Цветочной улице. Не заметил сущей безделицы и оказался в руках гестапо. Все. Конец. Пришлось кончать жизнь самоубийством...

Но это в кино. А в жизни?

В жизни трагичней. Страшней. И неправедней. Особенно, если «свободу», имитацию свободы принимаешь за настоящую, истинную. Особенно, если во имя именно этой свободы рискуешь жизнью. Чем измерить тогда глубину разочарования? Чем, скажите на милость?

Эти люди не строили иллюзий. Знали, куда возвращаются. Понимали, не будут их встречать с цветами и оркестрами. Такова уж специфика их профессии. Но то, что их будут везти в Москву под строжайшим надзором, что прямо с аэродрома в автозаке-«черном вороне» доставят во внутреннюю тюрьму на Лубянке, а потом объявят немецкими шпионами и упрячут на долгие годы в ГУЛАГ, им и в страшном сне привидеться не могло.

Леопольд Треппер (Лео Домб, Отто), Анатолий Гуревич (Кент) и Шандор Радо (Дора) — три легендарных имени советской разведки. Треппер и Радо, пройдя агентурную выучку в шпионской системе Коминтерна, были перевербованы ГРУ и заброшены в Европу руководителями резидентур. Гуревич, пройдя Испанию в интербригаде, был тоже перевербован ГРУ и послан Трепперу в помощь. Было это еще в тридцатые годы. Задолго до войны. И провалы, прервавшие их активную работу, произошли не по их вине. Виновниками были чекисты-серократы, пришедшие на смену профессионалам, уничтоженным в 30-е годы. Впрочем, как говаривал их знаменитый коллега по разведке Ким Филби: «Каждая служба имеет свое количество дураков. Сэ ля ви!»

Это потом о них напишут книги. Это потом их опыт будет тщательно изучаться всеми разведками мира. Шутка ли сказать, они, именно они, были руководителями крупнейшей в мире разведывательной системы в Европе, названной потом «Красной капеллой» или «Красным оркестром». Именно благодаря им на протяжении долгих месяцев зашифрованная информация систематически поступала в Москву от 300 агентов, находящихся в Берлине, Брюсселе, Марселе, Париже, Женеве, Цюрихе и других европейских городах.

Это именно о них писал начальник нацистской разведки Вальтер Шелленберг в своих мемуарах: «Русские, благодаря регулярно поставляемой информации, были лучше осведомлены о нашем положении с сырьем, чем даже начальник отдела военного министерства... Фактически в каж- дом министерстве рейха среди лиц, занимавших ответственные посты, имелись агенты русской секретной службы, которые могли использовать для передачи информации тайные радиопередатчики». Это именно для ликвидации их агентурной сети по личному указанию Гитлера была создана в РСХА и абвере специальная служба, которой непосредственно руководил сам Гиммлер.

Тревога нацистского руководства была далеко не напрасной. Ведь агентурная сеть, которой руководили до своего провала в конце 1942 года Л.Треппер и А.Гуревич, успела сообщить Москве не только точную дату нападения Германии на СССР, которой, как известно, пренебрег Сталин, но массу других сведений. О немецких планах блокады Ленинграда. О точном времени и месте выброса парашютных десантов. О найденном в Финляндии советском коде. О потерях ВВС Германии. О производстве в рейхе синтетического топлива. О технических характеристиках нового истребителя «Мессершмитт». О немецких внешнеполитических акциях. О передвижениях немецких войск.

Но и это еще далеко не все. Перечень информации нескончаем. Его часами передавали радиостанции системы ежедневно. Остается разве что добавить, Треппером и Гуревичем для финансирования работы своей агентуры были созданы две крупные фирмы «Симэкско» в Брюсселе и «Симэкс» в Париже. Они сотрудничали с немецкой организацией «Тодт», возводившей стратегические военные объекты для вермахта. Иными словами сама германская армия финансировала работу советской агентуры.

Не менее впечатляющей была и деятельность швейцарской резидентуры, которой руководил Шандор Радо. Достаточно сказать, что только по одной линии «Люци», на которой работал его агент Рудольф Реслер, Москва получала ежедневно боевые приказы по вермахту. Ведь среди информаторов этой линии были начальник штаба абвера генерал Ганс Остен, глава шифровального отдела Верховного командования вермахта Фриц Тиль, известнейший абверовец Ганс Берндт Гизевиус и другие не менее значимые деятели рейха.

Но даже под контролем гестапо, по сути дела под арестом, ни Треппер, ни Гуревич не смирялись со своим трагическим положением. Так, Леопольд Треппер, несмотря на плотнейшую опеку, изловчился бежать из-под ареста. Уведомил Москву о провале и ведущейся с ней «радиоигре». Не меньшую изобретательность проявил и Анатолий Гуревич. Даже под контролем гестапо ему удалось завербовать начальника зондеркоманды, работавшей во Франции по ликвидации «Красного оркестра», Хейнца Паннвица. Более того, с его помощью уберечь от провала свою агентурную линию в Париже, возглавляемую В.Озолсом. И это не все. Он вернулся в Москву не с пустыми руками. С помощью французских товарищей ему удалось доставить в Москву не только самого Х.Паннвица, но и двух его коллег по зондеркоманде Г.Стлука и Э.Кемпа. К тому же и весь архив этой зондеркоманды.

Но Трепперу, Гуревичу и Радо дважды не повезло. Во-первых, они попали в разгар поисков козлов отпущения за провалы советской разведки в годы войны между ГРУ и МГБ. Схватки не на жизнь, а на смерть. И более удобных кандидатур, на которых можно было бы все свалить и примирить стороны, чем они, найти было невозможно. К тому же была и вторая причина, делающая их наиболее приемлемым объектом кровопускания. Дело в том, что всем тем событиям предшествова- ло нечто, позволявшее спокойно отыграться именно на них.

Еще шла война. Еще непрестанно дымились трубы крематориев Освенцима, Треблинки, Майданека. А в Москве, в Кремле, осенью 1944 года руководство страны созвало секретное совещание. В нем приняли участие не только члены Политбюро и Секретариата ЦК ВКП/б) во главе с И.Сталиным, не только высшие руководители оборонной промышленности, армии, НКВД и НКГБ, но и все первые секретари всех республиканских, краевых и областных комитетов партии.

Вступительным словом это высокое собрание открыл сам И.Сталин. В нем он особо остановился на проблеме «осторожного» назначения евреев на руководящие посты в партии и государстве. К «крайней осмотрительности» призывал при представлении их к правительственным наградам. Более определенным и категоричным был доклад секретаря ЦК Г.Маленкова. Он уже не ограничивался общими рассуждениями, а напрямую требовал «повышения бдительности к еврейским кадрам». Давал рекомендации, как с ними обходиться. А вскоре после этого совещания все партийные комитеты получили директивное письмо ЦК ВКП(б). Под грифом «совершенно секретно», естественно. В нем уже был перечень должностей, назначение на которые евреев считается нежелательным, а на которые — категорически запрещено.

Дело, начатое Сталиным еще в тридцатые годы, притормозилось из-за разразившейся войны. Теперь война шла к концу. И антисемитскую кампанию можно было не просто реанимировать, но и сделать более интенсивной. Вождь мыслил стратегически. Заглядывал далеко вперед...

И первыми, к кому была проявлена «повышенная бдительность», оказались именно они, Леопольд Треппер, Анатолий Гуревич и Шандор Радо. Кстати, как и еще с десяток их помощников, доставленных в Москву. Все они были евреями. И лучшего объекта для начала выполнения пар- тийных директив было не найти. Тем паче, что это должно было послужить процессу «десионизации» спецслужб страны, который развернулся вскоре после окончания войны.

После длительного следствия дела были переданы Особому совещанию при МГБ СССР. Уж эти не подведут. И легендарных разведчиков, внесших неоценимый вклад в победу над фашизмом, «за сотрудничество с гестапо» и как «немецких шпионов» осудили: Шандора Радо в декабре 1946 года на 10 лет, Анатолия Гуревича в июне 1947 года на 20 лет и Леопольда Треппера в декабре 1947 года на 15 лет.

После смерти Сталина, но только в мае 1954 года, Шандора Радо и Леопольда Треппера выпустили на «свободу». И им пришлось затратить немало сил, чтобы добиться разрешения вернуться на родину. Радо — в Венгрию, Трепперу — в Польшу. Наконец свершилось. Шандор Радо в 1955 году оказался дома. Занялся привычной научной работой в картографии. Треппер попал в Польшу только в 1957 году. Там он начал работать в еврейском комитете. Но в стране начала разворачиваться антисемитская кампания. И он решил выехать на Запад. Только в 1973 году после многолетних мытарств ему удалось попасть в Англию, а затем в Израиль. Оба они написали книги о своей работе во время войны, которые были переведены на десятки языков. И умерли почти одновременно: Радо — в 1980 году, Треппер — в 1981-м.

Трагичней сложилась судьба Анатолия Гуревича. Ведь он был советским гражданином, а потому с ним особо церемониться не стали. Освободили его в сентябре 1955 года. Строго-настрого «порекомендовали» даже словом не обмолвиться о том, через что ему пришлось пройти. И, чтобы «держать на крючке», не реабилитировали, а выпустили по амнистии. Выждав некоторое время, он в 1958 году подал прошение о полной реабилитации. И 10 сентября того же года был вновь арестован по причине неправильного применения к нему амнистии. И снова лагеря... И снова прошения о реабилитации... Второй раз на «свободу» ему удалось выйти только 20 июня 1960 года. Но на сей раз без снятия судимости и с поражением в правах. С запретом жить в родном Ленинграде. Пришлось через суд добиваться отмены хоть этого ограничения. Добился.

И началась борьба за снятие с него клейма предателя. На все его многочисленные заявления он регулярно получал стандартные ответы, что «оснований для пересмотра его дела не имеется». Наконец только 20 июня 1991 года его пригласили в Москву, в Главную военную прокуратуру. Там ему объявили, что постановлением Особого совещания при МГБ СССР от 15 января 1947 года его необоснованно привлекли к уголовной ответственности. Посему оно отменяется. Отныне он считается полностью реабилитированным и на него распространяются все льготы, предусмотренные Указом президента СССР от 13 августа 1990 года «О восстановлении прав всех жертв политических репрессий 20—50-х г.г.». И может быть, впервые наш земляк, Анатолий Маркович Гуревич, родившийся в 1913 году в Харькове, ощутил пьянящий воздух свободы. Впервые за 78 лет жизни. Воздух настоящей свободы... И, может быть, впервые он ощутил желание рассказать людям правду. Да и не только он...

ДЕНЕГ НА НЕЛЕГАЛОВ НЕ ЖАЛЕТЬ

Двадцатые годы... То был поистине «золотой век» советской разведки. Именно тогда была создана шпионская система, не имевшая аналогов в мировой истории. Счет агентуры шел не на сотни — на тысячи. И начало конструированию этой охватывающей мир сети положили отнюдь не советские спецслужбы ИНО ОГПУ или Четвертое управление Генштаба РККА. «Крышей» для тысяч агентов, работавших на советскую разведку, стал Коминтерн. С этой целью в нем было создано специальное подразделение ОМС — отдел международных связей, возглавляемый блестящими мастерами конспирации, такими, как, скажем, И.Пятницкий.

Коминтерн был избран для этих целей далеко не случайно. И не только потому, что в него входило множество компартий в различных странах. Дело в том, что подхваченные вихрем революционной эйфории в России, по миру начали плодиться многочисленные коммунистические партии, новые партии, охватывая своими щупальцами планету. Идеи мировой революции и коренного переустройства мира вовлекали в их ряды и левых интеллектуалов. Так что недостатка в агентуре Коминтерн не испытывал. Тем паче, что и сам Коминтерн задумывался не просто сугубо политической и координирующей организацией. У него были и другие, более утилитарные цели. Поэтому-то он и не мог не стать поистине шпионским гнездом.

Власти руководствовались указаниями В.Ленина, с предельной циничностью изложенными в его распоряжении Яну Берзиню, одному из высших руководителей советской военной разведки: «Не жалейте миллионов на нелегальные связи... На официальщину наплевать: минимум внимания».

Для легализации средств за рубежом, для их прокручивания и спасения от свирепствовавшей инфляции использовали немецкую фирму «Остен зеехандельсгезельшифт». Ценности и наличную валюту доставляли в Берлин дипломатической почтой. Специальные чемоданы, не подлежащие досмо- тру на пограничных переходах, в сопровождении дипкурьера А.Сливкина поступали в сейфы фирмы. Но и этого оказалось мало для пестования своей агентуры. Специальным постановлением Политбюро ЦК РКП/б) был создан секретный Франкфуртский фонд с капиталом в 50 миллионов золотых марок.

Для концентрации средств Коминтерна Германию выбрали не случайно. Здесь была самая крупная и дееспособная в Европе коммунистическая партия. И еще одно немаловажное соображение, секретная служба-абвер небезызвестного полковника Вальтера Николаи, расформированная и запрещенная к тому времени, имела превосходную репутацию в части фабрикации безупречных «легальных документов». Не у дел оказалось достаточно классных мастеров тайных операций. Их опыт несомненно мог пригодиться.

Тем паче, что для изготовления «достоверных документов» необходимо было соблюдать весьма специфические тонкости. Так, скажем, паспорта нелегалов ни в коем случае не должны были выглядеть новыми. В них следовало предусмотреть достаточное количество виз и пограничных мар- кировок, создающих иллюзию, что владелец паспорта неоднократно проходил проверки и в посольствах, и при пересечении границ. Это должно притуплять бдительность полиции, случись проверка документов. К тому же каждая виза, каждая пограничная отметка должны были строго- настрого соответствовать «легенде» агента. Как по маршрутам, так и по датам передвижения.

Со временем в Берлине стали разрабатываться и «легенды» для нелегалов, подкрепляемые соответствующими безупречными подделками «паспортной службы». И не только для агентуры Коминтерна, но и для ИНО ОГПУ и Четвертого управления Генштаба РККА. И не только для Евро- пы, но и по всему миру. О размахе той работы можно судить по свидетельству ведущего специалиста «службы» Г.Райнерса, поведавшего, что в период с 1927 по 1932 год здесь ежегодно изготавливалось до 450 комплектов для нелегалов.

Роковым стал 1933 год. К власти в Германии пришел Гитлер. Началось создание государства всепроникающего полицейского режима. Последовало запрещение КПГ. Вслед за этим начался интенсивный переход вчерашних коммунистов в ряды нацистской партии НСДАП. Конечно же, это не могло не нанести чувствительного удара по налаженной коминтерновской разведывательной резидентуре. Паспортную службу вначале пришлось законсервировать. Потом перевести в Саар. Но год спустя эта провинция проголосовала на плебисците за воссоединение с рейхом. Пришлось срочно передислоцироваться в Москву. И вот тут-то уж Сталиным было завершено начатое Гитлером уничтожение советской разведывательной системы. Почти все немцы, работавшие на советскую разведку, оказавшись в эмиграции в СССР, были уничтожены в годы животной шпиономании и великого террора. А им на смену — специалистам, славившимся своей дотошной скрупулезностью, — по путевкам ЦК ВКП/б) были присланы неквалифицированные, зато самонадеянные дилетанты.

НА ЛЕЗВИИ БРИТВЫ

Дилетантизм нетерпим в любом деле вообще. Тем более в разведке. Здесь он не просто противопоказан, но преступен. Ведь малейшая ошибка, самый ничтожный, на первый взгляд, недочет чреват роковыми последствиями, обрекая агента-нелегала не просто на провал, но ставя под угрозу стратегические государственные интересы. Истина азбучная. Но разве что чудом, поразительным везением и потрясающим мастерством можно объяснить, что ассы советской разведки А.Гуревич, Л.Треппер, Ш.Радо и другие советские агенты, арестованные «Смершем» сразу же по приезде в СССР, не провалились еще задолго до того, как начали разворачивать свою работу в зарубежье.

К примеру, Анатолия Гуревича готовили к нелегальной работе всего пять месяцев на курсах ГРУ. Что было по его словам «не только недостаточно, а совершенно неприемлемо в условиях нелегальной работы». Этим все не окончилось. Вначале он должен был ехать в Бельгию через Турцию. Были изготовлены соответствующие документы, разработана «легенда». Однако буквально за несколько часов до отъезда маршрут был изменен. Теперь ему надлежало попасть в Брюссель уже через Финляндию, Швецию, Норвегию, Германию и Францию. Под личиной мексиканского худо- жника, прожившего несколько месяцев в Советском Союзе. Но вот ведь незадача, за столь короткое время он не успевал досконально усвоить необходимую информацию о Мексике. К тому же его знания испанского языка было явно недостаточно. Изъяснялся он на нем, по его словам, «с явно выраженным русским акцентом». И это еще не все. Его не успели не только обеспечить соответствующим его туристскому статусу багажом, но даже не снабдили, как это принято у всех иностранных туристов, ни одной сувенирной «памяткой» о пребывании в стране. Даже открытками или фотографиями в память о посещаемых им местах, не говоря уж об эскизах, зарисовках, которые он как художник непременно должен был сделать. Потому-то далеко не случайно, едва он оказался в вагоне с крошечным чемоданчиком, приличествующим советскому командировочному, как очутился в центре внимания иностранцев, едущих в Финляндию.

Пронесло. Чудом пронесло. Но на этом его злоключения не окончились. В Париже связник вручил ему взамен мексиканского паспорта уругвайский на имя Винсента Сьерра. И вновь прокол. Оказывается, в Москве, во время подготовки к поездке, ему сподобились дать только справку об Уругвае... на двух страничках рукописного текста. В ней ограничились лишь названиями двух улиц в Монтевидео, откуда по документам он родом, указали названия нескольких футбольных клубов и особо подчеркнули, что население часто собирается в кафе. И все...

Даже не удосужились сообщить фамилию президента страны. О возникшей чудовищной ситуации он немедленно поставил в известность своего куратора. Но тот его успокоил и порекомендовал в день отъезда сходить в библиотеку и ознакомиться с Уругваем по... Большой советской энциклопедии...

Дальше — больше. По приезде в Брюссель он должен был, как было задумано в Москве, остановиться в гостинице «Эрмитаж». Но на месте оказалось, что еще пять лет назад эта гостиница была превращена в публичный дом. Естественно, о проживании в ней и речи быть не могло.

К слову, в Бельгии уругвайцев можно было по пальцам пересчитать. Но так уж случилось, что в брюссельской полиции почти одновременно зарегистрировались два уругвайца. Гуревич-Винсенто Сьерра и некий Карлос Аламо. Тоже родившийся в Монтевидео. Тоже занимающийся коммерцией. Но на этом сходство этих «уругвайцев» не оканчивалось. И тому, и другому загранпаспорта были выданы в Нью-Йорке, в уругвайском посольстве. Правда, один в 1934 году. А вот другой в 1936 году. Но по иронии судьбы, несмотря на столь значительный интервал, нумерация их почему-то была последовательной. Один за номером 4264, а другой за номером 4265. Мало того, и продлевались они в разное время в Монтевидео. Но вот регистрационные номера опять шли последовательно один за дру- гим. На этом чудеса не оканчивались. Следующее продление было произведено в Париже, что было просто немыслимым в силу строжайшего полицейского надзора. Но и на сей раз, вопреки разнице по времени продления, их регистрационные номера оказались последовательными. Впрочем, не надо строить разные предположения и теряться в догадках, как такие необъяснимые чудеса могли произойти. Дело в том, что Карлос Аламо был тоже агентом ГРУ Михаилом Макаровым. И, как и Гуревич, был послан в помощь Трепперу.

Пожалуй, каким-то чудом можно объяснить, что еще на начальном этапе внедрения их миновал провал. Ведь к тому же ГРУ не удосужилось их обеспечить никакими другими документами, кроме сомнительной достоверности паспортов. Ну куда уж дальше, коль скоро ГРУ, вопреки настоятельным просьбам Гуревича организовать ему письма из Уругвая, ничего не сделало. А ведь это во многом поспособствовало бы упрочению его легализации.

Вообще, следует заметить, с документами, изготовленными тогда в Москве, творилось нечто невообразимое. Леопольду Трепперу для переезда во Францию из Бельгии понадобился новый паспорт. Французский Центр прислал его со связником. В том паспорте дулжно было указать профессию владельца. Каково же было удивление Треппера, когда вместо «журналист» увидал «журналье» — поденщик. И это при том, что согласно «легенде» для пущей безопасности он должен был ехать в Париж в респектабельном спальном вагоне первого класса. Право же, не составляло особого труда представить реакцию французской пограничной службы, увидавшей поденщика в столь шикарном спальном вагоне.

Но это были еще далеко не все «паспортные страдания» Леопольда Треппера. Для пребывания в Бельгии он получил из Москвы паспорт на имя крупного канадского промышленника Адама Миклера. Уроженца города Самбор, более десяти лет живущего в Канаде. Мало того, что в ГРУ от- лично было известно, что Треппер совершенно не знает английского языка. Там не учли, что на случай войны и возможной оккупации Бельгии немцами, что не исключалось, он не сможет проживать здесь ни с такой фамилией, ни как канадский гражданин. Так оно и случилось. С первых же дней оккупации ему пришлось срочно ретироваться и менять паспорт. К тому же в брюссельских деловых кругах он был известен как бельгийский подданный. Остается добавить, что, предвидя эту ситуацию, он заблаговременно и неоднократно обращался в Центр с просьбой прислать и ему, и его сотрудникам на случай военной обстановки соответствующие документы. Присылали. Но, как правило, почти все оказывались полностью непригодными. То с грамматическими ошибками. То с пропусками букв.

ПУЛИ У ВИСКА

Добро бы дело ограничивалось только небрежно оформленными документами. Эту проблему с грехом пополам все же удавалось решать собственными силами. Но ведь самым невероятным было то, что ГРУ оказалось беспомощным и технически в работе с законспирированной зарубежной агентурой. То и дело из Москвы в резидентуры поступала совершенно непригодная радиоаппаратура. Дошло до того, что в начале июня 1941 года бельгийские нелегалы были полностью отрезаны от Центра. Их аппаратура безмолвствовала. Треппер требовал у Москвы срочной присылки опытного техника- радиста для ее ремонта.

Наконец, Москва вняла просьбам и переслала для работы в оккупированной зоне Франции и Бельгии две новые радиостанции. Но обе оказались неисправными. Вслед за этим Центр решил забросить с парашютистами в Бельгию и Голландию радиостанции. Но так уж случилось, что они были захвачены гестаповцами. К их вящему удивлению оказалось, что станции полностью непригодны для работы.

И даже тогда, когда европейским резидентурам удавалось решить чисто технические проблемы, связанные с радиопередающими станциями, стараниями московских кураторов то и дело создавались поистине непреодолимые сложности, которые обрекали агентуру на заведомые провалы. Главным образом потому, что Центр категорически требовал ежедневных передач информации. Само по себе это возражений не вызывало. Но при этом настаивали по совершенно непонятной причине на бесконечных повторах уже переданных сообщений. Не думая, что многочасовое пребывание станции в эфире создавало идеальные условия для пеленгации радиста немецкой контрразведкой. Именно это стало причиной провала блестяще организованной агентурной сети Шандора Радо, поставлявшей важнейшую стратегическую информацию. К тому же ни те волны, на которых работали резидентуры, ни их позывные не менялись годами. А необходимость делать бесконечные повторы сообщений для Москвы вынуждала радиооператоров создавать свой собственный архив. Вместо того, чтобы незамедлительно уничтожать сообщения после их выдачи в эфир. Вот и случилось, что при аресте Макарова гестаповцами у него было обнаружено немало ранее отправленных им в Москву радиограмм. Именно это и послужило причиной провала берлинской группы А.Xарнака и Х.Шульце- Бойзена, повлекшего за собой аресты 130 человек в Германии, а затем и Анатолия Гуревича с последующими арестами более 100 человек по всей европейской агентурной сети.

Самым непонятным для любого профессионала было то, что у резидентур не было резервных программ и волн, в том числе для передачи особо важных сообщений. И когда Москва, наконец-то, выслала такую программу, оказалось, она использовала для этого старый шифр, уже известный гестапо. Результатом такой неосмотрительности стала ликвидация немцами радиостанции в Париже, которой было адресовано это сообщение.

Да куда уж дальше, коль скоро в персональных шифрах руководителей европейской резидентуры Л.Треппера и А.Гуревича не предусмотрели условного сигнала на случай их ареста и возможной работы в эфире по принуждению. Иными словами в подневольном участии в радиоиграх. И это уже не рядовые агенты, а руководители громадной агентурной сети. Но и это еще были далеко не все неурядицы, сопровождавшие работу разветвленной советской агентуры, работавшей по линии ГРУ. Вот как сообщил на допросе в «Смерше» арестованный Леопольд Треппер:

«К началу войны ни одна из известных мне групп не была снабжена Центром нужными средствами для продолжения своей работы, несмотря на то, что уже было видно, что большинству групп придется работать изолированно и что во время войны они не смогут снабжаться средствами из Центра.

... Я лично, пользуясь средствами созданной мной с санкции ГРУ коммерческой фирмы «ЭКС», имел возможность за все время войны снабжать средствами наши группы, однако группа «Гарри» во Франции, «Поль» и «Герман» в Бельгии, группа в Голландии, резидентуры в Берлине, Че- хословакии и в других странах оставались полностью без средств.

Тяжелое и безвыходное положение групп Главразведупра привело к почти полному свертыванию работы».

ТЕМА БЕЗ ВАРИАЦИЙ

Что тут можно добавить? Разве лишь то, что не только Анатолий Гуревич, Леопольд Треппер, вернувшись в СССР, были объявлены пособниками гестапо, нацистскими шпионами и надолго упрятаны в гулаговские кошмары, которые были, как свидетельствуют очевидцы, зачастую пострашнее гестаповских концлагерей. Их участь разделили и многие другие советские нелегалы, работавшие в европейских резидентурах и оказавшиеся после войны в СССР. И не только советские граждане. Все они стали не просто жертвами животной сталинской шпиономании, но и изощренных игрищ их руководителей из ГРУ. Именно они совместно с армейской контрразведкой делали их «предателями», «пособниками гестапо», «немецкими шпионами». Именно они превращали их в козлов отпущения, дабы обезопасить себя от возможной кары за провал не имевшей аналогов в мировой истории агентурной сети. И тщетно искать в архивах следственные или судебные дела тех, кто развалил, уничтожил своим непрофессионализмом беспрецедентную агентурную сеть за рубежом. Наконец, тех, по чьей вине именно из-за этого народы нашей страны заплатили миллионами человеческих жизней в самом ожесточенном противоборстве с фашизмом.

Нет, никто из них за это не поплатился. Более того, к концу войны да и в последующие годы мундиры этих чекистов-серократов украсили многие ордена за свершенные их жертвами подвиги. За подвиги, свершенные настоящими героями.

Странное дело. Почти все наиболее знаменитые советские разведчики-нелегалы, работавшие в нацистском тылу, как правило, если и удостаивались званий Героев Советского Союза, то непременно посмертно. Достаточно вспомнить такие легендарные имена, как Рихард Зорге, Лев Маневич. И награда приходила через десятилетия. Пожалуй, рекордсменом в этом отношении можно с полным основанием назвать Янкеля (Яна) Черняка. Советскому партийному руководству не нравилось его имя в паспорте — Янкель. На дух не переносили. Вот и вручили ему звезду Героя, но уже России, только в 1995 году. За несколько дней до смерти. В клинике. Когда он уже был без сознания. Предсмертно.

Лет двадцать тому назад работа над фильмом и книгой о трагедии Бабьего Яра свела меня с известным журналистом-международником Эрнстом Генри — личностью поистине легендарной. Еще мальчишкой пятнадцати лет в 20-м году он был заброшен по линии Коминтерна в Германию. Для участия в подготовке там вооруженного восстания. Почти четверть века провел он в зарубежье на положении нелегала. Но даже не этим прославился он. В 1935 году им были написаны и изданы за рубежом, а потом переведены на русский язык и опубликованы в СССР две сенсационные книги о нацистской угрозе миру: «Гитлер над Европой» и «Гитлер над Россией». Совсем молодому человеку задолго до второй мировой войны удалось предугадать не только экспансионистские планы третьего рейха, но и направления главных ударов гитлеровской армии на начальном этапе будущей войны против СССР.

Гитлер собственноручно внес его имя в список своих личных врагов, подлежащих при захвате немедленному и безусловному уничтожению. Несколько раз Эрнсту Генри буквально чудом удавалось уходить из искусно расставленных гестаповцами капканов. Вначале в Германии. Потом во Франции. Не только гестапо, не только контрразведки других стран, но и мировая общественность не ведали, что Эрнст Генри — его литературный псевдоним. Считали неким многоопытным таинственным английским публицистом. На самом же деле он был Семеном Николаевичем Ростовским. А кодовое имя в коминтерновской разведке было у него «Леонид».

Естественно, едва он по окончании войны объявился в Москве, незамедлительно оказался на Лубянке, затем в Лефортово. Был осужден. И это при том, что в годы войны уже легально работал в Великобритании, где выпускал советские информационные издания, и вот эта послевоенная гулаговская встряска сделала его яростным антисталинистом.

Как-то во время одной из наших встреч у него дома, в его крошечном кабинетике, где и двоим разминуться было сложно, я спросил его, чем можно объяснить повальные аресты советской нелегальной агентуры, вернувшейся в страну из зарубежья после войны. Семен Николаевич вместо пространного ответа протянул руку к одной из полок с архивами. Достал папку. Что-то поискал в ней. И, найдя нужный листок, зачитал: «В сентябре 1940 года начальник ГРУ генерал Ф.Голиков на совещании руководителей оперативных подразделений заявил, что получил от Сталина и Маленкова указание о продолжении чисток резидентур за рубежом. «Слишком многие сотрудники чересчур долго сидели за границей, — говорил Ф.Голиков, ставший, кстати, впоследствии Маршалом Советского Со- юза, — заведя там многочисленные контакты среди иностранцев, что объективно ставит под угрозу вопросы безопасности».

После этого, помолчав немного, Семен Николаевич добавил: «Эти параноики не понимали природы разведки. Начали ее уничтожение еще в тридцатые годы и никак не могли остановиться. Они были подвержены не только шизофренической подозрительности, но и некрофилии. Отсюда их ненависть ко всему живому и любовь к погибшим, мертвым. Мертвым безопасно воздавать почести. Эти уже не подведут. Ничего нежелательного не сделают. Ничего лишнего не скажут. Как говорится, без вариаций».