Как мы стали гражданами

В начале ноября, когда мы всей семьей проезжали мимо монумента «Родина-мать», четырехлетняя дочь радостно закричала: «Ой, мама, смотри: тетя Родина!». Переглянувшись, мы с мужем обменялись горькими ухмылками и, не сговариваясь, в один голос заметили: «Да уж... Это точно».

Трудно даже вспомнить, когда мы по-настоящему ощущали себя гражданами государства под названием «Украина». «Твой голос ничего не решает. Как и голоса миллионов других», — сказал мне накануне второго тура президентских выборов знакомый, поддерживающий Виктора Януковича. Что ж... Мы к этому привыкли. О терпеливости украинского народа слагают анекдоты. Получив от власти очередной щелчок по носу, мы чаще всего ругали ее на все лады на кухнях, в магазинах, но дальше этого, как правило, не заходили. Однако в этот раз произошло то, чего никто не ожидал. И, начиная с 22 ноября, вся страна напряженно следит за событиями, которые разворачиваются на Майдане, куда со всех уголков Украины собрались люди, добиваясь того, чтобы наши голоса все-таки решали.

Нет, Родина не стала любить нас больше. Это мы изменили свое отношение к ней. Мы стали относиться с большим уважением к самим себе. И на одном из зарубежных интернет-сайтов в эти дни появилась статья с заголовком «Как украинцы стали гражданами»... Точнее, наверное, и не скажешь.

И все-таки, что же произошло, что заставило нас, пожалуй, как никогда ранее, массово выйти на улицы и во весь голос заявить о своей гражданской позиции? Является ли такое поведение характерным для украинцев в переломные моменты нашей истории? Об этом мы решили поговорить с тремя известными отечественными историками.

Определяющими в украинской истории все трое считают эпоху Богдана Хмельницкого (середина XVII столетия), революцию 1917—1921 годов, а также события 1991 года, отмечая при этом, что переломные моменты не обязательно связаны с победами, с пафосными событиями. Иногда они бывают и трагическими.

Александр Майборода, доктор исторических наук, завотделом этнополитологии Института политических и этнонациональных исследований НАН Украины:

— Вообще, когда мы говорим о традиционном поведении, нужно всегда помнить об условиях этого термина. Потому что в одних ситуациях народ мог говорить свое слово, в других он выступал более пассивной массой, воспринимая решения сверху. Следовательно, не в каждой переломной ситуации можно выделить какое-то национальное поведение как массовое. В некоторых эпизодах его представляли небольшие группы населения. Например, на Переяславской раде собралось небольшое количество казаков и мещан. Люблинская уния 1569 года также была принята небольшой группой магнатов и шляхты. Другой вопрос, скажем, отмена крепостного права, потом участие в революциях — тут уже можно говорить о каком-то массовом поведении.

Переломные моменты истории Украины всегда были связаны с ее геополитическим выбором. Кроме упомянутых событий, это и война Петра I со шведами, и полтавская катастрофа. Ликвидация гетманства, Запорожской Сечи, обе революции и освободительная борьба. В определенной мере переломными были и расстрелянное Возрождение, и Голодомор. Но тут перелом шел по пути исторического отката, когда была уничтожена наиболее пассионарная часть народа. Хотя, по законам генетики, пассионарность, безусловно, возрождается. Это мы и наблюдаем ныне.

Война Богдана Хмельницкого вызвала массовую вспышку политической активности оказачивавшихся людей, которые шли в войско завоевывать себе свободу. Освободительная борьба 1917—1921 годов, хотя и ближе к нам по времени, к сожалению, была менее активной, на массовом уровне не было такой пассионарности, как сейчас, — только в отдельных эпизодах, когда народ выступал против продразверстки, коммун. Голодомор, коллективизация и уничтожение национально сознательной интеллигенции в значительной степени подорвали духовные основы народа, которые только сейчас, очень тяжело, возрождаются.

То, что революция сейчас происходит в такой форме — мирным путем, в какой-то мере отражает сложившуюся психологию ненасилия. Привычка решать все силой несколько отошла в прошлое. Но это не означает, что и в дальнейшем все может развиваться мирно. Особенности социальной психологии таковы, что терпение может кончиться, и мирная демонстрация своих стремлений может перерасти или в пассивность (то есть люди смирятся с властью), или, наоборот, — во взрыв. Повторяю, о национальных традициях, о традициях ментальности всегда нужно говорить с большой долей условности, поскольку они не являются застывшими. Поэтому никогда нельзя окончательно спрогнозировать поведение того или иного народа.

Почему именно сейчас? Дело в том, что в 1991 году национально-демократическая революция замерла. Тогда в какой-то мере не хватило сил, ресурса. Еще не было такого уровня доверия к национальной демократии. В полной мере еще сохранялась традиция цепляться за старую власть. И случилось так, что власть, по сути, осталась в руках той же коммунистической и советско-хозяйственной элиты. Но за 13 лет независимости выросли, как минимум, два поколения людей — выпускников вузов. За это время они уже стали специалистами и вполне способны стать новой элитой. И ясно, что эта молодая элита зажата в тисках старой власти, поскольку воспитывали ее под одними лозунгами, а жизнь, по вине власти, демонстрировали совершенно иную. И вот сейчас, на мой взгляд, завершается национально-демократическая освободительная украинская революция 1991 года. Потому что реализовать и воплотить ее стремления, стремления народа эта власть оказалась неспособной — ни по интеллектуальным, ни по волевым, ни по деловым качествам. Именно поэтому власть все время с ностальгией вспоминает о советских временах, когда ею руководили из Москвы, постоянно приводя примеры, как хорошо было работать в составе советских союзных министерств, ведомств. Ведь там за них решали все, оставалось только выполнять. На большее эта власть просто психологически не способна. Об этом, в частности, свидетельствуют и сфальсифицированные результаты выборов. Это во-первых.

А во-вторых, власть просчиталась, по коммунистической привычке думая, что поскольку в ее руках большинство СМИ, то удастся и в дальнейшем контролировать настроения и мнения народа. Но случилось иначе. И если в советские времена происходила кухонная революция (когда свое мировоззрение и отношение к коммунистическому режиму люди меняли на кухнях), то сейчас происходит революция базарная, в том смысле, что проходит она на тех базарах, куда выгнали бывших специалистов, рабочих, унизив их и поставив на грань выживания. Именно там бурлят их настроения, их недовольство своим положением.

Игорь Гирич, кандидат исторических наук, Институт археографии и источниковедения НАН Украины:

— Сравнивать происходящее сегодня с событиями XVII века, конечно, было бы некорректно. А вот с событиями 1917—1921 годов можно провести параллель. И, безусловно, параллель не в пользу тех времен, поскольку нынешняя активность украинцев намного превосходит тогдашнюю. Ведь революция 1917—1921 годов, собственно, потому и проиграла в Украине, что не была сформирована нация, настроения преобладали пророссийские или, как мы еще говорим, эмоционально-колониальные. Тогда Украина проиграла крупные города, а если проигрываешь города, то проигрываешь и революцию.

Если мы вспомним 1917 год, Центральную раду, то тогда удалось собрать около 100—200 тысяч человек. А сейчас только в Киеве мы видим полмиллиона соотечественников. Если говорить о плебисците национальном, то трудно даже сравнивать с 1991 годом.

Многие говорят, что именно сейчас формируется украинская нация. Я думаю, что это в самом деле так, поскольку такой массовости Украина еще не знала.

Почему это случилось лишь спустя 13 лет? Прежде всего потому, что появились СМИ, книги, произошла технологическая революция и, самое главное, уже подросло поколение, не знавшее тоталитарного давления, авторитаризма. Это поколение значительно больше информировано, и, собственно говоря, именно оно сейчас вершит судьбу украинской революции.

Петр Кралюк, доктор философских наук, завкафедрой религиеведения Национального университета «Острожская академия»:

— Я считаю, что поведение украинцев в этой ситуации действительно является традиционным. Почему? Украинцам присуща терпеливость, но наступает время, когда терпению приходит конец, и тогда начинаются массовые выступления и протесты. На мой взгляд, примерно такая ситуация сложилась в первой половине XVII века. С конца XVI до середины XVII века происходили не только вспышки казацких восстаний, имели место и протесты тогдашней украинской интеллигенции против унии, против некоторых политиков Речи Посполитой. В конце концов все это вылилось в эпоху Богдана Хмельницкого. Посему я прослеживаю своеобразную параллель. На протяжении нескольких лет украинцы вроде бы молчали, лишь время от времени поднимаясь на акции протеста, не носившие, однако, массового, всеобъемлющего характера. Ну а сейчас видим, что фактически основная часть Украины охвачена открытыми выступлениями.

Второй знаковый переломный период, по моему мнению, — это 1917—1921 годы, когда существовали Центральная рада, украинское правительство и была надежда на то, что Украина станет независимой. В определенной мере мы можем говорить, что своеобразным переломным периодом были и события Второй мировой войны, но тогда мы оказались в ситуации, когда не столько украинцы определяли свою судьбу, сколько иностранные государства.

Ныне, мне кажется, мы тоже вошли как раз в переломный период. Меняются времена, меняются и формы выступлений. Если говорить о XVII веке, то ни о каких мирных митингах тогда, конечно, речь не шла. Вопросы решались с помощью оружия. Если взять 1917—1921 годы, то тогда проходили многотысячные массовые митинги. Возможно, не настолько массовые, как сегодня, но и масштабы Киева тогда были несколько другими. Если сравнить то, что было тогда, и то, что происходит сегодня, то получается своеобразная параллель. Но нужно учитывать, что 1917—1921 годы — это период, когда Украина, по сути, находилась в состоянии войны и многие люди имели на руках оружие, что и вело к вооруженным выступлениям. Надеюсь, что в нынешней ситуации этого не произойдет, но столь массовые митинги определенным образом вытекают из ментальности украинцев. Массовые выступления приобрели форму массовых митингов. Возможно, в другой социально-политической ситуации это вылилось бы в какие-то другие формы.

Украинская нация, повторяю, очень терпелива, но терпению рано или поздно приходит конец. И в данном случае для этого имеется ряд причин. Во-первых, мне кажется, что все-таки сработали (и в значительной степени) причины экономического характера. С одной стороны, нам говорят, что экономика возрождается, но люди этого реально не ощущают. Наоборот, мы можем говорить, что, по крайней мере для некоторых категорий населения, ситуация меняется к худшему. Оказывается, и по уровню зарплаты мы занимаем третье место с конца в Европе — нас «опередили» только Албания и Молдова. К тому же следует учитывать, что многие наши люди сегодня имеют возможность знакомиться с уровнем жизни населения за рубежом, в той же России... Украинцы видят, что, несмотря на огромные ресурсы страны, мы все-таки живем хуже наших соседей. Это, соответственно, вызывает недовольство, озлобленность, что, по-моему, является одной из существенных причин протеста.

Но, кроме таких, совершенно реальных экономических и социальных, причин срабатывают и причины символического характера. На протяжении последних лет нам говорили, что Украина приближается к Европе и что мы должны жить по европейским стандартам. Один из них — демократия. И когда люди видят, что эти стандарты в Украине не реализуются, то это тоже вызывает недовольство и протест. Ведь, по мнению многих людей, эти выборы — и первый тур, и особенно второй — проходили не совсем законно. Мне кажется, что здесь имеется и ряд других причин, над которыми еще стоит подумать и проанализировать их.

Почему именно сейчас? Первым сигналом, на который необходимо было отреагировать, стали демонстрации 2001 года, когда многие люди протестовали не только и не столько из-за убийства Гонгадзе: они высказывали недовольство тогдашним положением вещей. Сейчас ситуация изменилась. Состоялись выборы, и многие люди считают, что их фальсифицировали. Многие жители Украины возлагали на них надежду, а надежду у них отобрали. Соответственно, это вызывает недовольство и протест. По крайней мере, я так вижу эту ситуацию.

Не сказал бы, что фальсификация стала подоплекой для формирования национальной идеи. Скорее, своеобразным поводом для объединения. По моему мнению, национальная идея как таковая существовала и будет существовать, ведь украинцы как нация — полноценная, современная нация — сформировались довольно рано. По крайней мере, мы можем говорить, что в XIX веке нация состоялись.

Другое дело, что она не развивалась полноценно, были своеобразные откаты. Что касается национальной идеи, то опять-таки вопрос: а что мы, собственно, понимаем под национальной идеей? Тут могут быть различные варианты ответов. Но, мне кажется, нынешние события свидетельствуют: украинцы действительно осознают себя в качестве полноценной нации. Меня приятно удивляет, когда на телевидении выступают фактически не украинцы (по национальности) и на русском языке говорят, что они — за Украину, за тех людей, которые нынче на Майдане. Все-таки за годы независимости, какие бы ни существовали проблемы, украинцы определенным образом сумели консолидироваться, осознать себя политической нацией. И именно это осознание себя нацией, представителями определенного народа, обладающего определенными правами, целями и стремлениями, привело к тому, что нарушение этих прав вызвало массовые протесты. То, что национальная идея сегодня настолько обострилась и люди постоянно декларируют, что они едины, что они — единый украинский народ, уже является своеобразным барометром, лакмусовой бумажкой национальной идеи. Кстати, я бы хотел вспомнить слова одного философа, который говорил, что нация — это постоянный референдум. Нация постоянно должна доказывать, что она существует, к чему-то стремится и имеет определенные высокие цели. Нынешние события, на мой взгляд, и являются своеобразным референдумом для украинской нации.

Проблемы национальной идентичности существуют не только у украинцев, но и у англичан, американцев, немцев. В Германии, например, нынче проживают от 5 до 10 процентов магометан (турок, боснийцев, арабов). И с ними имеются проблемы — как реагируют немцы и т.п. У нас — другое. Но я все-таки исхожу из того, что украинцы — довольно древняя нация с большими культурными традициями, как бы мы их ни преуменьшали. Иногда мы даже до конца не знаем своей истории, в частности культурной. Иногда не обращаем внимания на важные моменты в нашей истории, на самом деле свидетельствовавшие о становлении украинской нации. Фактически фундамент современной, я подчеркиваю, украинской нации был заложен еще в середине XVII века. Мало какой европейский народ мог бы похвалиться тем, что в середине XVII века у него возникло национальное движение. Ведь восстание Хмельницкого, в сущности, было одним из первых в Европе именно национальных движений. Другое дело, что оно не было до конца реализовано и мы не создали свое полноценное государство. Если бы нам удалось это сделать тогда, возможно, наша история была бы иной. Однако, ввиду определенных обстоятельств, мы оказались в составе имперского государства и не сумели в XIX веке реализовать свои национальные устремления, национальную идею, создать свое государство.

Как бы то ни было, но сегодня мы такое государство имеем. И то, что оно просуществовало немногим более 13 лет, мне кажется, и дало столь своеобразный эффект. Вспомните события 1991 года: тогда не было таких массовых выступлений, не было четкого осознания, что мы — украинский народ, который имеет определенные ориентиры и будет стоять до конца. Да, мы проголосовали за независимость, но потом социологические исследования показывали, что спустя несколько лет те же люди, которые голосовали за независимость, уже бы за нее не проголосовали. Нынешние события продемонстрировали, что, какими бы сложными ни были уроки независимости, но в условиях этого государства, при всех его минусах и преградах для формирования полноценной украинской нации, мы все-таки прошли определенный путь и получили, по моему мнению, положительный эффект.

Что касается религиозного фактора... Я бы не хотел преувеличивать его значение, поскольку здесь есть своеобразный парадокс. С одной стороны, церковь (я имею в виду церковь в широком значении — различные конфессии) пользуется довольно большим авторитетом в украинском обществе. По крайней мере, согласно социологическим исследованиям, среди всех социальных институтов люди доверяют ей больше всего. С другой — мы видим, что влияние церкви на политическую жизнь невысоко. По данным различных социологических исследований, немногие люди (около двух процентов) прислушиваются к мнению духовных пастырей. Это можно трактовать по-разному. Я считаю, есть ряд факторов, которые и определяют эту ситуацию. То есть украинцы четко разделяют: религиозная сфера — это религиозная, политическая — это политическая, и они не пересекаются. Мы видим, что во время выборов некоторые религиозные институты (я имею в виду прежде всего УПЦ МП) пытались каким-то образом влиять на их ход, сориентировав свою паству на того или иного кандидата. Но я не считаю, что это дало значительный эффект. Бесспорно, определенная часть населения все еще прислушивается к своим духовным пастырям, но она незначительна.

И к тому же следует иметь в виду, что Украина не едина в конфессиональном плане. У нас ведь и православные принадлежат к различным конфессиям, немало греко-католиков и римо-католиков; значительная часть украинцев — протестанты (современные), немало мусульман. Договориться им довольно сложно. В государствах с явным доминированием одной конфессии ситуация иная. Например, когда говорят о нынешней ситуации в Украине, то довольно часто проводят параллели с Сербией или Грузией. Но и там, и там абсолютно доминирующей является православная церковь, причем единая. Там, на самом деле, слово глав церквей сыграло далеко не последнюю роль в развитии событий, в достижении определенного результата. В Украине, на мой взгляд, это едва ли можно реализовать. Но, конечно, хотелось бы, чтобы представители доминирующих конфессий сели за круглый стол, достигли какой-то договоренности и обратились к конфликтующим сторонам. Возможно, они смогли бы сыграть определенную консолидирующую роль.