ИСТОРИЧЕСКИЕ ЛИЦА

Взяв в руки номер «Нью-Йорк таймс» я не премину заглянуть в отдел некрологов.

Полоса (а то и две газетные страницы) некрологов можно прочитать в этой газете не каждый день: люди, достойные быть отмеченными, умирают не по графику, не ежедневно, хотя и часто.

Кого газета удостаивает некрологом? Это не обязательно самые лучшие люди на земле (или наихудшие, о которых не забывают тоже), но обязательно - исторические лица. Но же что именно определяет их «историзм»?

«Группа товарищей»...

Конечно, газета не пропустит смерти любого Нобелевского лауреата или автора «открытия века», или оставившего свой яркий след путешественника, политика, предпринимателя, законодателя, врача, спортсмена, писателя и издателя, поэта и художника, актера, полководца. И великих благодетелей человечества, меценатов и филантропов. Не только из Америки, но и других стран мира. Издавна газета славится легендарной картотекой, в которой накоплены и постоянно обновляются сведения о сотнях тысяч - если не более того - выдающийся людей, живущих в самых разных странах, включая Россию. Умер кто из них - и биографические данные, фотография, все нужные сведения у редактора под рукой, на экране компьютера. Теперь можно начинать работать с материалом...

Некрологи в этой газете всегда имеют автора (а не подпись анонимной «группы товарищей»). Да и вообще, на привычные нам образцы этого жанра они совсем не похожи.

Нам памятны высушенные до нескольких казенных фраз некрологи в траурной рамке, с перечислением титулов, заслуг, наград и званий, с суммирующей оценкой степени славы и бессмертия: «великий», «выдающийся», «крупный», «видный», «известный»… Здесь каждое слово было исполнено особой значимости. Каждое несло в себе не столько «литературный», обыденный, сколько мистический смысл окончательной оценки, истины, известной лишь божеству. (Функцию «весов истории» выполнял райком для местной прессы, Политбюро для центральной.)

И речь шла не только о месте покойного академика или писателя-лауреата в истории: в какой именно ряд поместить его лик в коммунистической иерархии святых и праведников. И сколько строк и слов отвести будущей заметке об усопшем в Большой Советской энциклопедии, справочниках и словарях. Нет, для членов семьи ушедшего не это было самым важным. Главное, содержание некролога определяло место захоронения покойника на правительственном кладбище, размер персональных пенсий членам семьи, поликлинику, которой им разрешалось пользоваться, квартиру, дачу, паек...

А уж если некролог был подписным, можно было многое «просчитать» из византийского списка «группы товарищей». Узнать, например, кто теперь первый (не по алфавиту, а по значению), кто второй, кого только что «ушли», а кого вот-вот «уйдут».

Когда же шла речь о популярных писателях, героях кино и сцены, вообще людях творчества, траурные заметки писались сентиментально, так, чтобы выдавить у читателя слезу. «Товарищ» покойного (на самом деле он мог быть его конкурентом и врагом) лил крокодиловы слезы и рассказывал всему миру о своей к нему великой любви.

Либо сухость, казенщина, либо рыдания. Минуя «золотую середину».

В Америке не было и нет правительственных кладбищ, казенных дач, бесплатной икры из распределителя… И потому некрологи имеют вовсе иное назначение. Их отличает иной стиль - свободный, ненормативный.

Считается, правда, что автору некролога неплохо бы упомянуть, в вольной форме, о том, где и когда родился покойный, кто и кем были его родители, где и чему он учился, где и как прожил свою жизнь, как, где и когда умер, включая причину смерти (характер болезни). Если был женат, то сколько раз и на ком. И кто именно его «пережил» из членов семьи, а если покойный умер от СПИДа (подавляющее большинство ушедших нестарых людей из мира искусства умирают именно от этой болезни), сообщается имя безутешного «супруга» - того же пола.

Американский некролог бывает полным юмора - это считается признаком хорошего тона. В Америке не действует правило говорить о покойнике только хорошо. Можно говорить о нем плохо! Не требуется та временная дистанция, что позволяет соблюдать объективность.

А главное, эти некрологи интересны для чтения. Это качественная литература, журналистика, явление высокой культуры.

А что же выбор персонажей - одни великие люди?

Лица исторические, но совсем не обязательно героические - в смысле многопудья бронзы и мрамора.

Помню рассказ об умершей столетней женщине, которая в ранней молодости вышла замуж за старого солдата. В своей ранней молодости солдат тот был участником войны Севера и Юга. На чьей стороне он воевал? Не помню, это в Америке неважно, и те и другие были героями. О покойной написали, что она была последней живой ниточкой, связывавшей Америку с Гражданской войной в 60-е годы прошлого века. Да, покойница в ней не могла участвовать, но - подумать только! - она прожила какое-то время с солдатом, который участвовал, помнил... (Старушка-то сама ничего не помнила даже из собственной жизни.) Разве она - личность не историческая?

О смерти миллионера «Нью-Йорк таймс» может сообщить платным извещением в несколько строк, мельчайшим шрифтом. Миллионеров в Америке - миллионы. Исторических лиц гораздо меньше.

Кто же они. Эти исторические люди?

Авторы оригинальных, парадоксальных идей. Слов и фраз, которые остались в языке, в народной памяти. Помню некролог на рекламщика, который с помощью придуманной им остроумной фразы научил американцев... пить водку. Смирновскую, конечно. Разве не историческая фигура?

Об их «вкладе в историю» порой не ведали даже друзья и соседи...

Усопшая могла быть телефонисткой. Как героиня некролога, опубликованного в «Нью-Йорк таймс» недавно.

«Умерла Элеонора Шуман, 87 лет, пассажирка «Титаника»

Воспроизвожу заголовок материала об одной из последних пассажирок «Титаника». Спаслись 705 человек, но почти никто из них не дожил до наших дней. Осталось пятеро - две англичанки, француз, две американки.

В фильме «Титаник» гибнут пассажиры третьего класса, бедняки, а спасаются в основном богачи, из первого. Элеонора же находилась в самом что ни есть третьем классе.

Со своей матушкой и старшим (четырех лет от роду) братом, навестив живших в Финляндии родственников, она возвращалась в Америку. В Англии они узнали, что из-за стачки шахтеров - нехватка угля, отменен рейс, на который у них билеты. Но есть шанс попасть на «Титаник». Пришлось мчаться в Саутгемптон. Билеты купили в последний момент.

Элеонора была полуторагодовалым ребенком. Что могла она запомнить? Спустя пять часов их подобрал лайнер «Carpathia» - и доставил в Нью-Йорк. Ее память - это оставшиеся в памяти рассказы мамы.

Элеонора прожила всю жизнь в маленьком городке в окрестностях Чикаго. Там родилась (отец работал редактором в местной газете), там же умерла. Работала на часовом заводе, а до того, как выйти на пенсию (в 1962 году), телефонисткой. Муж был инженером на производстве, вместе они прожили 47 лет, в 1981 году она овдовела. Давно умер брат, но живы ее сын и внуки.

В ее домике «Титанику» отведен специальный «уголок» в гостиной - книги, картинка с изображением гибели лайнера, фотография, на которой она запечатлена с братом в Нью-Йорке на премьере фильма (1958 года) об этой катастрофе - «Незабываемая ночь». В последние недели и месяцы жизни Элеоноры сувениров и фотографий прибавилось. Один снимок сделан во время премьеры «Титаника» в Чикаго в декабре прошлого года: она стоит рядом с создателем картины режиссером Джеймсом Камероном.

Элеонора Шуман была единственной из переживших катастрофу, с кем познакомился Джеймс Камерон, и он пригласил ее посмотреть фильм в числе первых, вместе с группой телекритиков, а потом и на официальную премьеру. В третий раз она смотрела фильм в родном городке. Каждый раз слезы лила рекой...

Ей без конца звонили, пришлось сменить номер, просить, чтобы его не включали в телефонную книгу. «Расскажите, как там все было?» Нервотрепка! Да и что ей было рассказывать?

Она так мало ездила, что даже Атлантику увидела впервые - не считая 1912 года! - уже за восемьдесят, посетив сына во Флориде. Но в позапрошлом году, когда в океане служили мессу о погибших пассажирах «Титаника», ее пригласили на лайнер. Так она снова побывала на месте катастрофы.

Не у всякой телефонистки такая судьба.

«Умер Аркадий Шевченко, 67 лет, известный советский перебежчик»

В том же номере «Нью-Йорк таймс» опубликован еще один некролог, название которого приведено здесь дословно. Об Аркадии Шевченко, известном дипломате, личности исторической. Хотя помнят его в Америке, не в России. Ведь он сбежал на Запад.

...Я не был лично с ним знаком, хотя видел не раз среди молодых преподавателей Института международных отношений, когда там учился в 50-е годы. Он был надеждой и гордостью ИМО.

Аркадию Шевченко в институте, а потом и на дипломатическом поприще прочили великое будущее. Благо, протежировал ему в МИДе сам Андрей Андреевич Громыко.

Аркадий Шевченко был выдвинут Москвой на пост первого заместителя генерального секретаря ООН по политическим вопросам. В ту пору генсеком ООН был Курт Вальдхайм. Аркадий был его правой рукой.

Место это традиционно принадлежало СССР: похлопотал об этом Сталин. Генсек - из какой-то из малых стран, ну а вторая по значению фигура - советский (теперь российский) дипломат.

Аркадий Шевченко, как любил говорить мой покойный друг Игорь Мосин, был «вторым человеком в мире». Ведь ООН - это мировое «надправительство», возвышающееся над отдельными государствами...

Игорь Мосин был моим коллегой по работе в журнале «США» в 70-80 годы. Он хорошо знал Аркадия и искренне им восхищался. Близко общался с ним в Нью-Йорке, а в Москве они были к тому же соседями по мидовскому кооперативному дому на Фрунзенской набережной, рядом со Строительной выставкой. Игорь рассказывал о друге легенды. О его профессиональной эрудиции, блестящей памяти, воле, способностях аналитика... О том, что Громыко готовит Аркадия на место министра.

И вдруг - потрясение. Аркадий попросил в Америке политическое убежище!

Бурные события 1978 года потрясли мидовский дом. Вернувшаяся из Нью-Йорка в Москву жена Аркадия покончила с собой. Сын-студент, проходивший за рубежом практику, был немедленно отозван в Москву, вышвырнут из МГИМО, лишен надежд на будущее. Осиротела школьница-дочь. Детей заставили отречься от отца...

Игорь во время наших винных возлияний часто говорил об Аркадии. Прожив шесть лет в Америке, мой друг без памяти был в нее влюблен - и мог, как мало кто другой, понять Аркадия. «Всё бы я понял, но... такой ценой... Они его используют - и выбросят на помойку, кому он нужен...»

Он говорил, что осуждает друга. Но поступок Шевченко, как мне кажется, взбудоражил и его, и весь мидовский мир. Наверное, плох был тот советский дипломат, который хотя бы в подсознании не мечтал удрать на Запад. Не зря же «органы» ни одному дипломату не доверяли, исходя из того, что за ними глаз да глаз нужен, а то ведь сбегут, черти. Дипломаты, работая за границей, легко могли удрать, в отличие от обыкновенных совграждан. Шевченко разбередил душу...

Правда, по раскладу он слишком многое потерял. По словам Игоря, «в Америке он будет нулевкой, дома - стал бы министром». Но Шевченко именно этого не хотелось - стать хозяином в сталинском небоскребе на Смоленской-Сенной. Он выбрал образ жизни заурядного человека в свободном мире, в чужой стране.

В 1985 году вышли в свет мемуары Аркадия Шевченко «Порывая с Москвой» («Breaking with Moscow». Knopf). Советские дипломаты покупали книгу эту за границей, везли со страхом в Москву. Чужим не давали, боялись. Книга - документ истории, очень интересно написана.

Потом все поменялось. Дети Аркадия переехали к отцу в Америку. Перестало быть проблемой, где жить - «здесь» или «там», что вообще считать за «здесь» и за «там». Сотрудники аппарата ООН из Москвы, Киева и Минска (Шевченко, между прочим, был украинцем) перестали бояться «органов» и заявили, что вопреки приказам начальства не будут возвращаться домой, будут работать в Америке, пока их здесь держат, столько, сколько сами захотят. Теперь не уезжать из Америки стало делом обыкновенным, а Шевченко перестали, как предателя, проклинать.

И вот его нет в живых.

Дома, как рассказывает американская газета, никто на звонки не отвечал, и дочь заехала к нему в Бетесду (вблизи Вашингтона) посмотреть, что с отцом. Нашла его мертвым. Следов насилия обнаружено не было.

Никаких военных тайн, пишет «Нью-Йорк таймс», он не смог бы сообщить в силу неосведомленности. То, что он сообщал американской разведке на протяжении двух с половиной лет до побега (сотрудничая с ней по собственной инициативе), было связано не с системами оружия, а со знанием политики. Москва вела с администрацией Картера переговоры по разоружению, и намерения Москвы Шевченко хорошо знал, будучи, ко всему, специалистом по разоружению. Об этом он и информировал Вашингтон.

Кто проиграл, рассуждаю я вслух, от того, что СССР разоружался? (Хотя представители США на переговорах по разоружению были раздосадованы побегом. Американцам было невыгодно признать свою осведомленность о намерениях Москвы. Как рассказывает некролог, некий важный представитель США на переговорах в сердцах воскликнул: «Этого еще нам не хватало!»)

Выигрыш для американцев был пропагандистский, психологический. Не какой-то диссидент, нет, представитель советской сверхэлиты. Но и он не оценил «преимущества социализма».

Он к тому же мог многое рассказать о менталитете советских правителей, с которыми дома был, что называется, на короткой ноге. Во что они верят? Какими мотивами руководствуются? Каких поступков от них можно ждать?

До побега он слыл фигурой «противоречивой», сообщает газета. Дэвид Стаут, автор статьи о Шевченко, ссылается на мнение «одного западноевропейского дипломата», прикомандированного к ООН, который, хорошо зная Аркадия, дал о нем уничтожающий отзыв: «безликий функционер». Шевченко, по словам дипломата, саркастично отзывается о советских руководителях (вспомним, кстати, что стоял тогда у власти Леонид Брежнев!), но при этом остается «твердокаменным коммунистом, сторонником жесткой линии, который испытывает врожденную подозрительность в отношении всего, что связано с Западом». Лишь «горстка людей» в ЦРУ знала, что скрывается за нарочитой безликостью.

Вот что вспоминает о нем видный работник ЦРУ (ныне в отставке) Ф. Марк Уайатт, который занимался переманиванием советских сотрудников, «работал» с ними - и стал близким другом Шевченко. «Будучи образованным человеком, он порвал с Москвой, действуя не из-за корысти, но исключительно в силу убеждений, убежденности в том, что американская система управления лучше советской, что жизнь в США лучше, чем в СССР».

То, что Шевченко - «самый крупный трофей ЦРУ 70-х годов», было в ту пору аксиомой. «Боже, какую крупную мы рыбу выловили!» - сказал Уайатту с энтузиазмом один высокопоставленный деятель.

Но вот ирония судьбы. Среди сотрудников ЦРУ, которые допрашивали Шевченко-перебежчика, оказался… Олдрич Эймс. Тот самый Эймс, что потом, в свою очередь, станет «самой крупной рыбой», которую выловит Москва. Ныне отбывающий в США пожизненное заключение за шпионаж в пользу России.

О личном. Второй женой Шевченко, как сообщает некролог, была американка. Она вскоре умерла oт рака. Третья жена, Наташа, жива...

Репутации Шевченко в Америке, рассказывает некролог, повредило сенсационное заявление одной проститутки о том, что она оказывала ему сексуальные услуги - «по заданию ЦРУ». Поймали на крючок? Такое объяснение устраивало Москву. Грязный тип, предал Родину, детей, жену, прельстившись шлюхой, запутался, был завербован разведкой. Для советской прессы подобное объяснение мотивов побега было находкой.

Выход в свет мемуаров Шевченко восстановил его репутацию, укрепил финансовую независимость, создал славу литератора. Его приглашают нарасхват с лекциями, он активно занимается консультационной деятельностью. Жизнь наладилась.

У него долгое время не проходила обида на ЦРУ, где его немало потрепали после побега на Запад (занимавшиеся им сотрудники не могли поверить, что столь крупный деятель мог изменить своему режиму). Но Америка ему очень нравилась, Уайатт был рядом с Шевченко в тот момент, когда тот получал американское гражданство. «Он был очень счастлив», - свидетельствует американский друг знаменитого советского перебежчика.