Имя им — легион

Даже поверхностно взглянув на персоналии украинской власти первого и второго эшелона, можно увидеть, что она в подавляющем большинстве состоит из «понаехавших». Столицу с переменным успехом захватывали и удерживали «западенцы», днепропетровцы и «донецкие». Единичные исключения (например, «продвинувшиеся» коренные киевляне Хорошковский, Грищенко, Табачник) только подтверждают правило, подчеркивая свою «инаковость», несхожесть с общепринятым в Украине управленческим политтрендом.

Областные центры, помимо привезенной губернаторской прислуги, заполнились выходцами из райцентров. В райцентры устремились жители ныне исчезнувших сел. На пустующие земли потянулись рейдеры от очередных оккупантов столицы. Плохо это или так и должно было случиться?

Почему-то о вновь приходящих из окраин политиках и управленцах принято говорить в ботанически-мичуринских терминах: привьются ли эти черенки, к примеру, на могучем киевском древе власти, и какие плоды они дадут? На мой взгляд, уместнее говорить о вивисекции, то есть о пересадке органов и частей тела от одних животных к другим, в духе «Острова доктора Моро» Герберта Уэллса. Произведение закончилось тем, что очеловеченные животные разорвали своего создателя и вернулись к прежнему животному состоянию. Традиции победили прогресс. Это похоже на торжество национальной идеи в условиях глобализации. И именно поэтому «Остров» - художественное произведение. Нам же лучше говорить о смене политических подвидов внутри одного человеческого сообщества, одной страны.

Одна из версий, объясняющих, почему десятки тысяч лет назад кроманьонцы вытеснили неандертальцев, - проста, как гастрит. Более шустрые и менее разборчивые в средствах попросту съели медлительных предшественников. Явили, так сказать, человеколюбие в кулинарном смысле этого слова.

Неандертальцы были хранителями консервативных традиций, а кроманьонцы - людьми современными и лишенными предрассудков. Они, вероятно, испытывали после трапезы некоторое моральное неудобство (от которого впоследствии и произошла религия с ее культом жертвы и искупления). Но общего аппетита это не портило и последующего прогресса это не остановило. Потому что «сытый голодного не разумеет», а общественная мораль всегда проигрывала предприятиям быстрого питания, какую бы дрянь они ни предлагали.

Аналогичным образом можно объяснить почти первобытный страх украинских «понаостававшихся» перед «понаехавшими». Страх перед надвигающимися «москалями», Газпромом, глобализацией, иностранцами, «донецкими», иногородними, сельскими жителями. А те, в свою очередь, боятся любых возможных инвесторов, которые боятся… и так до бесконечности. Эдакий змей Уроборос, кусающий свой хвост, один из древнейших знаков человечества, в психоанализе - символ раннего развития личности. В общем, наш змей - в вышиванке.

Подсознательная настороженность по отношению к любым пришельцам основывается на этом «пещерном» страхе быть «съеденным» более шустрыми гуманоидами. Не важно, что сегодня это имеет лишь фигуральный смысл. На этом аспекте инстинкта самосохранения строятся все неполиткорректные социальные фобии. И они слишком массовые, чтобы их можно было считать отклонениями от нормы.

Мы живем в эпоху некоего политического позднего палеолита, предшествующего глобальным изменениям. Перемещение в поисках лучшего и более доступного корма затрагивает все виды млекопитающих, включая человека, как самого опасного на Земле хищника.

Любая стая развивается по законам внутривидовой конкуренции, человеческая - не исключение. И когда смена климата, нарушение пищевых цепочек, эпидемии и катаклизмы порождают ускоренную миграцию, стаи неизбежно сталкиваются. Если защита места (пещеры, логова, берлоги), а также самок и детенышей осуществляется не по факту столкновения, а превентивно, то есть загодя, то у стаи значительно больше шансов выжить.

Но инстинктивный уход в более безопасное место перед угрозой катаклизма - тоже эффективная стратегия выживания. Вопрос лишь в правильности оценки риска - индивидуального и группового.

Каждое политическое нашествие иногородних на столицу мы воспринимаем как небывалый и окончательный катаклизм. Либеральная пресса каждый раз изображает их как неких полудиких кочевников, эдаких «гуннов» в версии Блока (хотя греческие историки, восхищались деревянными резными домами настоящих гуннов). Разрушение прежних устоев, косноязычие, примитивизм и безжалостность, переходящая в жестокость, - нет эпитетов, которыми бы «раскулаченные» потерпевшие поражение не наделяли победителей.

Одно они не могут отрицать - их эффективность в достижении поставленных целей.

Главный упрек украинским «понаехавшим» состоит в отсутствии политической и нравственной культуры. И подтверждений этому вроде бы находится предостаточно. Тут и «кровосиси», и любовь к шансону, и Межигорье… Набор демотиваторов зашкаливает. Но культура существует постольку, поскольку обеспечивает минимальный уровень эффективности воспроизводства ее носителей. Если внешние параметры меняются, культура трансформируется, как случилось, например, после падения Константинополя. Если она сопротивляется в рамках своих представлений о сопротивлении, то гибнет и становится музейным достоянием, как случилось с империей инков Монтесумы.

Это заблуждение, что культура способствует развитию, особенно в условиях внешнего давления. Функция культуры - минимизировать изменения, обжить свою пещеру и защищать ее магическим путем, улучшая наскальные рисунки.

Принцип выживания вступает в конфликт с принципом верности традициям. Традиционалисты, если говорить об украинском примере, стремительно проиграли не из-за интеллигентов-коллаборационистов начала 90-х, выгодно обменявших свою независимость на власть. А от того, что украинская советская культура, перестав быть промосковской, так и не перестала быть «совковой», склеенной из коммунистически удобоваримых фольклорных обычаев, а то и вовсе выдуманных компонентов. Нет базового слоя культурного сознания, даже религиозность размыта по конфессиям и патриархатам. В итоге культура, приобретя весьма независимо-патриотический облик, при этом сохранила сервильное «собачье сердце».

И вот к нам в начальники пришли люди с повадками волков. Не сказочных демонических животных, а обычных «санитаров леса». Кого-то молча разорвали, кого-то приняли в стаю, кого-то оставили «на потом». Что произойдет с остатками старой управленческой среды при таком положении дел? Просто «съедят»?

Оптимистический (для них) сценарий подобен Украине XVI-XVII веков, когда орден иезуитов, разделавшись с протестантами, взялся за православных. Без этого мощного конкурентного давления вряд ли появились бы в качестве симметричного ответа «братские школы», Львовский университет, Острожская и Киево-Могилянская академии. Пессимистический - сродни истории исчезновения прибалтийского народа пруссов, от которых, благодаря стараниям Тевтонского ордена и католической церкви, к XVII веку осталось лишь название местности. Да еще история пера Мицкевича о пруссе Конраде Валленроде, попытавшемся уничтожить орден изнутри, возглавив его.

Но есть и реалистичный, парадоксальный сценарий асимметричного ответа на давление «понаехавших».

Казалось, ничто не могло противостоять легионам Римской империи. Но появился на оккупированных землях некий талантливый и честолюбивый молодой человек Арминий и стал начальником вспомогательных войск у римлян, выучил латинский язык и римское военное дело, получил гражданство. Около 7-8 гг. н. э. Арминий вернулся на родину, где через год возглавил успешное восстание против римлян.

Так закончилась история племени херусков, из которого происходил Арминий. И началось объединение германских племен и превращение их в нацию. Возможно, из смешанной стаи старых и новых украинских управленцев когда-нибудь появится подобная фигура?