Хочется широкие шаровары, саблю на боку, да и кубок не последняя вещь...

Говорят, человек — это стиль. В правдивости сентенции убеждаешься, когда хотя бы немного пообщаешься с художником и автором бесконечно популярных «Кацапов» Лесем Подервянским. Мне показалось вполне естественным разговор с человеком стильным начать не с прокисшего «…почему в ваших пьесах так много нецензурщины…», а с простого, но в то же время драматического вопроса о нелегком сосуществовании в одной персоне живописца и литератора.

— Живопись, литература… Как эти разные вещи сосуществуют в тебе?..

— Я типичная ренессансная личность (смеется). Это правда, что живопись и литература разные и даже враждебны друг другу. Но, во-первых, не только я такой мудрый. В Киеве есть еще, например, Александр Павлов — прекрасный живописец и не менее прекрасный писатель. Мой отсутствующий в этом мире друг Сергей Шерстюк (известный московский художник, бывший киевлянин) тоже мог прекрасно писать как кистью, так и пером. А еще Игорь Мамушев — поэт и музыкант. Кстати, скульптор Микеланджело тоже писал гениальные стихи. А самураи — так тех вообще обучали комплексно: боевым искусствам, каллиграфии, поэтике, живописи. Без всего этого самурай считался неполноценным оболтусом, чем-то наподобие нашего совкового прапорщика. И, конечно, не мог претендовать на высокие должности.

— А что, современное искусство предполагает наличие такой ренессансной личности?

— Современное искусство предполагает наличие не ренессансной личности, а людей-проектов, подобных Кулику, человеку-собаке. Вообще, идеи современного искусства уже давно мертвы, и труп этого искусства смердит, только все притворяются, что этого не замечают.

— ???

— Когда такие люди, как Марсель Дюшан, весело развлекались, эпатируя французский мидл, им и в голову не могло прийти, какой унылой, псевдоглубокомысленной бодягой все это потом обернется.

— Ну и почему же так произошло?

— В основе современного искусства лежит представление, что основное — это новая идея, новая мысль. У того же Дюшана с его писсуаром. Нас абсолютно не интересует имя мастера, который изготовил этот писсуар, и то, какое мастерство он при том проявил. Оно выводится здесь за скобки. Главное — это идея автора, который увидел в писсуаре объект искусства. Но в том-то и дело, что людей, способных генерировать новые идеи, вообще единицы. Вся мировая история искусств на девяносто процентов состоит из крепких середняков, интересных прежде всего своим мастерством. Остальные десять процентов — гении, отшлифовавшие это мастерство до идеала. И среди них изредка попадаются художники, которые своими новаторскими идеями изменили ход вещей в искусстве. Тогда как концепция современного искусства предусматривает, что этим может заниматься любой художник Пупкин. Вот он и занимается по мере способностей. И мухи дохнут со скуки, глядя на его упражнения.

— Чем же тогда ты сам занимаешься?

— Живопись — это совсем другое. Это — загадочное колдовское занятие, которое требует мастерства и сосредоточенности. Это — способ самопознания и познания мира. Живопись самодостаточна. Любые веяния приходят и уходят, а живопись остается всегда, так как свет, цвет и форма всегда будут, и их никто никогда не отменит.

— А литература?

— Лично для меня — это развлечение, и я никогда серьезно к этому не относился. Я вообще не считаю, что писатель — это профессия. Чтобы писать, надо быть личностью, только ей, в конце концов, есть что сказать. И для этого совсем не обязательно называться писателем. У нас сегодня не пишет только ленивый. Это общая тенденция, к сожалению. Люди массово занимаются не своим делом.

— Что-то слишком мрачно. А Руслана… Победила же она на Евровидении…

— Для меня более знаковое событие – золотая медаль украинской водки на водочном фестивале в Каннах (именно там, я не оговорился) и первое место украинского пшеничного пива в Лондоне. Почему-то ни народ, ни медиа этого не заметили. Хотя пьют все.

Что касается Русланы… Помню, задроченный очередями и дефицитом колбасы совок тоже гордился, что он впереди планеты всей в области балета. Правда, при совке это был классический балет, в нашем же случае — второсортная попса, «евротрэш», как называют этот конкурс британцы. Так что особого повода для гордой национальной радости я не вижу.

— Ты что, попсу не любишь?

— Наоборот, я считаю, что попса — одно из самых сложных искусств.

— ???

— Ну сама подумай: надо уметь петь, танцевать, хорошо выглядеть, иметь хороший вкус... Но все это вообще глупости, главное — иметь шарм, харизму, быть личностью. Ты много знаешь таких, как, например, Челентано, Патрисия Каас, Майкл Джексон? Все почему-то считают, что попса — это легкое занятие, потому туда и лезут люди, которые должны были бы работать контролерами в трамваях или же проводниками в поездах. Сколько бы ни было побед в таких конкурсах, Украина остается культурной провинцией. К сожалению.

— Ну, может, не все так мрачно, как ты нарисовал?

— Я давно подозреваю, что искусство первично относительно бытия. Во всяком случае, культура всегда шлет обществу важный месидж, к которому необходимо прислушиваться. Например, если бы старые кремлевские пердуны из политбюро внимательно слушали афганские солдатские песни, они бы быстро поняли, что из их замысла ничего не выходит и войска из Афгана надо выводить немедленно. Так как это не песни колонизаторов и конкистадоров. Там слишком много слез и часто повторяется слово «мама». С такими песнями империи не расширяют. А в нашем случае достаточно включить телевизор, любой канал, без разницы, все равно ты там увидишь Поплавского. Страна, которая культивирует такие культурные ценности, долго не просуществует. Просто ее существование не является эстетически оправданным.

— Но при чем здесь страна? Почему она должна отвечать за Поплавского?

— Знаешь, я хотел бы ошибиться. Но недавно в Интернете вычитал информацию, что Министерство культуры Украины планирует выделить Поплавскому пять миллионов гривен для проведения конкурса «Крок до зірок». Это при всем при том, что бюджет этой организации — десять миллионов. В то же время сотрудники музеев, люди с высшим образованием, получают в этой стране триста гривен в месяц, а в самом музее крыша протекает и нет денег, чтобы ее починить, и т.д. и т.п. Поэтому мне хотелось бы, чтобы министр культуры либо опроверг эту информацию, либо же ушел в отставку со всем своим аппаратом.

— Может, довольно о гадостях. Давай поговорим о том, какое место в твоей жизни занимают боевые искусства.

— Мы возвращаемся к началу. Знаешь, старые мудрые самураи правильно считали, что если человек не занимается боевыми искусствами, живописью и поэзией, то такого индивида уважать вообще не за что. Не человек, а пустое место. Несмотря на определенный максимализм, они в целом правы. Все эти вещи, дополняя друг друга, формируют личность. Бывает хороший художник, но пьяница да и к тому же двух слов связать не может. Бывает литератор — а рисовать совсем не умеет и задница такая, что в двери не пролазит. Или же наоборот — мужик только драться умеет, а в голове пусто, только две бедовых извилины. Я ответил на твой вопрос?

— Думаю, да. Но вернемся к совковым «мракам». Союз, соцзаказ…Что тебя там больше всего пугало, или же чем ты там больше всего брезговал?

— Помню, работал в монументально-декоративном цехе, огромное такое помещение, как ангар для самолетов. И однажды меня нелегкая занесла в какую-то мастерскую, может, краску искал... Не помню. Открыл двери, и что я там увидел? Сидят какие-то люди приблизительно одного, неопределенного, возраста и пишут одну и ту же картину. Ленина, который в белом кресле что-то там строчит.

— Они что, копии делали?

— Да, и абсолютно автоматически. Их будни состояли из того, что они изо дня в день писали одну картину. Потом сдавали и начинали точно такую же. И так всю жизнь. Помню, что у меня рубашка прилипла к спине.

— Воистину страшно. Настоящая Кафкиана. Но здесь я вижу какую-то ментальную неуничтожимость, ментальные тормоза. То бишь совковые маразмы продолжаются. Поплавский, Майдан Незалежности... Оно само как-то исчезнет или с этим всем надо что-то радикальное делать?

— Практика свидетельствует, что болезнь может продолжаться бесконечно долго, если ее не лечить. Нацистская Германия — яркий пример. Программа денацификации Германии Нюрнбергским судом не закончилась. Это была продолжительная и целенаправленная программа, план Маршалла, идеологическая работа американцев… Сейчас, когда ты садишься с немцем выпить пива и начинаешь что-то о Гитлере плести, он говорит: «Ой нет, не надо».

— Дурной тон?

— Стыдятся и избегают разговоров на эти темы.

— Ну, а скинхеды?

— Те происходят из восточной соц. Германии. Западная от этой болячки избавилась. Опять-таки, только благодаря целенаправленной адаптационной программе. А здесь… Что ты скажешь о стране, в которой преступная организация наделала столько бед и теперь входит в парламент? Выходит, что для нашей страны это нормально. И опираются они на довольно большую прослойку населения.

— Когда еще существовала совковая империя и даже мысли не возникало о каких-то переменах, были, наверное, какие-то островки свободы? Скажем, отдельно взятый человек?

— Я знал таких. Ярким персонажем был Янош Селей. Венгерский поэт-битник, который жил в Киеве. Человек свободный и независимый. Янош был лишним при любом режиме. Был похож на Параджанова в этом смысле.

— Ну, а ты ощущал себя таким островком свободы?

— Я чувствовал себя очень плохо. У меня было такое впечатление, что я и мои дети здесь подохнут. При этом надо было что-то делать и ни в коем случае не сотрудничать с этим режимом.

— Если мы уж затронули какие-то мировоззренческие моменты, хотелось бы знать о твоем отношении к такому понятию, как глобализация.

— Единственное, что могу сказать: глобализация — процесс объективный. Надо либо в него вписаться, либо держаться на обочине в маргинальном состоянии. А уж нравится или как там… Это глубоко индивидуальные вещи. Ты можешь тысячу раз прокричать, что тебе не нравится дождь, но ведь это ничего не меняет. Можно, правда, купить зонтик.

— Таким зонтиком может быть какая-нибудь башня из слоновой кости?

— Если мы говорим о стране, то такой башней, собственно, был сталинский совок. Он не мог долго продержаться. А теперь это вообще невозможно. Страна, которая будет так действовать, всегда останется на маргинесах, в стороне от мировых процессов.

— Я имела в виду прежде всего художественный аспект…

— Меня он никогда не волновал. Я всегда отстаивал мнение, что в искусстве интересна только личность. Ну, а слабые души всегда будут искать себе паровоз, чтобы тот затянул их в контекст.

— Глубоко копаешь. Тогда давай еще глубже. Попробуем перенестись во времени и представить такую ситуацию: ты попадаешь на Сечь, и вопрос тебе задает уже не журналист, а куренной. Спрашивает так: «Веришь в Бога? Тогда перекрестись». Следующая фаза — кубок… Но остановимся на первом варианте. Твои отношения с Господом Богом?

— Вот интересно мне, пришел я на Сечь и сказал, что атеист… Наверное, голова слетела бы сразу. Мне понравилась твоя аналогия… Понятное дело, перекрещусь. Ведь общество хорошее, и надо, чтобы приняли. Не буду я стоять в стороне от казацких процессов. Хочется широкие шаровары, саблю на боку, да и кубок не последняя вещь.