ЕЖОВЩИНА В ЦРУ

В Москве ликовали. Победные реляции торжественно отправлялись с Лубянки в Кремль. Да и само лубянское руководство от переполнявшей их радости места себе не находило. Такой удачи им не могло пригрезиться и в самом сладостном сне. Шутка ли сказать, их заклятому врагу - ЦРУ раз за разом наносились зубодробительные удары. Да такие, от которых не скоро оклемаешься. По эффективности, масштабности и долговременности действия беспрецедентные. О подобном в Москве и помышлять не смели. Такого не ведала ни одна разведка в мире. Разве что за исключением советской, когда в

30-е годы была выкошена под корень практически вся превосходно налаженная агентурная сеть в зарубежье да изничтожено все ее руководство в центре. В Москве знали, чем это аукнулось потом, чуть позже, перед началом второй мировой войны.

А тут, не прилагая ни малейших усилий, не засылая «кротов», не проводя многоходовых провокационных операций, и такой успех.

Конечно же, до массовых уничтожений в кремлевском стиле, когда головы летели направо и налево, дело в Америке не доходило. Не та страна. Не тот строй. И все же предчувствие паралича американской разведки, предвкушение ее разгрома повергало и КГБ и ПГУ в неописуемую радость. Ведь из обращения были напрочь выведены многие из тех, кого с полным основанием считали асами, элитой, кто долгие годы весьма успешно противостоял советской внешней разведке. Было поломано множество карьер, искалечены судьбы высококлассных профессионалов, изгнанных из ЦРУ. На многих пали незаслуженные обвинения в предательстве. Атмосфера безумия подозрительности никогда не способствовала работе спецорганов.

Но самое любопытное: за столь блистательно проведенную операцию некого было награждать. Скорее следовало амнистировать.

Об амнистии речь зашла не случайно. Ведь все началось с побега на Запад советского разведчика. Именно он помимо своей воли и сам того не ведая, совершил то, о чем советские спецслужбы могли только мечтать. Совершил то, чего не смог бы свершить ни один, пусть даже самый искуснейший «крот», внедренный в ЦРУ.

И так, 22 декабря 1961

года на Лубянке на-

чался очередной переполох. В тот день сотрудник внешней разведки, работавший в хельсинкской резидентуре, подполковник Анатолий Голицын бежал к американцам.

И как ни убеждали руководители ПГУ своего начальника, председателя КГБ, что ничего страшного не произошло, удар по скандинавскому направлению был ощутим. Но и это было еще далеко не все. Дело в том, что до отъезда в Финляндию, в 1960 году Голицын имел дело с особо секретными документами информационной службы внешней разведки. Иными словами, с особо важными материалами ПГУ КГБ, с тайнами тайн, допуск к которым был весьма ограничен. Кроме того, из его личного дела было известно, что он обладал феноменальной памятью. И именно это, помимо всего прочего, делало его несомненно ценным приобретением для ЦРУ. И оно в своих ожиданиях не обманулось. С его помощью западным спецслужбам удалось нейтрализовать в штаб-квартире НАТО глубоко законспирированных советских «кротов» Хью Хэмбелтона и Жоржа Пака. О последнем следует сказать особо. Ведь он, Жорж Пак, долгие годы был ближайшим сподвижником генерала де Голля. Это были наиболее резонансные дела. Но ведь Голицын передал американцам немало и другой ценнейшей информации. Так что по советской внешней разведке был нанесен весьма ощутимый удар.

Но так уж повелось, и это далеко не секрет, что каждый перебежчик на первых порах испытывает несомненно повышенный интерес к себе со стороны той спецслужбы, которая смогла склонить его к измене, заполучить его. Потом, при определенных условиях, и заинтересованность прессы. Но сенсации долго не живут. И вот тут-то многое зависит от личности перебежчика, от его значимости, если хотите, но и амбиций, чтобы продлить этот период как можно дольше, дабы обеспечить свое будущее.

Едва почувствовав, что интерес к его особе со стороны ЦРУ начинает ослабевать, А.Голицын начал лихорадочно подыскивать себе «запасной аэродром» на этой вожделенной территории. Именно в этом ведомстве с неограниченными финансовыми возможностями. Прекрасно зная генетическую подозрительность, присущую подобного рода деятельности вообще - школа КГБ даром не прошла, - панически страшившихся проникновения вражеских «кротов» в свои структуры, он пошел ва-банк. И ему повезло. Он установил контакт с маниакально подозрительным американским контрразведчиком Джеймсом Энглтоном. И именно через него - благо, почва была благодатнейшей - он и стал внушать руководству ЦРУ мысли о повальном внедрении советских «кротов» во все западные спецслужбы. А особенно к ним, в ЦРУ. Тем более, что прецедентов было предостаточно. Еще со времен ГПУ и Коминтерна.

Джеймс Энглтон отнюдь не был рядовым сотрудником ЦРУ. Он начал работать там еще с момента его создания в 1947 году. Сюда он перешел после войны из известнейшего УСС - Управления стратегических служб, где достиг, несмотря на молодость, заметного положения. И вскоре дорос до начальника контрразведки. Более того, с 1954 года на протяжении двадцати лет бессменно возглавлял еще и контрразведовательное обеспечение безопасности самого ЦРУ. Иными словами, ко времени его встречи с Голицыным его с полным основанием можно было назвать вторым человеком в Лэнгли.

На сей пост он взошел далеко не случайно. И даже не потому, что, будучи еще совсем молодым человеком, возглавлял в 1944 году все контрразведовательные операции УСС в Италии. Но в силу своих особенностей, которые крупнейший западный исследователь спецслужб А.Конради определил как «чрезмерная подозрительность». И не случайно его взлет совпал с развернутой сенатором Маккарти «охотой на ведьм».

Не эта ли ортодоксальная консервативность да непомерная профессиональная подозрительность дали ему, как писал автор книги «Охота на кротов» Д.Уайз, громадную власть над пятью директорами ЦРУ, при которых он возглавлял службу контрразведки и внутренней безопасности ЦРУ, - над Уолтером Беделлом Смитом, Алленом Даллесом, Джогом Маккоуном, Уильямом Рэйборном и Ричардом Холмсом.

И появление перебежчика А.Голицына, знакомого с кухней КГБ, с его идеями глобального проникновения «кротов» КГБ во все секретные службы важнейших стран Запада, пришлось весьма кстати для претворения в жизнь «доктрины Энглтона» о вездесущих ушах и глазах КГБ в западном стане.

Подобная паранойя в свое время дорого обошлась советской разведке, нанеся ей непоправимый урон в 30-е годы. Теперь настал черед саморазрушительности и для западных спецслужб. Так симбиоз феноменальной лживости А.Голицына и антишпионского психопатизма Дж.Энглтона предопределили нарастание цунами безумия на долгие годы. Голицын то и дело сообщал «подробности» якобы виденной им документации во время службы в святая святых КГБ - информационном подразделении, которые могли исходить только из высших сфер западных спецслужб, в том числе и из ЦРУ. Страхи, посеянные Энглтоном, росли. Паника сотрясала ЦРУ. И машина завертелась.

Для начала перебежчик после многочасовых допросов в советском отделе ЦРУ и ФСБ, зная об уязвимости репутации английской СИС тех лет в связи с кэмбриджской группой, а особенно делами Блейка и Филби, запросился в Великобританию для дачи сведений их спецслужбам. И четыре месяца, проведенные Голицыным в Лондоне, по свидетельству А.Конради и Д.Уайза, вспоминаются там и поныне как страшный сон.

На основании «информации» Голицына в СИС был создан специальный «комитет беглости» для расследования дел сотрудников, подозреваемых в сотрудничестве с советской разведкой. Не вдаваясь в детали, стоит сказать, что дошло до того, что пятна подозрений пали на ряд самых высокопоставленных британских политиков. Не миновала участь сия даже премьер-министра Вильсона, которого заподозрили и попытались обвинить в сотрудничестве с КГБ. Внося своей «информированностью» не просто сумятицу, но и панику в службы СИС, он умудрился запятнать репутацию вначале заместителя начальника английской разведки Грэма Митчелла, а затем и самого начальника разведки сэра Роджера Холлиса. Еще долгие годы эти уважаемые в стране люди были под наблюдением контрразведки.

Непрестанно их допрашивали. Не избавил их от третирований и уход в отставку. Так и ушли они из жизни: Р.Холлис - в 1973 году, а Г.Митчелл - в 1984 году, все еще находясь под подозрением. И только через много лет было заявлено об их полной реабилитации...

Порезвившись в Великобритании, Голицын триумфатором вернулся в Америку. Наступил черед ЦРУ. Энглтон, находясь под впечатлением от измены К.Филби, с которым сотрудничал еще в годы войны и безмерно уважал его, в какой уж раз укрепился в уверенности, что советская разведка своими «кротами» проникла не только в ЦРУ, но и во все важнейшие звенья государственного аппарата США. И для противостояния, для изничтожения этого нашествия «кротов» он создает в своем контрразведовательном подразделении группу специальных расследований. К этому времени авторитет его был столь высок, что он мог свободно распоряжаться громадными средствами ЦРУ. И придал той группе впечатляющий разворот.

Для начала Голицын решил обезопасить себя от возможной конкуренции всех впредь возможных и ныне сущих советских перебежчиков. Под его несомненным влиянием Энглтон проникся убеждениями, что никому из советских перебежчиков ни в коем разе доверять нельзя. Все они сразу же автоматически попадали у него в категорию «двойников», конечно же, засланных КГБ и ГРУ, дабы в перспективе стать в ЦРУ «кротами». Это привело к тому, что, по свидетельству исследователей, за период с 1963 года по 1974 год таким образом пострадало 22 советских перебежчика. Первой жертвой стал Ю.Носенко. Затем нелегал советской разведки Ю.Логинов, бывший в ней американским «кротом».

Но это было только началом. Паранойя подозрительности поразила ЦРУ. Под пристальным вниманием «группы специальных расследований» оказалось более 120 наиболее высокопрофессиональных сотрудников. О мелочи и речи не веду. Только из высокопоставленных руководителей более сорока человек попали под подозрение в двурушничестве. И никому из тех, кого хоть едва коснулась длань «спецгруппы», не удалось выйти из этих передряг без ущерба для своей карьеры. Дошло до того, что Энглтон заподозрил в принадлежности к агентуре КГБ ...почти всех руководителей ЦРУ. В том числе и самих директоров. Даже У.Колби одно время числился в его досье как возможный советский «крот».

Бесчинство охоты на «кротов» в советском отделе ЦРУ в конечном итоге поставило его на грань бездействия. Весь отдел был практически разогнан. Из 300 сотрудников нетронутыми осталась лишь малочисленная группа. Притом в основном из весьма посредственных и малоопытных работников. Остальные же, большинство которых годами специализировались на советском направлении и, кстати, превосходно знали русский язык, были или уволены со службы, или переведены в другие подразделения.

В этом отношении весьма показательна судьба бывшего резидента в Москве Пола Гарблера. Боевой летчик времен второй мировой войны, удостоенный многих правительственных наград, в разгар «холодной войны» стал резидентом ЦРУ в Берлине. Затем был переведен в Москву главой американской резидентуры. Это как раз выпало на период, когда там в полную силу шла работа с О.Пеньковским. Естественно, для столь важной операции требовался профессионал высочайшего класса.

Голицын же, получивший доступ к личным делам сотрудников ЦРУ, ознакомившись с досье на Гарблера, нашел в нем одному ему ведомые зацепки. Его внимание привлекла работа Гарблера в Берлине с неким агентом под кодовым именем «Саша». И тут же, без всяких на то оснований доложил Энглтону, что этот «Саша» - подстава КГБ, двойник. Мало того, сам факт пребывания Гарблера в Корее одновременно с советским агентом Дж.Блейком, числившимся по линии СИС, и игра с ним в теннис были трансформированы в криминал. И всего этого стало вполне достаточно, чтобы Пол Гарблер оказался в числе особо подозреваемых сотрудников ЦРУ. И после возвращения из Москвы, взамен обещанного повышения и награды, его отослали на 4 года резидентом на... Тринидад. Вернувшись оттуда, он не смирился со своей участью и продолжил борьбу за реабилитацию. Но тщетно. Даже извинительное письмо директора ЦРУ Тэрнера, в котором тот писал, что считает гнусными и необоснованными обвинения, выдвинутые против Гарблера, положения не изменили. Так и ушел в 1977 году в отставку Пол Гарблер с несмываемым пятном.

Что уж говорить о рядовых сотрудниках, хоть и асах в своем деле, коль скоро не менее трагичной оказалась судьба самого начальника советского отдела ЦРУ Дэвида Мэрфи.

Прекрасный профессионал, в 1959 году возглавлявший резидентуру в Берлине - самой горячей точке противостояния, проведший немало блистательных операций, в 1963 году возглавил советский отдел. Иными словами, главное направление деятельности американской разведки. Естественно, его появление в Лэнгли, да еще на генеральном направлении, не могло пройти незамеченным для вконец распоясавшегося тандема Энглтона-Голицына.

Вскоре он стал вожделенным объектом их активнейшей разработки. Притом не просто подозреваемым, но «потенциальным кротом». Энглтон приложил немалые усилия, чтобы добиться его смещения с поста начальника советского отдела. Самое любопытное, что в основу обоснования «подозрений» легли совершенно немыслимые доводы. Во-первых, мол, Мэрфи работал в Берлине, когда там представителем английской СИС был все тот же советский «крот» Дж.Блейк. Ну а во-вторых, оказалось, что жена Мэрфи происходит из семьи... белоэмигрантов. И этого бреда оказалось достаточно для его смещения.

Руководство ЦРУ, дабы все же сохранить в своих рядах столь ценного профессионала, направило Мэрфи в Париж своим резидентом. Но Энглтона такой вариант не устраивал. Вцепившись мертвой хваткой в свою жертву, он решил пойти на крайние меры. И вопреки здравому смыслу и деловым интересам, о которых он так пекся, вышел на связь с шефом французской контрразведки де Мараншу, заявив тому, что приехавший к ним американский резидент и полномочный представитель ЦРУ Дэвид Мэрфи... агент КГБ. Во Франции это сообщение вызвало шок. И на самом деле, вместо того чтобы упрятать за решетку раскрытого советского «крота» в ЦРУ, того направляют в Париж в качестве доверенного представителя все того же ЦРУ. Нонсенс... Все это значительно подпортило имидж американской разведки. Тем более что Энглтон на этом не утихомирился. Ничтоже сумняшеся, без каких-либо доказательств, заявил все тому же де Марашу, что во Франции при его попустительстве действует широко раскинутая сеть советских «кротов». И проникнувших не только во французские спецслужбы, но и высшие эшелоны власти. Естественно, французские правительственные круги расценили этот выпад, не подкрепленный никакими доказательствами, как попытку подрыва доверия к себе на грани провокации. И, конечно же, отношения между странами весьма и весьма охладели.

Все эти передряги не могли не отразиться на взаимодействии западных спецслужб в противостоянии советскому блоку. Вирус патологической подозрительности на грани помешательства делал свое дело, разрушая нормально функционировавший организм. И все это безумие подозрительности, несомненный аналог советской ежовщины, в конечном итоге было лишь на руку внешним разведкам стран Варшавского договора. При том, что ни одна из спецслужб этой системы не имела никакого отношения к этому разрушительному цунами. Ведь ко времени ухода Энглтона в отставку в 1974 году работа советского отдела, генерального направления ЦРУ, была практически парализована. И впоследствии все пришлось возрождать буквально с нуля.

Справедливости ради стоит отметить, что атмосфера подозрительности, порожденная тандемом Энглтон-Голицын, в одночасье не исчезла. Ее рецидивы ощущались еще достаточно долго. И самое любопытное, что добрались и до этой злополучной пары. Один из помощников Энглтона по охоте за «кротами» Клар Петти, после ухода своего шефа из ЦРУ, занялся анализом всего происходящего в те годы. И пришел к сакраментальному выводу, поставив об этом в известность руководство ЦРУ, что «Голицын вовсе не перебежчик, а заброшенный к нам агент КГБ, а внутренний агент Москвы - не кто иной, как сам Энглтон, ибо за все время существования ЦРУ никто не причинил ведомству большего вреда, чем эти двое». Вот так-то... Поняли, наконец...

Вот уж поистине, в каждом веке есть свое средневековье, а в каждой разведке - своя ежовщина. Так неужели прав Бертольд Брехт, написавший в «Трехгрошовой опере»: «Чем жив человек? Тем, что другого жрет из века в век».