ЕВГЕНИЯ КОНОНЕНКО. ИМИТАЦИЯ ИЛИ МЕТАФОРА?

Все происходило по всем канонам детективного жанра. Погибла молодая женщина из среды киевской «элиты», и очень сомнительно, что это был несчастный случай, как казалось на первых порах. Дальше — расследование, во время которого всплыло на поверхность такое...

Но читатели, и особенно критики, которые сегодня в Украине и являются основными читателями современной малотиражной литературы, отказались верить, что «Имитация» Евгении Кононенко — просто детектив. Наверное, очень удачным оказалось название; уж слишком привлекательным для жонглирования в статьях и рецензиях. Имитацией называли и жанр, и литературный метод, свойственные писательнице. «Имитированным», по инерции, титуловали и второй ее роман — «Зрада» (кстати, тоже точное название; автор предлагает не переводить его, поскольку лишь украинский язык настолько концентрирует это многогранное понятие в коротеньком слове). Здесь тоже загадочно умирает молодая женщина, тоже действуют «элитарии», и расследование снова ведет искусствовед Лариса Лавриненко... Или, может, имитацию расследования?

Кто же она, Евгения Кононенко, главная «имитаторша» украинской современной литературы?

Евгения Кононенко родилась в Киеве. Закончила механико-математический факультет Киевского университета им. Т.Шевченко и Киевский институт иностранных языков (французский, английский). Работает научным сотрудником Украинского центра культурных исследований. Поэт, прозаик, переводчик. Лауреат международного конкурса «Гранослов» за книгу «Вальс первого снега», премии журнала «Сучасність» за роман «Имитация».

«Женщина, которая притягивает тайны»

— После выхода вашего первого романа его название используют в отношении вашего творчества в широчайшем смысле. В какой мере на самом деле ваши романы являются имитацией?

— Здесь нужно разобраться, что имитированное, а что — истинное. Творческие люди рассуждают так: все уже в мире было, все является некоторым повторением, но ведь это говорил еще Экклезиаст тысячи лет назад. Что значит «имитированное творчество»? Каждый писатель что-то выдумывает, а не пишет документально. Имитация — не всегда негатив. Случается, что лучше сказал не тот, кто сказал первым, а тот, кто уже имитировал… Это многозначное слово.

— Но детективный жанр для вас — это просто игра или что-то другое?

— Для меня это метафора. Я считаю, что в мире очень много нераскрытых тайн, темных страниц, особенно в крупных городах... У меня сознательная установка на несчастные случаи, загадочные преступления, «дилетантские» убийства — этого, к сожалению, в жизни тоже много. Детектив — метафора творчества, сознательный ход, а не только заигрывание с массовым читателем.

С другой стороны, мы, писатели, вынуждены выдерживать большую конкуренцию с телевидением, поп-музыкой, прочими развлекательными моментами. Я убеждена, что литература тоже должна быть развлекательной. Нужно уметь вкладывать глубокие идеи в легкий контекст. Это нормально, это моя установка.

— Как мне известно, скоро должен выйти третий роман о Ларисе Лавриненко. Насколько эта героиня ваше альтер эго, как это заведено в детективной традиции?

— Да, роман «Ностальгия». Это произошло случайно: когда писалась «Имитация», я не планировала делать эдакую «мисс Марпл». Но так получилось: во всех трех романах действует эта героиня. Женщина, которая притягивает тайны. Она хочет быть независимой, самоутверждаться, это у нее не всегда получается, иногда выглядит комично... Это какое-то распутье современной женщины, скажем так.

В ней есть что-то от меня: я тоже встречала немало загадок в жизни, хотя доказательств, что все происходило именно так, как я себе представляю, нет. И я пытаюсь вводить эти факты в свои тексты так же, как и некоторые интимные моменты жизни отражаются в творчестве.

— Говорят, в ваших романах немало намеков на конкретных людей, широко известных в узком кругу. Какая реакция со стороны узнающих себя?

— Героически пытаются не узнавать! Обид не было, исков в суд — тоже. А вообще-то, у меня нет намеков на конкретных людей. Читатели упорно ищут прототипы, но это, скорее, общий образ «элитной» части общества. Меня часто спрашивают: почему эти люди такие плохие, неприятные? А я не считаю, что они так уж плохи. Нормальные люди, просто они порой высказываются о себе более откровенно, чем это принято.

— Новый роман «Ностальгия» — о чем?

— В «Ностальгии» та же Лариса встречает мужчину, приехавшего в Киев из Германии, куда эмигрировал из Советского Союза. И пока он жил за границей, натурализовался там, у него погибли родители: отец убил мать, а потом себя. Он уже привык жить без них, своей жизнью. Но, встретившись с Ларисой, просит ее помочь разобраться, почему его родители так страшно погибли. И им удается распутать эту тайну.

— Когда эта книжка выйдет?

— Сначала роман появится в журнале «Кур’єр Кривбасу», в первом и втором номерах. А уж потом выйдет книжка в издательстве «Кальварія», как и предыдущие романы.

«Ни один издатель не сказал: мы издаем только мужчин»

— Ваше первое образование — математическое. Это была ошибка молодости или мехмат что-то вам все-таки дал?

— Наверное, дал. Никогда не хочется думать, будто что-то в жизни было напрасным. Я и в самом деле туда поступила не совсем сознательно: хорошо училась в школе, но школьная математика не дает представления о высшей математике. Из нашего большого курса — 180 человек — почти все как-то переквалифицировались. Я помню, когда мы заканчивали университет, наш завкафедрой сказал: мы вас научили ориентироваться в этом бурном океане и не удивимся, узнав, что вы стали выдающимися в каких-то смежных областях.

Я вообще считаю, что самое глубокое влияние происходит на подсознательном уровне; то, что изучил в детстве и вроде бы забыл, потом проявляется. Я за позднее развитие, так как оно более надежное. Наверное, очень хорошо, если у кого-то дети двенадцатилетними участвуют в научных исследованиях, и дай Бог, чтобы это не иссякло в двадцать пять. Ведь довольно часто то, что началось очень рано, рано и заканчивается. А что касается математики... наверное, какой-то смысл в этом был.

— Как у вас состоялся переход к гуманитарной деятельности, к литературе?

— Я всегда любила это, еще в университете училась на курсах иностранных языков. Потом работала в НИИ и тоже посещала эти курсы, пыталась как-то совмещать. Вышла замуж, родились дети... Мой декретный отпуск был весьма продолжительным, тем временем произошли огромные изменения в стране, демонтировали ЭВМ, на которых я работала. В течение этого отпуска я делала переводы: в общем, все произошло естественно. В моей жизни вообще не было каких-то шоковых изменений, все идет постепенно, все вызревает понемногу.

— Именно в качестве переводчицы вы снискали авторитет в литературе. Как сейчас обстоят дела с переводами?

— Переводы — не самый худший способ зарабатывать деньги. Ведь литературой в Украине заработать невозможно, по крайней мере сейчас. Те украинские писатели, которые якобы живут со своей деятельности, на самом деле получают гранты, экономят на писательских стипендиях... Для того чтобы зарабатывать именно книгами, нужно продаваться тиражом десять тысяч в год: такого в Украине нет даже у самых преуспевающих писателей. Гонорары тоже очень скромные, значит нужно делать что-то еще. Я без ужаса к этому отношусь, поскольку считаю, что писатель должен иметь жизненные впечатления. И очень хорошо, что я зарабатываю именно переводами.

Я начинала с перевода поэзии, сейчас перешла на прозу. В издательстве «Факт» вышли две книги современного французского романа: Венера Кури-Гата «Наречені мису Тенез» и Анни Эрно «Пристрасть» и «Застигла жінка». Очень интересные романы, особенно второй, появившийся благодаря программе «Сковорода». Он заслуживает отдельного разговора.

— Насколько остро для вас стоит дилемма, как распределять время между собственным творчеством и переводами?

— Не так остро, как другая: как распределять время между домашней работой и творчеством. К переводам я отношусь без страха: это не самый тяжелый и интересный способ заработать. А что касается семьи... Я часто повторяю: мне не пришлось испытывать никакой дискриминации как женщине-писателю. Ни один издатель не сказал мне: мы издаем только мужчин, а вы, женщины, идите на кухню. Но у меня есть проблемы при создании текстов, поскольку это трудно совмещать с бытом.

— Ваши героини в большинстве своем относятся к быту пренебрежительно: дескать, это не дело для современной женщины. А вы?

— Конечно, что-то приходится делать: детей ведь нужно как-то кормить, их пока рано пускать «на подножные корма». От быта не сбежишь. Тут начинаешь ценить маму, которая помогает. А еще — радуешься тому, что уже появляется поколение мужчин, для которых это не столь важно. Из мальчика, которого мать не закармливала пирожками, а кормила сосисками, вырастает мужчина, более способный к партнерским отношениям с женщиной. К этому толкает именно жизнь.

— Как вы воспитываете своих детей?

— С мужем я развелась, детей у меня двое. Дочери семнадцать лет, сыну — пятнадцать. Каждый желает детям таких родителей, о которых сам мечтал. Я в детстве много болела, и моя мама и бабушка очень заботились обо мне. Кроме того, мы жили в однокомнатной квартире, и я мечтала об уединении как о каком-то благе: ведь творчество начинается с уединения. И потому я предоставляю детям значительно большую свободу, нежели предоставляли мне. Но если сыну это нравится, то дочь, я вижу, хочет больше общаться с мамой. Она нежная девочка, домашняя и нуждается в семейном тепле, а не в ветре странствий, по крайней мере сегодня.

— Дети читают ваши книги?

— Да. И если моя дочь вообще читает все подряд, то сын, к сожалению, читает мало: он считает, что очень умный и без того. Но «Имитацию» прочел и высказал несколько ценных замечаний. По моим наблюдениям, люди, которые читают немного, читают очень внимательно, и у них есть потребность обсудить эти книги.

Я задумала роман о школе, тоже детективный, и мой сын очень гордится тем, что будет консультировать меня. Он учился и в гимназии, и в обычной школе, то есть опыт у него большой.

«Менять декорации» не собираюсь»

— Если в Украине вскоре все-таки появится полноценный книжный рынок, видите ли вы себя коммерческой писательницей?

— В любом случае совсем примитивно, фабульно я писать не буду. Те, кому нравились мои новеллы, обвиняли меня, что в «Имитации» острый сюжет мешает следить за моментами второго плана. Но я пишу так, как пишу. Каждый писатель хочет жить литературным трудом и иметь славу, это совершенно нормально. Но ломать свои творческие замыслы ради этого мне бы не хотелось.

— А ваши романы — такие, какие они есть, — могли бы, по вашему мнению, найти действительно массового читателя?

— Мне кажется, что могли бы. Читатели, которые не знают этой «элитной» тусовки, не понимают намеков, вполне адекватно воспринимают мои романы. Если бы была большая раскрутка, если бы это дешевле стоило, если бы продавалось «карманными» книжечками… Я считаю, что украинская массовая литература вполне составила бы конкуренцию российской.

В одной рецензии на «Имитацию» приводились доказательства того, почему это не массовый жанр. Там было выдвинуто несколько претензий: бездуховность, отсутствие светлой фигуры и тому подобное. Но я могла бы взять любой роман Марининой — хотя бы «Бесконечность зла», — и те же претензии полностью сработают. Хотя это массовый текст, который все знают. Все-таки в нас это заложено: интерес к тайнам, к тому, как живут наши соседи, — на детектив всегда есть спрос. И если писатель сумеет удовлетворить это любопытство, да к тому же вложить туда какие-то нравственные моменты — пусть читатель и ест этот бутерброд.

— Андрей Курков в интервью нашей газете называл вас среди тех украинских писателей, которые имеют шанс снискать популярность на Западе. Есть какие-то сдвиги в этом направлении?

— Раскруткой должен заниматься издатель, а не писатель. И я не вижу, чтобы в украинской литературе это осуществлялось профессионально. Разве что кто-то это делает для себя, посредством частных контактов. Я таких механизмов не знаю. Конечно, если бы дошло до перевода, то контакт с переводчиком у меня мог бы состояться на достойном уровне. Но на первых порах нужно, чтобы заинтересовалось зарубежное издательство... Это область, где работают совершенно иные законы, а не законы творчества.

— В ваших произведениях очень много Киева, с конкретной топонимикой и даже ценами на недвижимость. Не возникает ли желание «сменить декорации»?

— Пока все идет естественно, ведь это моя жизнь. Я киевлянка с деда-прадеда: по крайней мере по материнской линии могу проследить, что мой прапрадед был киевским садовником, именно он сажал тополя на Бибиковском бульваре. Уезжать из Киева не хочу — несмотря на неурядицы в Украине и на то, что иногда случаются реальные шансы. Мы ездили во Францию и Голландию в гости, но дети не захотели переезжать туда. Зарубежные приманки их не прельстили, и мы остались здесь. Я считаю, что исчерпать Киев до дна невозможно, в нашем городе очень много тайн, и «менять декорации» в литературе пока тоже не намерена.