Евген Сверстюк: «НАШЕ ОБЩЕСТВО НЕ ПРОШЛО ОЧИЩЕНИЕ»

25 лет назад Украиной прокатилась волна арестов, позже названная «великим покосом». Официальное сообщение гласило: «Органами КГБ за проведение антисоветской деятельности арестован турист из Бельгии Я.Добош. Ведется следствие...» В другом официальном сообщении речь идет уже о собственных «преступниках»: «За проведение враждебной социалистическому строю деятельности и в связи с делом Добоша привлечены к криминальной ответственности Свитлычный И.А., Чорновил В.М., Сверстюк Е.А. и другие».

Кстати, во время ареста Я.Добоша у него изъяли копии книги С.Караванского «Словник українських рим». Самая что ни на есть «подрывная» литература. Но во всей большевистско-советской истории очень много абсурдных вещей, к которым можно отнести террор против преимущественно представителей украинской неконформистской интеллигенции. Евгена Сверстюка арестовали, как и большинство других украинских диссидентов, 12 января 1972 года.

Е.Сверстюк - известный литературовед, поэт, интереснейший публицист, доктор философии. Редактор газеты «Наша віра», президент Украинского пен-клуба. В Украине издал две книги: «Блудні сини України» (1993, Шевченковская премия 1995 г.), «Шевченко і час» (1996).

- Волна арестов начала 1972 года не обошла и вас. Эти аресты имели определенную цель. Была ли она достигнута?

- Репрессии памятного 72-го года имели основательные причины, которые таились в самом режиме. Власти могли душить либо демонстративно, либо втихомолку. Душили они всегда. Я бы не сказал, что 72-й год резко выделяется на фоне предыдущих репрессий. были разные формы террора и подавления личности. Я думаю, что власти были напуганы развитием национального движения в Украине. Обычная для них вещь - реагировать резко. Они понимали, что в 1972 году невозможно было позволить себе такие массовые репрессии, как в 30-е годы, но они прибегнули к самым массовым, допустимым по меркам 70-х годов. Их целью было прекратить развитие движения и обеспечить себе антракт. Вследствие арестов 1972 года национальная жизнь в Украине была парализована надолго. Волна арестов коснулась большого количества людей. Все было рассчитано на тотальный обыск Украины.

- Когда вас арестовывали 12 января, имели ли вы какую-то информацию о ваших друзьях?

- Во-первых, это было спланировано, как военная акция. Обыски проводились одновременно у всех, в том числе и у меня. Я не знал, у кого их проводили, но допускал, что то же происходит у И.Свитлычного, В.Стуса, И.Дзюбы... Во-вторых, акция не была полной неожиданностью после появления генерала Федорчука с его физиономией типичного карателя. Ходили слухи, что его не принял Шелест. Тем не менее он засел в главное кресло КГБ со своей «программой»... Все же я бы не сказал, что кто-то из моего круга готовился садиться в тюрьму. Если бы мы занимались радикальной политической деятельностью... Мы же занимались деятельностью литературной. Нам казалось, что они не пойдут на такой большой скандал.

- Для начала репрессий власти должны были найти какой-то формальный предлог. Газеты января 1972 года пестрели сообщениями об «эмиссаре» из Запада, некоем Добоше, который будто бы имел задание подорвать устои советского социалистического общества при помощи определенных «контрреволюционных элементов» в самой Украине. Кто такой Добош?

- Он в разных делах по-разному отметился. В моем - почти что в анекдотической форме. В тюрьме нам давали читать «правду» и некоторые другие газеты - давали тогда, когда там была соответствующая информация и необходимо было проследить нашу реакцию. Однажды мне дали газету с сообщением о том, что в связи с деятельностью эмиссара ОУН Добоша арестована группа людей. Среди других там значилась и моя фамилия. В присутствии прокурора и нескольких следователей я поставил, на первый взгляд, безобидный вопрос: «Есть ли статья о привлечении к криминальной ответственности за клевету и действует ли она?» Прокурор расхохотался в ответ: «Конечно, есть, как раз и будет действующей». Тогда я спросил, действительно ли она применяется ко всем занимающимся клеветнической деятельностью. Прокурор посмотрел внимательно на меня и после паузы осторожно ответил: «Да». На что я сказал: «Мне не постыдились дать в камеру вашу газетку, в которой сообщалось, что будто бы я арестован в связи с делом какого-то Добоша. Этого имени я никогда не слышал, и вы знаете об этом, ведь на протяжении нескольких месяцев допросов вы ни разу не спросили о нем. Итак, в вашей газете - клевета с целью дискредитации. Насколько я понимаю, у меня есть право привлечь вас к уголовной ответственности за клевету». Тут вмешался один из следователей: «Но разве там о вас одном? Там же о других, не только о вас». «По поводу других, - ответил я, - вы не даете мне никакой информации. Со мной вы говорите лишь о моем одном деле, и именно о нем я ставлю вам вопросы». Тогда подхватился прокурор Погорелый и отчеканил: «Отсидите свое и тогда будете привлекать нас к уголовной ответственности». «О, да - говорю, - такой законности я даже от вас не ожидал. Со мной вы разговариваете криминальной фразеологией». Вот такая у меня была информация об этом Добоше. Позже от следователя Чорного я узнал, что Добош особенно не заинтересовал КГБ. По моему мнению, «дело Добоша» - это типичная дезинформация, всегда дающая повод для арестов. Для подобной дезинформации некое событие связывалось с негативными стереотипами, которые советская пропаганда «прописала» в сознании «трудящихся». В данном случае была использована определенная настороженность к иноземным эмиссарам.

- Был ли Добош провокатором или его использовали?

- Я допускаю, что Добош сам ничего не знал, но те, которые его посылали оттуда, были заангажированы КГБ.

- Что значил для вас первый в жизни арест? Как вы перенесли это психологически?

- По исследованиям психологов, социологов, существует определенная градация стрессовых явлений, вызывающих самую большую реакцию человека, - арест, смерть близкого человека. Таким образом, арест - наиболее угрожающее для человека явление. Вполне понятно, что мы не имели иллюзий. Мы понимали, что этот арест не будет временным. Арестованный человек вычеркивался из общества. Нельзя смотреть на то событие сегодняшними глазами, мол, арестован, а потом освобожден. Никто не рассчитывал на то, что его освободят. Мы прекрасно знали, чем все это заканчивалось в 30-е годы. понимали также, что аресты 1972 года были намного серьезнее арестов 1965-го... Для каждого из нас это был очень большой стресс. Было понятно, что прошлая жизнь оканчивается бесповоротно. Будет ли что-то дальше, неизвестно, поскольку никакие компромиссы с этой преступной силой невозможны. Я бы сказал, что КГБ - самая интимная связь человека с советской властью. На так называемой свободе, соблюдая общий ритуал приспособления, можно было обходить эту власть по-разному. А заключенный должен разговаривать с ней на расстоянии почти короткого замыкания, и это смертельно опасно.

- А какой была обратная сторона арестов?

- Об обратной стороне можно было думать и говорить позже. Именно обратная сторона была единственным утешением для нас. Арест дал нам некое психическое озарение. мы все начали писать стихи в камере. В.Стус продолжал писать. Я, например, писал очень давно, но в заключении вес слова изменился. То же было у И.Свитлычного... Я не знаю, смог бы В.Стус в условиях так называемой свободы написать столько, сколько он написал за полгода в камере. По существу, там он написал том - как собственных стихов, так и переводных.

В моменты, пограничные со смертью, активизация внутренней жизни чрезвычайная. Другое дело, что мы не имели того выхода, что политзаключенные при николаевском или александровском режимах, когда Писарев, сидя в тюрьме, передавал для «отечественных записок» очередную статью. Там он написал много прекрасных вещей... Мы не были уверены, что все, написанное нами, будет сохранено в камере. Вместе с тем, мы продолжали писать. Это была одна положительная сторона. Другая положительная сторона арестов заключалась в значительном резонансе наших дел в мире. Принесенная нами жертва вынесла дело Украины на международную арену.

- Какова, по вашему мнению, мера личной ответственности тех, кто непосредственно преследовал вас и, шире, круг диссидентов?

- Вообще, советский режим - это система моральной безответственности и безнаказанности. Кстати, ныне мы имеем продолжение того же явления - оно заложено было тогда. Многие чувствовали себя «винтиками», будто бы не причастными к своим действиям. На самом деле это далеко не так. Свобода выбора остается у человека при всех ситуациях. Если человек решается на то, чтобы всячески - позволенными и полупозволенными методами - уничтожать другую личность, он отвечает за это и должен нести моральную и историческую ответственность.

Это, кстати, чувствовалось во время наших «разговоров» на допросах. Следователи пробовали вести себя так, будто они имеют моральный перевес, поскольку выступают от имени государства против преступника. Каждый раз я давал им понять, что они являются соучастниками преступления, за которое и они, и государство будут расплачиваться. А некоторые мои друзья называли их напрямик преступниками, что те воспринимали как истерику... Однажды был такой случай. Старший лейтенант Пархоменко, «выскочка», который преимущественно не принимал участие в допросах, зашел в помещение для допросов и снисходительно начал: мол, что я себе думаю и что при подобном поведении я не могу рассчитывать на смягчение вины. А дальше был такой диалог: «Я не вижу и не признаю никакой вины». - «А что, может, вы видите вину с нашей стороны?» - «Да, с вашей стороны». - «Вот как! И чем, вы думаете, это окончится?» - «Думаю, окончится тем, чем заканчивалось для ваших предшественников. Они, естественно, свою водку выпили, колбасу съели, но затем довелось пересмотреть их деятельность и назвать ее так, как назвали сталинскую деятельность, - ведь ваша же партия назвала эту деятельность преступной». - «вы думаете, что и это будет таким образом пересмотрено?» - «Думаю, что да». - «И сколько же лет пройдет, по вашему мнению?» - «Не знаю. Гадать - не мое дело. Но, думаю, эдак за лет 10 - 15 все это будет пересмотрено». - «Ха-ха! За 10 - 15 лет?..» Мол, за это время мы станем генералами. Вот вся их мораль. Они все делали карьеру и совсем не думали о том, за счет чьей жизни и за счет какой травмы для общества, для народа они делают свою карьеру.

- Мне кажется, что подобных «пархоменков» в нынешнем обществе не меньше. Они немного закамуфлировались, но их немало, как людей, способных хотя бы думать на эти темы.

- Я думаю, что наше общество не прошло очищение. Каждый человек также должен пройти через это и отчитаться перед Богом и совестью. Великим счастьем для немцев стало военное поражение, что вынудило их со всей серьезностью задуматься над преступностью фашизма. Фактически, СССР изведал поражение, но не военное, которое ставит на колени, а такое поражение, от которого самые большие преступники, может, только улыбнулись.

Отсутствие очищения в обществе как бы дает преступнику карт-бланш, позволяющий ему и дальше действовать подобным образом. Если очищение отсутствует в атмосфере времени, то оно должно быть в самой личности. Человек должен иметь своего Бога, перед которым он держит отчет. Он должен беречь в себе человеческое. Только в этом его ценность. Впрочем, это, может, не те слова, которые доходят до опущенного человека, но если наш разговор вообще нужен, то нужен он каждому, кто стоит перед своим призванием, кто размышляет о смысле своей жизни.