«ДОРА», «КАРЛЫ» И «ТЯЖЕЛЫЙ ГУСТАВ»…

О некоторых малоизвестных страницах истории обороны Севастополя

По признанию командовавшего немецкой Крымской армией Э.Манштейна, которому за взятие (со второй попытки!) Севастополя А.Гитлер присвоил звание генерал-фельдмаршала, «в целом во второй мировой войне немцы никогда не достигали такого массированного применения артиллерии, как в наступлении на Севастополь». По его свидетельству, под городом, не зря именуемом «самой неприступной крепостью в мире», «среди батарей большой мощности имелись пушечные батареи с системами калибра до 190 мм, а также несколько батарей гаубиц и мортир калибра 305, 350 и 420 мм. Кроме того, было два специальных орудия калибра 600 мм и знаменитая пушка «Дора» калибра 800 мм. Она была спроектирована для разрушения наиболее мощных сооружений линии Мажино, однако использовать ее там не пришлось. Это было чудо артиллерийской техники. Ствол имел длину порядка 30 метров, а лафет достигал высоты трехэтажного дома». Его история настолько уникальна, что стоит обобщить всю распорошенную информацию о ней и рассказать подробнее. В этом же ряду и история упоминаемых Э.Манштейном двух мортир калибра 600 мм, имевших кодовое название «Карл». Позиции этих сверхмощных орудий защищались особо — их окружали 5 специальных зенитных батарей, их безопасность берегла специальная авиация. Речь идет об артиллерийском оружии самого крупного из всех когда-либо применявшихся в боевых действиях калибра…

Проанализировав систему советской обороны после первой неудачи в декабре 1941 года, немцы пришли к выводу, что взломать ее можно только авиацией и значительным перевесом в артиллерии. В конце подготовки к новому наступлению в начале лета 1942 года, по данным Э.Манштейна, на 35 километрах фронта у наступающих немцев было сосредоточено 1300 стволов, собранных в 208 батарей, то есть по 6 батарей на километр, что значительно превосходило возможности обороняющихся в Севастополе советских войск.

История с «Дорой» не лишена детективности. Один из лучших знатоков истории Севастополя, особенно истории военных столкновений на полуострове, офицер-артиллерист и военный журналист А. Лубянов, долго, несмотря на немецкие свидетельства и документы, не признавал факт участия «Доры» в борьбе за Севастополь, считая эту информацию «пропагандистской уткой». Под давлением фактов он, однако, публично согласился с тем, что «Дора» все же была развернута на огневой позиции в двух километрах к югу от Бахчисарая, но скрытно для наших войск. Основываясь на мемуарах советских командиров, ни один из которых ни словом не упомянул о стрельбе «Доры», он сомневался во всем. Он отрицал сам факт стрельбы из пушки-голиафа, противопоставляя немецким картам, фотографиям, дневникам с указанием точного времени и градусов поворота ствола, убийственный, с его точки зрения, аргумент — где следы от снарядов-монстров? Где воронки? Где донышки (весом до тонны!) снарядов, которые непременно были бы выброшены из земли и должны где-то валяться даже в том случае, если снаряд уходил в грунт на 30 метров и разрывался, образуя не воронку, а каплевидную полость диаметром около 3 метров, как утверждал другой авторитетный историк, научный сотрудник Музея героической обороны и освобождения Севастополя Д.Стогний. Отрицает факт стрельбы «Доры» по Севастополю и генерал-майор П.Моргунов в книге «Героический Севастополь».

Однако, исследовав весь комплекс фактов и доказательств, А.Лубянов уже в 1997 году опубликовал во флотской газете очерк «Огненный смерч при «Ловле осетра» (таким было кодовое название немецкой операции по взятию Севастополя), в котором детально рассмотрел итоги стрельбы «Доры» по Севастополю.

Детективность истории состоит в том, что советское командование просто прозевало появление «Карлов» под Севастополем, хотя в процессе обороны их снаряды сразу же были классифицированы артиллеристами именно как мортирные, а «Дору» прошляпило вообще. По некоторым данным, командование Севастопольского оборонительного района, как и Москва, поначалу вообще не верило в существование у немцев под Севастополем орудий такого класса, хотя командир 30-й батареи, несколько раз пораженной прямым попаданием из «Карла», Г. Александер докладывал, что по нему ведут огонь невиданным оружием. Только специальное фотографирование неразорвавшегося снаряда со стоящим рядом человеком (на обороте сделали надпись: «Рост человека 180 см, длина снаряда 240 см») убедило красных командиров в существовании орудий-монстров, после чего об этом сообщили в ставку. Что касается «Доры», то ни в ходе обороны, ни даже после нее советские военные и не искали ее следов. Видимо, потому, считает А. Лубянов, что какой-либо результативности ее стрельба не имела — из 48 снарядов (по 7 тонн каждый) более-менее близко к цели попали только 5 (разброс снарядов составлял иногда 500—700 метров!), да и те существенных разрушений не произвели. Даже Э.Манштейн признал, что «Дора» была «величайшим техническим творением, однако в военном отношении абсолютно бесполезным», хотя немецкие артиллеристы и докладывали в Берлин о высокой эффективности сверхпушки. А Крупп, на чьих заводах было изготовлено это чудовище, узнав всего лишь о 5 попаданиях из 48 выстрелов, сказал, что «это отнюдь не лучшая страница немецкого артиллерийского искусства».

И действительно, по количеству артвыстрелов с немецкой стороны в операции «Лов осетра» огонь «Доры» составляет всего 0,0085 процента, а «Карлов» — 0,03 процента, и совсем не они, как совершенно справедливо пишет А. Лубянов, внесли решающий вклад в штурм крепости. Эти самые затратные немецкие «гостинцы» не оправдали надежд и вообще не принесли заметной пользы.

Иметь артиллерию большого и особо большого калибра для гитлеровской Германии было делом чести: после Первой мировой войны развитие немецкой артиллерии было ограничено положениями Версальского договора, запрещавшего ее армии иметь орудия калибра свыше 150 мм, а также зенитные и противотанковые пушки. Кроме того, германская армия нуждалась в крупных бетонобойных орудиях для прорыва укрепленных оборонительных линий типа укреплений в Чехии и линии Мажино. Поэтому уже в 1936 году фирма «Рейнметалл-Борциг» в Дюссельдорфе получила заказ на проектирование мортир калибра 600 и 800 миллиметров. Вскоре проекты были готовы, образцы — испытаны, и в 1938 году шеф вооружений Германии генерал артиллерии Карл Беккер распорядился начать производство мортир калибра 600-мм для нескольких батарей, что и дало им неофициальное название «Карл». Было изготовлено всего 6 мортир, каждая из них имела собственное имя: «Адам», «Зиу», «Тор», «Локи», «Один», «Ева». Только две из них — «Один» и «Тор» — были доставлены под Севастополь с целью подавить стационарные береговые батареи № 30 и 35, прикрывавшие вход в бухту, которые в западной литературе именовались как «Форт Максим Горький I» и «Форт Максим Горький II». На 30-й батарее, в частности, были установлены 305-миллиметровые орудия, снятые в свое время с взорванного и потопленного в 1916 году прямо в бухте флагмана ЧФ «Императрица Мария». Дредноут подняли со дна ЭПРОНовцы в 1926 году, но истинная причина взрыва осталась тайной до сих пор. В виду важности и укрепленности 30-й батареи она назначалась как цель и для «Доры». В первый же день стрельбы 5 июня 1942 года из сверхпушки по «Форту Максим Горький I» было выпущено 7 снарядов, но… ни один не попал в цель. Разброс падения снарядов, выпущенных по 30-й батарее, по сведениям А. Лубянова, составлял 140—700 метров.

Два самоходных 115-тонных «Карла» — «Тор» и «Один» — были доставлены в Крым в конце мая, выгружены под Симферополем, собраны и доставлены под Бахчисарай на специальной платформе. Дальше они двигались к огневым позициям своим ходом со скоростью 5 километров в час только ночью. Чтобы шум мощных моторов был не слышен, их движение сопровождалось бреющими полетами самолетов. Со 2 июня мортиры подобрались к позиции 30-й батареи на расстояние 3,5 километра и открыли огонь бетонобойными и фугасными снарядами весом 2,5 тонны. За пять первых дней мортиры выстрелили 18 раз. 7 июня — они выпустили 54 снаряда, 9 июня — 50. И все по массиву 30-й батареи. Именно их огнем, несмотря на низкую точность, была выведена из строя поистине неприступная 30-я батарея. Отмечается также, что примерно 40 процентов снарядов «Карлов» не разрывались вообще или разрывались без осколков, на несколько крупных частей. Один из снарядов для изучения был доставлен во флотский арсенал в Сухарной балке. После подрыва арсенала он не разорвался и пролежал до 1957 года, когда и был взорван саперами в Камышовой бухте. А во дворе музея Черноморского флота до сих пор хранятся два осколка от снаряда «Карла», выпущенного по 30-й батарее.

Да и сами 600-миллиметровые мортиры типа «Карл» оказались оружием больше музейным. После Севастополя они применялись немцами при подавлении Варшавского восстания. Две мортиры в 1945 году достались советским войскам; «Зиу» и сейчас выставлена в музее бронетанковой техники в Кубинке под Москвой.

Для прорыва линии Мажино строилась и «Дора». На завод Круппа в 1936 году поступил заказ на пушку, которая смогла бы пробивать броневую плиту толщиной 1 метр и слой железобетона толщиной 7 метров при максимальной дальности стрельбы в 35—45 километров. По этому проекту построили три пушки. Первой из них была «Дора», вторая — также калибром 800-мм, была испытана на немецком полигоне в Рюгенвальде и получила название «Тяжелый Густав», но нигде не применялась. Третье орудие такого типа с калибром ствола 520 мм и длиной 48 метров, получившее название «Длинный Густав», вообще не было достроено, его уничтожила союзная авиация.

Позицию для «Доры» выбирал сам генерал Цукерорт, командующий соединением тяжелых пушек, во время облета на самолете окрестностей Бахчисарая. Пушка должна была прятаться в горе, для чего в ней сделали специальный разрез. Поскольку положение ствола пушки изменялось только по вертикали, для изменения направления стрельбы по горизонтали «Дора» монтировалась на железнодорожной платформе, стоящей на 80 колесах, двигавшейся по круто изогнутой дуге железнодорожного полотна с четырьмя путями.

Инженерную подготовку местности вели 1,5 тысячи рабочих и тысяча саперов четыре недели. Так как оборудование «Доры» доставлялось в 106 вагонах пятью поездами, в месте разворачивания орудия построили целую сортировочную станцию. Для дезинформации составы с оборудованием «Доры» сначала были доставлены под Керчь, где стояли до 25 апреля, а после подготовки позиции были скрытно переброшены под Бахчисарай. В 43 вагонах первого поезда прибыли обслуживающий персонал, кухня и средства маскировки. В 16 вагонах второго поезда привезли монтажный кран и вспомогательное оборудование. В 17 вагонах третьего — доставили части самой пушки и мастерскую. Четвертый поезд в 20 вагонов перевез 400-тонный 32-метровый ствол и механизмы заряжания. В 10 вагонах пятого поезда, в которых поддерживался искусственный климат (постоянно 15 градусов по Цельсию), размещались снаряды и пороховые заряды. «Дору» обслуживали и охраняли 4370 офицеров и солдат. Орудие было собрано за 54 часа и к началу июня подготовлено к стрельбе.

Утром 5 июня 1942 года два дизельных локомотива мощностью в 1050 лошадиных сил каждый выкатили на боевую серповидную позицию этот колосс общим весом 1350 тонн и установили с точностью до сантиметра. Первый выстрел состоял из снаряда весом 7088 килограмм, двух пороховых зарядов по 465 килограмм каждый, гильзы весом 920 килограмм. Подъемник ствола придал ему возвышение в 53 градуса. Специально для корректировки стрельбы несколько поодаль от «Доры» был поднят в воздух аэростат. При выстреле команда обслуживания пряталась в укрытие за несколько сот метров. Выстрел вызывал эффект мини-землетрясения. Грохот при сгорании за 6 миллисекунд свыше 900 килограмм пороха и выталкивании 7-тонного снаряда был просто чудовищным — в вагоне за 3 километра, по свидетельству современников-очевидцев, подпрыгивала посуда. Откат вдавливал рельсовый путь на 5 сантиметров.

«Дора» 48 раз выстрелила по Севастополю бронебойными снарядами, было сделано также 5 испытательных выстрелов на дальность фугасными снарядами — они улетели на 35 километров в море.

Фактически «Дора» пять дней стреляла впустую. Для того, чтобы такой громадный снаряд произвел разрушения даже небольшого и малопрочного фортификационного сооружения, нужно было исключительно точное попадание, которого фактически ни разу не было. По данным из немецких архивов, одним снарядом «Доры» был разрушен «Форт Сталин», вторым — склады в Сухарной балке, третий попал в «Форт Максим Горький». А.Лубянов считает, что эта информация носит искаженный характер и служила только для создания благополучного отчета в Берлин. По советским сведениям, в 30-й батарее есть поражения только снарядов из «Карлов». Стрельбой по складам был недоволен сам Гитлер, поскольку пушки такого калибра предназначались для иных целей. А что касается «Форта Сталин», то это была 365-я зенитная батарея с четырьмя 76-миллиметровыми пушками в открытых окопах, которой было бы достаточно и совсем малого калибра. Кроме того, относительно пяти попаданий, о которых говорят немцы, нет ни одного подтверждения из советских источников. «Дора», по мнению А.Лубянова, оказалась под Севастополем не оружием, хотя по сути своей обладала страшной разрушительной силой, а «простым сотрясателем бахчисарайского воздуха», сверхорудием-невидимкой, мифом. Советская разведка, если она что-то и знала о сверхорудиях, стрельбу «Доры», скорее всего, отнесла на счет «Карлов».

Исследователи обходят молчанием вопрос, как же именно «Дора» и «Карлы» были вывезены из Крыма. Во всяком случае, понятно, что немцы демонтировали все оборудование, бывшее конечно, секретным, и тщательно убрали все следы.

Уже в апреле 1945 года в лесу возле города Ауэрбах подразделение третьей американской армии обнаружило в тупике железнодорожной линии полтора десятка платформ с какими-то деталями. В старом тоннеле неподалеку они нашли два орудийных ствола чудовищной величины. Опросив пленных офицеров, они установили, что это и есть остатки «Доры» и «Тяжелого Густава». Американцы, исследовав детали и сделав замеры, отправили остатки пушек на переплавку. Так закончилась история немецких артиллерийских гигантов.