Дмытро Стус: сын за отца

Удивительно, насколько быстро покрываются слоем бронзы фигуры людей, чье незаурядное творчество окрашено драматическими, более того — трагическими обстоятельствами жизни. Страдания, как известно, возвышают, мученическая смерть возводит на постамент — а далее единственно возможным ракурсом освещения «жизни и творчества» художника остается взгляд снизу вверх, и вот уже его образ неотвратимо искажен в перспективе. А тогда — соблазн свергнуть кумира с пьедестала, потанцевать на костях и, желательно, покопаться в белье... Сценарий, уже хорошо отработанный на классиках украинской литературы.

Поэт Васыль Стус при других обстоятельствах мог быть нашим современником, но судьба, которая, как и история, не имеет сослагательного наклонения, уже сделала его классиком. Занесла в школьную программу. И наградила канонической биографией героя, несокрушимого и непогрешимого.

И вот — книга, ставшая, по утверждению многих авторитетных исследователей, прорывом во всей отечественной биографистике. О творчестве и жизни поэта (которые, в конце концов, неотделимы друг от друга) написал Дмытро Стус, сын Васыля Стуса, писатель, журналист и литературовед. Тщательный отбор фактажа, десятки позиций обработанных документов и исследований — и щемящая искренность, возможная лишь тогда, когда пишешь о родном человеке. Человеке, которого по-настоящему стремишься понять. И превыше всего хочешь уберечь от бронзовения на пьедестале.

Книга Дмытра Стуса «Василь Стус. Життя як творчість» (издательство «Факт», Киев) получила Гран-при во всеукраинском рейтинге «Книга года-2004».

— Существует мнение, что личная жизнь поэта, да и любого великого человека, не имеет такого значения, которое ей придают. Дескать, для истории достаточно творчества. Вы не согласны?

— Это мнение в определенной мере справедливо и в такой же мере несправедливо. Конечно, для почитателей поэзии, которых на самом деле в этом мире не так много, доминантой является творчество. С другой стороны, очень многим интересно, как люди, ставшие знаковыми фигурами в искусстве, творили собственные жизненные стратегии. Как человек может состояться вопреки обстоятельствам. Есть Стус, и рядом с ним еще немало людей с не меньшим талантом. Почему о них сегодня не слышно, почему они не состоялись, а он состоялся? Почему не отказался от своего украинства, когда такие возможности возникали? Вот об этом книга.

— Когда вам было труднее чувствовать себя сыном Васыля Стуса: в детстве и юности, когда он считался врагом народа, или теперь, когда он уже классик?

— В принципе, трудно не было ни тогда, ни сейчас. Случались определенные периоды, эпизоды, но очень непродолжительные. Помню, в восьмидесятые годы, когда все мои друзья по спелеоклубу, где я тогда занимался, собирались ехать в Югославию в пещеры, меня поставили перед фактом, что я ехать не могу. Или же не могу поступать в театральный институт, где мечтал учиться. Это было оскорбительно, обидно, но нужно было как-то это пережить. Небольшой выброс сгустка эмоций — и за неделю все проходило.

Трудно было и лет семь-восемь назад, когда появились определенные комплексы, что я не сам по себе, а являюсь сыном выдающегося человека. Но я переступил через этот барьер. Я считаю, плохо жить с кумирами, но не менее плохо жить без кумиров. Васыль Стус не является для меня ни кумиром, ни свергнутым кумиром. Прежде всего это очень интересный человек, реализовавшийся вопреки неблагоприятным обстоятельствам, а затем — отец. И субъективное знание — ты что-то видел, что-то слышал — где-то мешало, а где-то очень помогало писать. Я не верю в рацио, полагаю, во многом мы воспринимаем этот мир через эмоции. И эта эмоциональность, добавленная к научности, мне представляется очень важной.

— Насколько часто вы советовались с матерью во время написания книги?

— Абсолютно не советовался. Конечно, что-то расспрашивал... Мама по сей день не прочитала всю книгу, ей трудно это читать, поскольку это — ее жизнь. Так же, как мне иногда было трудно писать, поскольку это — моя жизнь.

— В книге довольно много деликатных моментов, в частности об отношениях Васыля Стуса с другой женщиной...

— Когда я говорил об этом еще на уровне идеи, мне сказали: а кому это нужно? Тем не менее я считаю, что человек не реализуется ни в одном аспекте вне его утверждения во всех сферах. Сфера сексуального, отношения мужчины и женщины — это одна из тех сфер, без которой нормальный человек реализоваться не может. Другое дело, как об этом писать. Мне кажется, что избранный мной способ подачи материала не самый худший и довольно корректный. Кроме того, возвращаясь к поэзии: очень многие стихотворения Васыля Стуса посвящены этой женщине, она многое пробудила в нем... И в конце концов отречение от нее именно потому, что она была далека от украинского мира, тоже помогло ему самоопределиться. Обойти вниманием эту женщину в его судьбе — значит, начать лгать, делать то, что некоторые исследователи делают с Тарасом Шевченко, когда место живого и очень интересного человека занимает полубожок.

— Можете ли вы утверждать, что написали в этой биографии все? Или какие-то интимные вещи все же сознательно оставили за кулисами?

— Полагаю, никто из тех, кто когда-нибудь брал перо в руки, не может сказать, что он написал все. Принцип отбора материала был следующим: всех важных тем, которые, с моей точки зрения, определяющим образом повлияли на формирование Стуса как личности, я касался. Как бы ни было трудно психологически — а там есть несколько таких моментов, — я эти темы освещал. В дополнительных, второстепенных темах принцип освещения был следующим: если я мог позволить себе писать все, что я знаю, я эту тему использовал. Если не мог этого сделать, я эту тему обходил.

Именно потому я не захотел писать о зоне. Поскольку не могу сегодня писать все, что я об этом знаю. Чтобы писать о зоне правду, нужно показывать, как люди падали и вставали. Но мы живем в обществе, члены которого все в душе чувствуют себя судьями. И злорадствуют, прочитав: ага, он упал, мы должны его осудить! Да ты же не был в той ситуации, не знаешь, что это такое!.. Мне кажется, эта книга максимально честная в конкретной ситуации конкретной страны. Но, действительно, многое осталось за пределами текста. Хотя, с другой стороны, я пытался исследовать мотивации и правды людей, которые когда-то были рядом со Стусом, а потом становились его противниками или предавали его. Ибо это тоже живые люди. В начале работы у меня была большая проблема: чтобы не вышло, как будто Стус великий, а вокруг бегают лилипуты. Поскольку наш мир — это тысячи и тысячи правд каждого конкретного человека.

— В свете нынешних настроений в стране приходилось слышать мнение, что Медведчук должен ответить за Стуса. Какова ваша позиция по поводу этого?

— Извините, если уж так ставить вопрос, то прежде всего за Стуса должны ответить Союз писателей, Институт литературы, многие из коллег-поэтов, а уж потом Медведчук. О нем как до, так и после декабрьских событий я говорил и повторяю: в 1980 году он выполнил определенную роль, являясь составляющей системы, которая платила ему деньги. Аналогичную роль в 1972-м выполнил Союз писателей и Институт литературы. Но мне кажется, что сегодня это в большей мере проблема тех конкретных людей, нежели общества. Поскольку общество, это толпа, тогда сидевшая в стороне и, в принципе, молчаливо соглашавшаяся с приговорами, поскольку боялась. Теперь, когда ситуация изменилась, толпа начинает давить общим мнением: давайте найдем виновных. Мы все хорошие, а Медведчук плохой. Полагаю, что искать конкретику, называть фамилии нельзя. Система действует не как безликая масса, а через конкретных людей. Но эти исполнители не всегда являются наибольшим злом, присутствующим в этом мире.

По отношению к Медведчуку у семьи есть несколько нравственных оговорок. Васыль Стус сказал, что не признает права суда его судить; два адвоката, которых он называл слугами системы и которым безразличны его интересы, отказались от защиты, а Медведчук по каким-то причинам согласился. И второе: он не предупредил маму о начале судебного заседания. А за все другое ему отвечать перед своей совестью. Я не считаю, что имею право быть его судьей.

— Остались ли для вас самого белые пятна в биографии отца?

— Конечно. Откуда брать силы, чтобы подниматься, когда нет никакой надежды, — это самая большая загадка Стуса. Его умение вставать, умение держаться, умение говорить мягкое, но очень убедительное «нет». Это удается немногим. Я пытаюсь нащупать варианты ответов без претензии на то, что именно мои варианты будут окончательными. Мы все распяты на плоти, и самые талантливые люди — тоже. Родители, которые тебя не понимают, семья, которую необходимо содержать... Как при этом всем человек умудряется выбрать основную линию своей жизни, самореализацию в ней? Но, реализуясь, становится в значительной мере эгоистом по отношению к родным — думаю, глупо об этом не писать. Это — правда жизни.

— Эта книга — не первая ваша попытка в написании биографии отца, вы этой теме посвятили немало публикаций. Не возникало ли у вас желание покончить с ней, заняться чем-то радикально иным?

— Я оставлял эту тему несколько раз, уходил в журнал «Книжник-review», на радио «Промінь»… Творчество Стуса — это вообще очень тяжелый материал, он постоянно подвергает тебя испытанию: это говорят все, кто над ним работает, в частности, актриса Галина Стефанова, Сергей Мороз, писавший музыку на его стихотворения... Но каждый раз возникала другая проблема. Мне бы очень хотелось, чтобы нашлись люди, которые поставили бы эти исследования на серьезную основу и осуществляли их без моего участия. А я бы возвращался к этому время от времени. Но когда ты уходишь, как правило, все останавливается. Как зависло издание многотомника, который мы делали с Михайлиной Коцюбинской и небольшим коллективом Института литературы. Наконец, не было и попыток интерпретировать биографию Васыля Стуса, кроме квазигероической — как он противостоял советской власти.

А мне очень не хочется, чтобы со Стусом произошло то, что, к величайшему сожалению, мы имеем со многими нашими классиками. Не я первый и не я последний вышел из школы с ненавистью к украинской классике. И я попытался заложить такой провокационный камешек, дабы максимально помешать тому, чтобы Васыля Стуса поднимали на котурны.

— Вы не считаете, что эта книга может быть воспринята как окончательное «закрытие темы»?

— Нет, к счастью, уже есть множество критических частных откликов на нее. Среди друзей отца или людей, подходящих к осмыслению его творчества с точки зрения героики. Кроме того, это все-таки первая книга, где собран огромный фактаж, базирующийся на документах. Участвуя в стусовских конференциях или даже читая научные работы, я закрываю глаза на то, что каждый труд содержит 50—70 фактических ошибок. Мне приходилось читать о днях рождения Стуса: 4, 6, 8, 12, 25 января, 1935-го, 37-го, 39-го года — и это в научных работах, со ссылками на грифованные книги! Можно писать отдельную работу с критикой ошибок, но в действительности это было бы интересно очень узкому кругу специалистов, которые, я считаю, более-менее профессионально осмысливают творчество Стуса: Михайлина Коцюбинская, Кость Москалец, Иван Дзюба... еще три-четыре фамилии добавить, и все.

— После завершения работы над этой книгой, чем вы занимаетесь?

— Год назад был учрежден гуманитарный центр Васыля Стуса, речь идет о создании музея. Сейчас мы с Сергеем Проскурней работаем над спектаклем по Стусу. Довольно часто провожу встречи с читателями: на Луганщине был, в Приднестровье, собираюсь опять ехать туда с лекциями. И есть еще одна идея, в принципе, она понемногу воплощается в жизнь: написать роман в новеллах, уже не связанный со Стусом, но связанный с тем временем. Почему-то оно для меня интереснее, чем сегодняшний день.