«ДА, СКИФЫ — МЫ»

В 44-м номере «Зеркала недели» за прошлый год была опубликована статья Александра Булавина — очень публицистичная и эмоциональная, хотя посвящена культурологическим вопросам. Конечно, очень обидно и стыдно каждый день видеть торжество и самодовольство «ничтожеств от власти», безусловное господство в обществе «культуры бандитской сходки», практику «управления стадом» как единственный политический инструмент и прочие прелести, перечисленные в статье. Обидно не только Александру Булавину, но, еще может быть, сотне или тысяче других людей. Но большинству не обидно и не стыдно. Почему?

Проблема, которую можно кратко охарактеризовать как «стадо под управлением бандитов», у Булавина выглядит сугубо украинским несчастьем. В действительности ситуация совершенно иная. То, что мы видим каждый день вокруг, это только проявившееся здесь и сейчас общее явление, существующее в культуре человечества не одно столетие. Чтобы разобраться в этом, необходимо начать с того, что в философской мысли XIX—ХХ веков получило название «культурно-исторический тип» или «тип цивилизации».

Общепринято типологию цивилизаций начинать с Освальда Шпенглера, хотя за несколько десятилетий до него эту же идею сформулировал Николай Данилевский. Однако книга Данилевского прошла мало замеченной, а Шпенглер своим «Закатом Европы» вызвал интеллектуальную бурю. Человечества как единого целого не существует, это чистая абстракция. Реально же есть группы народов и государств, объединенных сходными условиями жизни, религиозными, правовыми нормами, даже бытовыми формами поведения, которые вместе составляют единый культурный тип. Эта культура живет, развивается и умирает рядом с другими культурами, которые имеют отличные от нее признаки. То, что так противно в нашей жизни Булавину, является элементом нашей культуры, но не является элементом культуры западной.

Таким образом, проблема в том, к какой культуре (цивилизации) принадлежит наш народ и с позиции какой культуры оценивается его способ жизни. Смею уверить: мы не принадлежим к западной культуре, хотя и имеем Министерство по вопросам европейской интеграции. Также не принадлежат к западной культуре Россия, Казахстан, Иран и множество других стран и народов.

Глобальный культурный водораздел между Западом и Востоком — давно очевидное и общепризнанное явление (вспомните стихотворные строки Киплинга об этом). Культуры доколумбовой Америки и, например, Китая тоже имеют очень мало общего. Но если мы не европейцы или, по крайней мере, не западноевропейцы, то кто же? К какому культурно-историческому типу принадлежим?

Хотя в отношении украинской культуры по этому вопросу нет обширной философской литературы, он имеет почти 200-летнюю литературную традицию в отношении того типа цивилизации, к которому мы относимся. Этот культурно-исторический тип называют по-разному, например евразийский, восточноевропейский, восточнославянский, но в любом случае он не принадлежит к западной цивилизации, к которой относится Западная Европа, Северная Америка, Австралия. Он не относится и к восточным культурам, например, исламской или китайской. С последним утверждением спорить никто не станет, но отделять себя от европейцев согласятся не все украинцы. В обратном направлении, я думаю, все очевидно — западно-европейцы не считают нас частью своей культуры. Даже наши ближайшие соседи — поляки или венгры — воспринимают нас как чуждое культурное тело, и восприятие это на бытовом уровне особенно обострили за последние годы нелегальные украинские эмигранты.

Да что там массовое сознание! В «Закате Европы» Шпенглер ни на одной из многих сот страниц не упоминает нашу культуру, более того, он однозначно классифицирует всю тогдашнюю Россию как иную культуру по отношению к Европе (напомню, что «Закат Европы» написан в 1910—1918 годах): «Следовало бы вычеркнуть слово Европа из истории. Не существует исторического типа «европейца», — пишет Шпенглер. — Слово Европа и возникший под его влиянием комплекс представлений были единственной причиной, заставлявшей наше историческое сознание объединить Россию и Европу в одно ничем не оправдываемое целое… Восток и Запад — понятия, полные настоящего исторического содержания, «Европа» — пустой звук… Все, что носит имя европейской культуры, возникло на пространстве между Вислой, Адриатическим морем и Гвадалквивиром».

Проблема культурной самоидентификации группы народов, населяющих восточную часть географической Европы, на философском уровне впервые поставил, наверное, Петр Чаадаев. «Мы не принадлежим ни к Западу, ни к Востоку», — твердо и однозначно заявил Чаадаев. Затем была масса авторов, среди которых наиболее крупные мыслители — Константин Леонтьев, Владимир Соловьев, Николай Бердяев. Московское издательство «ЭКСМО-Пресс» в этом году сделало подарок любителям такого рода литературы, собрав под одной обложкой наиболее значительные произведения на данную тему (сборник «Византизм и славянство. Великий спор»).

Особенностью нашего культурного типа является его промежуточное положение между европейской и азиатскими культурами. В самом начале одной из своих интереснейших книг, «Русская идея», Бердяев постулирует факт: «Русский народ есть не чисто европейский и не чисто азиатский народ. Россия есть целая часть света, огромный Востоко-Запад, она соединяет два мира. И всегда в русской душе боролись два начала, восточное и западное». Совершенно то же самое можно сказать и об украинском народе, и о других народах, относящихся к «евразийскому культурно-историческому типу».

Как известно, коренное отличие этих культур состоит в отношении к человеческой личности: для западной культуры личность отдельного человека — это самостоятельная ценность, а для восточной отдельный человек — только средство для целей государства, общества, рода. Вл. Соловьев пишет: «Основание восточной культуры — подчинение человека во всем сверхчеловеческой силе; основание культуры западной — самодеятельность человека… Исходя из подчинения сверхчеловеческому идеалу, восточное образование выработало свой определенный нравственный идеал, главные черты которого суть смирение и полная покорность высшим силам. Легко видеть обратную сторону этих добродетелей: раболепство, косность и апатию… Добродетели западного человека — независимость и энергия; пороки — личная гордость, склонность к самоуправству и раздорам». (Вл. Соловьев. «Великий спор и христианская политика».) В большинстве случаев пренебрежение личностью характерно для русской, украинской, белорусской культуры. В этом явно видно влияние восточного типа цивилизаций. Так было всегда, так есть и сейчас, в большом и в малом. Когда наши ракетчики сбили пассажирский
Ту-154, Президент Кучма сказал, что не стоит из этого делать трагедии, мол, были ошибки и похуже. Это спонтанное, а значит искреннее высказывание, которое шокировало европейцев, — только маленький, но очень характерный штришок к повседневной картине нашей «неевропейскости» по отношению к человеческой жизни. Колоссальный диктат государственной бюрократии над народом, полное презрение чиновника к просителю, голодомор
30-х годов, военные победы над фашистами ценой десятикратного превосходства в потерях солдат — это десятки и сотни проявлений одного глобального культурного феномена, суть которого «отдельная личность — ничто».

«Хотя бы во время выборов народ нельзя игнорировать», — пишет Булавин в статье как о бесспорной истине. Да, это бесспорно, но только в западной культуре. И совсем не бесспорно — в восточных культурах, в которых власть может игнорировать народ совершенно спокойно. Веками существующее положение привело к утверждению в массовом сознании убеждения, что власть, государство — это враждебная, чуждая сила, которую нужно бояться, а при первой возможности — обманывать и обкрадывать. В этих условиях власть может одинаково безнаказанно уничтожить миллионы граждан или убрать одного неугодного и назойливого. В этих условиях царь, президент или генеральный секретарь может быть отъявленным пьяницей или патологическим садистом — народ не возмутится и не восстанет, правителю угрожает только дворцовый переворот. Люди, которые думают, что личность самоценна, в восточной и в нашей культуре являются диссидентами. Преследует их власть за это или нет — не имеет значения, в любом случае они составляют незначительное вкрапление чужой культуры в другую культуру, которая полагает позволительным бомбить жилые дома, музеи и театры города Грозного из-за того, что где-то там (а может, и не там) сидит десяток террористов.

Заявления о том, что нашим народам всю жизнь не везет с правителями: они, мол, жестокие, неумные, необразованные и так далее — крайнее упрощение. Ведь эти властители не засланы к нам из других цивилизаций, они часть нас, пусть и не самая лучшая часть. Не только власть, но и массовое сознание не ценит человеческую личность. Сравните два явления: еврейский холокост и украинский голодомор. Количество жертв — примерно одинаковое, оба события — не стихийные бедствия, а организованное людьми убийство, оба произошли примерно в одно время — 60—70 лет назад. Но холокост рассматривается евреями и западной культурой как вселенская трагедия, а голодомор даже украинским народом так не воспринимается, другим же народам нашей культуры, например белорусам, вообще слабо памятен.

Возьмем другой аспект жизни — демографический. Современная украинская демографическая картина, а также и русская, очень похожа на западную: детей мало, стариков много. Никому в голову не придет ограничивать рождаемость в Украине, не только директивно, но и методом убеждения. Совсем другая демография и семья на Востоке, даже бывшем советском, например, в Туркменистане или Узбекистане. Наличие нескольких поколений в одной семье — единственное, чем наша семья походит на восточную. Но если бы уровень доходов позволял, то украинская семья жила бы как западная, то есть взрослые дети отдельно от родителей.

Посмотрим, например, на чисто бытовой уровень культуры. Пару лет назад мне довелось лететь из Дели в Ашгабад. На соседнем кресле в самолете сидела индуска родом из Аурангабада, которая летела к мужу, работавшему несколько лет на индийском предприятии сначала в Казахстане, затем в Туркменистане. На простой вопрос, нравится ли ей жить в бывших советских городах, она ответила с неподдельным и неожиданным для меня энтузиазмом: «Очень нравится, потому что очень чисто». По сравнению с неописуемой грязью восточных городов наши города очень чисты, но нужно видеть какой-нибудь Менхенгладбах, чтобы понять, что такое действительно чистый западный город. Это тот случай, когда промежуточное положение нашей культуры проявляется с полной наглядностью.

Другой случай этого же ряда. Недавно, в преддверии чемпионата мира по футболу, Международная федерация футбола обратилась к Корее с призывом воздержаться от употребления в пищу собак, так как это неприемлемо для людей западной культуры и будет портить имидж Кореи в их глазах. Мы собак не едим. Но фильм о том, как обращаются с бездомными собаками в Киеве, шокировал западное общество больше, чем убийство Гонгадзе. Убивать собак палкой по голове, с западной точки зрения, может только психически больной человек, а у нас это повседневная работа коммунальных служб.

Приводить примеры можно долго. Сравнительное исследование культурного типа украинского народа и вообще восточноевропейских (евразийских) народов, к сожалению, не получило должного развития. Очень интересная книга Константина Леонтьева «Византизм и славянство», который по долгу дипломатической службы долго жил среди многих славянских народов и получил конкретный материал для сравнительного анализа, написана более 100 лет назад и, к сожалению, не имеет современных продолжений. Основной вывод этой книги в том, что народ России только по происхождению и языку связан с европейскими славянами, культурно-исторически европейские славяне, особенно западные, — составная часть западной культуры, а не нашей. Сегодня этот вывод еще более очевиден и подкреплен политической и экономической интеграцией западных славян в западное общество.

Мне неоднократно доводилось бывать в Польше — и в советское время, и после. Различие в культуре и экономике было всегда. После 1991 года, когда Украина получила возможность развиваться самостоятельно, многие наивно думали (и не только у нас, но и на Западе), что Украина будет приближаться к западной культуре. В действительности все произошло наоборот: различие выросло и стало пропастью. Насильственное отторжение Польши от западной культуры, которое стало невозможным после 1991 года, привело к ее стремительному возврату в родную культурную среду и, как следствие, к нарастанию различий между Польшей и Украиной.

Промежуточное положение евразийской цивилизации особенно очевидно, и даже болезненно, для украинского народа. Выдающийся русский философ Бердяев, который родился и треть жизни прожил в Киеве, вспоминал: «Наша семья, хотя и московского происхождения, принадлежала к аристократии Юго-Западного края, с очень западными влияниями, которые всегда были сильны в Киеве. Особенно семья моей матери была западного типа, с элементами польскими и французскими. В Киеве всегда чувствовалось общение с Западной Европой». Западная часть Украины, несколько веков находясь в государственных и культурных структурах западноевропейского типа, неорганична для евразийской цивилизации. Ломка западного типа культуры идет в Западной Украине уже более 50 лет, но до сих пор не закончена. Убийство Гонгадзе всколыхнуло западную часть Украины несравнимо больше, чем восточную. И не только потому, что Гонгадзе родом с Западной Украины. Реакция разных частей Украины была как бы отражением реакции Запада и России на это событие: для российского и украинского массового сознания убийство какого-то журналиста не является экстраординарным событием, даже если допустить, что оно инспирировано властью. Сохранившаяся различная социально-культурная реакция на одни и те же события в западной и восточной части Украины при определенных обстоятельствах может послужить детонатором политических действий.

Все приводимые в статье Булавина примеры, от организации концерта Долиной администрацией Президента Украины до наглости водителей машин с «крутыми госномерами», неприемлемы в западной культуре, но вполне органичны в нашей. Возмущаться ими все равно что с позиций исламского фундаментализма возмущаться тем, что в Киеве женщины ходят без паранджи. Культурно-исторические типы определенны и устойчивы: и Шпенглер, и Данилевский полагали, что эти типы вовсе не могут воспринимать черты друг друга. То, что мы видим сегодня — исторический процесс включения народов одного типа цивилизации в другую. Этот процесс «европеизации» задекларирован на уровне политических лидеров, но совершенно не виден на уровне массового поведения, даже на уровне бытового поведения этих же самых политических лидеров. Если так будет продолжаться, то Министерство европейской интеграции придется опять переименовать в Госплан. Как мы знаем, все предыдущие попытки, самой яркой из которых была попытка Петра Первого, западную культуру у нас не создали.