Борис Губанов: неиссякаемая энергия

Арзамас-16 и Челябинск-40

Борис был первым и единственным сыном в семье Губановых. Отец, известный в стране связист, надеялся, что сын продолжит его дело, но Борис, «заболев» авиацией, выбрал Казанский авиационный институт. Во время учебы выяснилось, что кроме авиаспециалистов институт начал готовить инженеров-механиков для зарождающейся ракетной промышленности.

Прежде чем стать инженером, Губанов стал отцом, и когда защитил диплом, выбрал Днепропетровск - здесь молодым специалистам гарантировали жилье в течение года. Сначала Губановых поселили в вестибюле общежития на улице Театральной, и свою первую «квартиру» Борис и Нина отгородили от вестибюля простынями. Чуть позже молодым выделили комнату в двухкомнатной квартире -16 квадратных метров счастья. Здесь Губановы прожили шесть лет, здесь у них родилась еще одна дочь. Конструкторская деятельность Губанова скрывалась завесой сплошной секретности. Он занимался разработкой головных частей (ГЧ) - важнейшего узла ракеты. На заводе изготавливали только корпуса головных частей, обеспечивавшие комфортные условия зарядам (герметичность, прочность, температурный режим и т.д.). Но даже без атомной «начинки» изготовление ГЧ считалось одним из самых секретных производств.

Первый приезд атомщиков в Днепропетровск состоялся весной 1955 года. Юлий Харитон, Самвел Кочарянц, Евгений Негин и другие разработчики атомного оружия прибыли специальным железнодорожным вагоном с усиленной охраной. В КБ и на завод их пропустили без оформления каких-либо документов в сопровождении личной охраны. Главный конструктор Янгель представил команду днепровских ракетостроителей: своих заместителей Василия Будника и Льва Берлина, руководителей завода Александра Макарова, Николая Хохлова, Якова Берлянда, конструкторов Николая Жарикова, Бориса Губанова, Юрия Сметанина, Александра Кривцова. Были уточнены увязочные чертежи компоновки зарядов, сформирован план экспериментальной отработки и летных испытаний головных частей.

В 1959 году при испытаниях ракеты Р-12 были выявлены самопроизвольные разрушения головных частей при их спуске в заданный район. Разобраться в причинах и устранить дефект поручили Борису Губанову и Александру Кривцову. С этой целью их командировали в центр разработки ядерного оружия.

Спустя многие годы, когда рассекретили атомные центры СССР, Б.Губанов рассказал о своей первой командировке в Арзамас-16:

- Нас провели по всем необходимым кабинетам, где получили «добро» на въезд в зону. Затем мы подписали личные обязательства, по которым не имели права рассказывать о месторасположении центра даже своим непосредственным начальникам. После этих процедур нам дали адрес конторы, находящейся в районе Речного вокзала. Там объяснили, куда мы должны прибыть на следующий день, назначили время.

Местом следующей встречи оказался аэропорт, куда мы прибыли заблаговременно. Сидим у статуи Сталина, читаем газеты, волнуемся, не забыли ли о нас. Ровно в восемь к нам подсел молодой человек, наклонился, назвал наши фамилии и предложил следовать за ним. Во главе с майором охраны мы последовали к самолету ИЛ-14. Перед входом у нас еще раз проверили документы. По очертаниям лесов, речушек мы пытались определить, куда летим…

Через два часа самолет начал снижаться, и мы увидели сначала одну полосу ограждения в несколько рядов колючей проволоки, затем вторую, за которой находилась посадочная полоса. Ожидали чего-то сверхнеобычного, а все было, как в других современных городах. Поселили нас в гостинице коттеджного типа на берегу живописной речушки. Люди купались, ребятишки на лужайке играли в футбол, в городке кипела обычная жизнь: переполненные автобусы, авоськи, детские коляски. Много молодежи.

В закрытой переписке город именовали Арзамас-16, в открытой - Москва-300…

…Разрабатывая различные варианты головных частей более мощного класса, Губанову пришлось наладить контакт и со вторым центром разработки ядерных зарядов, который был организован в апреле 1955 года на Урале (г.Челябинск-40, ныне г.Снежинск).

Более пятидесяти лет назад в сентябре 1957 года здесь, на химкомбинате «Маяк», произошла авария, по масштабам не уступающая чернобыльской катастрофе. Однако компартия и правительство СССР предпочли ничего не сообщать об уральском чрезвычайном происшествии, ограничившись лишь установкой табличек, запрещающих пить воду, ловить рыбу и отстреливать водоплавающих птиц. Все, кто жил в пораженных радиацией районах, так и остались там жить, как будто ничего страшного не произошло…

Порою Губанову приходилось летать в район падения головных частей - анализировать их состояние после прохождения теплонапряженного участка. Позже были разработаны парашютные средства спасения ГЧ, но до этого было еще далеко, измерения проводились дедовским способом.

...Высадив поисковую группу на полянку среди тайги, вертолетчики улетели, предупредив, что вернутся на следующий день. К тому времени группа должна извлечь капсулу с бронекассетой, на которой хранились параметры телеметрии. С большим трудом ее отыскали на глубине около восьми метров. На ночлег устроились на пригорке, думали - на одну ночь… На следующий день над лагерем появился самолет и сбросил вымпел: в связи со стихийным бедствием - наводнением в Канске - все вертолеты мобилизованы на помощь терпящим бедствие жителям. Предлагалось подождать несколько суток, хотя группа располагала незначительным запасом пищи. Несколько суток растянулись на три недели. Пришлось перейти на подножный корм - питались грибами и лесными ягодами…

Однажды ночью, сидя у костра, поисковики увидели в небе яркую вспышку и наблюдали стремительный полет огненной стрелы к Земле. Последовал мощный взрыв. Все вспомнили Тунгусский метеорит, который взорвался в этих местах…

Утром над базовым лагерем появился самолет, сбросил вымпел: состоялся очередной пуск ракеты Р-14, головная часть упала в 700 метрах от места стоянки группы. Опасаясь стрелять по квадрату, где находились люди, руководители пуска скорректировали точку падения головной части. Поисковой группе предстояло снова извлекать из воронки капсулу с телеметрической информацией. Извлекли бронекассету, вскрыли ее, а там было еще и письмо Губанову. Текст был в духе письма запорожцев турецкому султану. Представьте себе изумление и выражение лиц ракетчиков, когда это шутливое послание прочли в дремучей тайге.

К сожалению, письмо не сохранилось, а могло бы служить веским доказательством самой быстрой в мире почты: за двадцать минут - 4500 километров! Один из авторов послания, конструктор отдела головных частей С.Кузьмин, сожалел впоследствии: «Жаль, тогда мы не знали о Книге рекордов Гиннесса, а то можно было бы подать заявку!»

Надежда Янгеля

Авторитет Губанова рос стремительно. Перед началом летных испытаний унифицированных головных частей на ракете Р-14 приказом главного конструктора Б.Губанов был назначен техническим руководителем испытаний и с большой группой специалистов вылетел в Капустин Яр. Потянулись долгие дни и месяцы своеобразной полигонной жизни. М.Янгель постоянно держал под контролем ход испытаний головных частей, часто звонил из Байконура, где отрабатывалась ракета Р-16 и готовилась к летным испытаниям тяжелая базовая ракета Р-36.

В декабре 1963 года Б.Губанова избрали секретарем парткома ОКБ. Янгель видел в нем не просто толкового инженера и организатора, но и весьма перспективного руководителя. Умудренный жизнью Янгель понимал: во имя будущего Губанову важно пройти школу секретаря парткома КБ. По меркам тех лет действовал негласный закон: только тот может занимать крупную должность, кто имел опыт партийного руководства. В 1965 году Бориса Губанова назначили главным инженером конструкторского бюро.

В те годы страна спешила решить сверхзадачу - оказаться первыми на Луне. По согласованию с С.Королевым КБ «Южное» приступило к разработке «Блока Е» - посадочно-взлетного модуля лунного орбитального корабля. Понимая важность лунной программы, главный инженер, дополнительно к своим прямым обязанностям, добровольно взвалил на себя ответственность за создание «Блока Е». Уникальное творение ракетостроителей с берегов Днепра успешно прошло испытания в космосе, но так и не попало на Луну. В этом их вины нет - «подвел» носитель Н-1, которого последователи С.Королева так и не научили летать… Но «Блок Е» получился настолько технически совершенным, что его и сегодня можно использовать для освоения Луны.

В 1967 году Б.Губанова назначили главным конструктором КБ-2.

Невооруженным глазом было видно: Янгель готовил себе смену, возлагал на Губанова большие надежды. Внезапная смерть Янгеля от пятого инфаркта в день его 60-летия потрясла КБ. Вопрос о том, кто возглавит янгелевское КБ, решался на высшем уровне. Кандидатуру Губанова отклонили сразу: слишком молод, у него, как говорится, все впереди…

В семьдесят первом Борису Губа­нову исполнился сорок один год, но именно в таком возрасте Михаил Янгель стал директором НИИ-88 - головного ракетного института страны, а вскоре и главным конструктором Особого конструкторского бюро (ОКБ-586), основателем нового направления в ракетной науке и технике. Так что возраст тут был ни при чем…

Конкурент Уткина

Главным конструктором КБ «Юж­ное» утвердили Владимира Уткина - ветерана войны и КБ, дважды избиравшегося парторгом ОКБ, в последние годы - первого заместителя главного конструктора. Несколько месяцев Уткин размышлял, кого назначить своим первым замом. Не хотелось, чтобы заместителем стал его молодой конкурент, один из претендентов на пост главного. Но лучшего кандидата, чем Губанов, главный не нашел. В феврале 1972 года Бориса Губанова назначили первым заместителем начальника и главного конструктора КБ «Южное». В результате образовался великолепный тандем Уткин-Губанов, составивший целую эпоху в жизни КБ.

Целенаправленные действия новых руководителей КБ были скоординированы следующим образом: главный решал стратегические задачи, «наводил мосты» со смежниками и «в верхах», его первый заместитель решал массу внутренних проблем, занимался связью с заводом и колоссальными объемами экспериментальной отработки, летными испытаниями. Четкого разграничения действий тут не было, каждому приходилось решать любые вопросы, если этого требовало дело.

В 1973-1975 годах на полигоне Байконур проходили испытания боевых ракетных комплексов третьего поколения с ракетами 15А14 и 15А15. Губанов принимал непосредственное участие в этих испытаниях, делил все тяготы полигонной жизни с Леонидом Грибачевым, Алексеем Михальцовым, Бори­сом Гориным и другими специалистами КБ.

За личный вклад в создание самого мощного и эффективного боевого комплекса с тяжелой межконтинентальной баллистической ракетой 15А14 (в зарубежной классификации SS-18 Satan Mod.1) главный конструктор комплекса Борис Губанов 12 августа 1976 года был удостоен звания Героя Социалистического Труда.

В 1976 году конструкторскому бюро «Южное» поручили разработку боевого комплекса с твердотопливной ракетой РТ-23 (15Ж44).

Рассказывает ведущий конструктор Виталий Чеховский:

- Проектные работы по твердотопливной тематике, тянувшиеся все предыдущее десятилетие, то разгорались как костер, то затухали. Приказом министра Б.Губанов был назначен главным конструктором ракеты РТ-23. Всю свою неиссякаемую энергию Борис Иванович направлял на решение как «горячих», так и перспективных вопросов. Если по текущим вопросам работала «система» и был «порядок» (в кавычках любимые слова Б.Г.), то с идеологией проектирования было не все так ясно. Это очень беспокоило Губанова. Вместе с проектантами он искал выход из создавшегося положения. Наша первая твердотопливная ракета приобрела окончательный облик к началу 1980 года.

Благодаря усилиям Губанова, его организаторским способностям началась интенсивная отработка отдельных узлов и систем. С каждым днем ракета приобретала свой законченный вид. До пуска первой ракеты 15Ж44 оставалось десять месяцев…

В январе 1982 года приказом министра общего машиностроения Бори­са Губанова назначили первым замести­телем генерального конструктора НПО «Энергия» (в прошлом ОКБ-1 главного конструктора С.Королева). Переход Губанова в королевскую фирму всех удивил и озадачил. Что это: повышение? Перспектива? Или не сработался с Уткиным? Вопросов масса - и ни одного ответа, никаких комментариев ни Уткина, ни Губанова.

Был ли переход Губанова в «Энер­гию» неожиданностью для Уткина - неизвестно. Скорее всего, генерального предупредили. Но сделали это в последний момент, когда все уже было решено и подготовлен приказ. Самолюбие Уткина было уязвлено, но он не стал выяснять отношения с генеральным конструктором НПО «Энергия» Валентином Глушко и, тем более, с властным министром С.Афанасьевым…

Энергия Глушко

Переход Б.Губанова на королевскую фирму был вызван чрезвычайными обстоятельствами. Создание советской многоразовой космической системы (МКС) возводилось в ранг национальной программы, в реализации которой участвовало 1200 предприятий 86 министерств и ведомств. В разгар работ по МКС на космодроме Байконур одновременно трудились 32 000 строителей и 2000 монтажников. Советская ракетно-космическая отрасль еще не реализовывала столь грандиозного проекта, по масштабам и сложности равного многоразовой космической системе «Энергия»-«Буран». Работы по ее проектированию проводились под руководством генерального конструктора, академика Валентина Глушко и его первого заместителя Игоря Садовского.

Когда пришло время изготовления комплектующих, наземной экспериментальной отработки и автономных испытаний подсистем, выявилось множество нерешенных технических проблем, появились сбои в организации собственных работ и координации действий многочисленных смежников, неопределенность в действиях руководителей. Опытнейший проектант И.Садовский, в свое время высоко ценимый С.Королевым, перед масштабностью работ оказался не на высоте, решение гигантской проблемы было выше его сил и возможностей.

Глушко вынужден был сделать кардинальный шаг, заменив испытанную королевскую гвардию - П.Цыбина и И.Садовского. В конце 1981 года главным конструктором по орбитальному кораблю назначили Юрия Семенова, в начале 1982 года главным конструктором по многоразовой космической системе в целом и ракете «Энергия» - Бориса Губанова.

Борис Иванович довольно быстро разобрался с техническими проблемами, проанализировал заложенные решения, не со всеми из них согласился, но не стал ломать все и вся ради собственного самоутверждения, а энергично взялся за реализацию проекта.

История создания МКС «Энергия» довольно широко освещалась в печати, и, казалось бы, все известно. Однако, прочтя книгу Б.Губанова «Триумф и трагедия «Энергии», понимаешь, что это не так. Борис Губанов оставил нам не просто мемуары непосредственного участника исторических событий, а нечто гораздо большее: размышления главного конструктора многоразовой космической системы «Энергия».

Огромной заслугой Б.Губанова стало его неординарное решение провести летные испытания «Энергии» еще до завершения строительства стартовой системы и изготовления первого летного изделия. Суть этого предложения, сулившего экономию колоссальных средств и сокращение сроков отработки, заключалась в следующем: в качестве стартового комплекса использовать стенд для огневых испытаний, с которого произвели запуск «Энергии», проходившей стендовые испытания.

Это смелое решение Губанова вызвало бурю эмоций, страстей и непонимания. Рассуждали примерно так: «Дай бог этой ракете хотя бы улететь подальше от старта». Так думали многие оппоненты, так утверждали В.Мишин, Д.Козлов, В.Ковтуненко и многие другие. Среди тех, кто не верил, были и присутствовавшие в зале управления пуском, были хныкающие и в НПО «Энергия». О тех тревожных днях и ночах Губанов писал: «А ракета стояла на старте как Золушка на балу - красивая и загадочная. Шел неумолимый отсчет времени до старта…»

В эти напряженные предстартовые дни на Байконур прилетел генеральный секретарь ЦК КПСС Михаил Горбачев. Он посетил памятные места космодрома, наблюдал старты новых ракет, выступил с зажигательной речью перед ракетчиками. Утром 12 мая 1987 года приехал на стенд-старт «Энергии».

Из воспоминаний Б.Губанова: «Докладывать по нашей мощной ракете было поручено мне. В.Глушко был в числе сопровождающих, и у него в этом показе была своя миссия: он должен был делать заключительный доклад по совокупности разработок НПО «Энергия». Выйдя из автобуса, поздоровавшись с встречающими, Горбачев сказал, обращаясь ко мне: «Политбюро не разрешит вам пуск этой ракеты…» Ошарашенный этим, я не стал уточнять или пытаться понять причину такого сформировавшегося у него решения. Заявление от имени верховного органа было, видимо, заранее обсуждено. Очевидно, были какие-то доводы. Не было смысла начинать знакомство с этой выстраданной техникой со споров и доказательств правоты. Это произошло как-то быстро, и значение его слов осозналось позже. Поэтому я сразу приступил к докладу о ракете - габариты, масса, назначение систем, особенности, водород, криогенная температура, газовый лоток, мощность двигателей, сравнимая с Красноярской гидроэлектростанцией, расход воды на охлаждение лотка, равный секундному расходу водоподачи Москве…»

После осмотра всего комплекса я воспользовался моментом и предложил: «Михаил Сергеевич, мы находимся в двухсуточной готовности - приглашаем Вас присутствовать на пуске. Понимаем, Ваше время чрезвычайно уплотнено, но пуск-то почти эпохальный - впервые в нашей стране стартует ракета такого рода». «Если бы я был генеральным секретарем, я бы остался на пуск», - пошутил я.

«Потому ты и не генеральный секретарь, а главный конструктор», - прервал мою вольность новый председатель ВПК Зайков. Все засмеялись… Потом Лев Николаевич Зайков объяснил мне: «Неужели тебе не ясно: если останется Михаил Сергеевич на пуск и произойдет авария, то весь мир будет говорить, что даже генсек не помог, а если все будет в норме, то скажут, что генсек заворачивает гонку вооружений…»

15 мая 1987 года состоялся первый успешный пуск «Энер­гии». Командный пункт стартового комплекса взорвался аплодис­мен­тами. Стали хлопать, кри­чать, были слезы…

Среди потока восторженных статей были и такие, в которых успешный полет «Энергии» называли случайным. Главный конструктор Борис Губанов был краток: «В положительном результате первого испытания «Энергии» не было, да и не могло быть случайного. Такой случайностью могла быть только авария».

Комментируя успешный полет «Энергии», видный американский журналист и историк ракетной техники Джеймс Оберт заявил: «Никакая другая космическая держава не могла бы за такой короткий срок, начав с нуля, дойти до конструирования ракет, подобных «Энергии». Этим СССР обязан своим конструкторам и своей разведке».

В печати часто проскальзывала мысль, что Советы скопировали американский «Шаттл». По этому поводу Б.Губанов высказал интересную мысль: «Системы «Энергия»-«Буран» и «Спейс Шаттл» похожи друг на друга в той же мере, в какой советский самолет ТУ-134 похож на французскую «Каравеллу», а американский истребитель Ф-16 похож на наш МИГ-29, как английский вездеход «Лэнд Ровер» похож на американский «Джип» или на советский УАЗ-469. Чем ближе целевое применение и функциональное назначение технических систем или машин, тем более они похожи друг на друга по конфигурации, аэродинамике, даже «начинке». Но это всегда совершенно разные конструкции, несущие отпечаток особенностей и возможностей промышленности той или другой страны. В полной мере это относится также к «Энергии» и «Бурану».

Через год после первого пуска подготовили к старту и первую летную «Энергию» с «Бураном». В связи с болезнью генерального конструктора В.Глушко решением государственной комиссии обязанности технического руководителя летных испытаний возложили на Бориса Губанова. Второй старт «Энергии» с «Бураном» состоялся 15 нояб­ря 1988 года и завершился триумфаль­ной посадкой орбитального корабля в автоматическом режиме. Радость и счастье переполнили всех участников этого грандиозного события. Тогда никто еще не знал, что это была первая и последняя посадка «Бурана»…

P.S. Так завершилась одна из самых ярких страниц в творческой биографии Бориса Губанова. Он еще пытался сохранить перспективную космическую систему, разрабатывал на базе «Энергии» новые космические носители, увлекся идеей «Воздушного старта». Казалось, его энергии хватит на долгие годы, а он, не дотянув и до семидесяти, сгорел в «плотных слоях равнодушия».

Досье «ЗН»

Борис Иванович Губанов (1930-1999) - выдающийся конструктор, один из главных создателей самых мощных советских ракет SS-18 («Сатана») и «Энергия».

Родился в г.Ленинграде (ныне Санкт-Петербург). После окончания Казанского авиационного института (1953) - технолог цеха рулевых машин завода №586 (г.Днепропетровск). В том же году переведен в Серийное конструкторское бюро (СКБ-586), обеспечивавшее производство первых боевых ракет С.Королева. С 1953 года - инженер-конструктор, старший инженер, руководитель группы, начальник сектора, заместитель начальника отдела головных частей ОКБ-586 (с 1966 г. - КБ «Южное»). Главный инженер (1965-1967). Начальник и главный конструктор КБ-2 - головного конструкторского подразделения КБ «Южное» (1967-1972). Первый заместитель главного, с 1979 года - генерального конструктора КБ «Южное» (1972-1982).

Приказом министра общего машиностроения в 1982 году переведен в НПО «Энергия» (г.Калининград, ныне г.Королев Московской области). Первый заместитель генерального конструктора, главный конструктор ракетного комплекса «Энергия» (1982-1993). Руководитель коллектива разработчиков проекта «Воздушный старт» (1993-1999). Автор 150 научных работ, капитального четырехтомного труда «Триумф и трагедия «Энергии» (Размышления главного конструктора)», изданного в 1998-2000 годах.

Герой Социалистического Труда (1976). Лауреат Ленинской премии (1980). Доктор технических наук (1978). Действительный член Международной академии астронавтики (1988). Член секции АН России по проблемам освоения Марса.