БЛАЖЕН, КТО ВЕРУЕТ, ТЕПЛО ЕМУ НА СВЕТЕ…

«Застыл одним кристаллом

небосвод,

и ангелом сегодня нету дела,

что жалоба моя оледенела и,

обратившись в неживое тело,

упала камнем, оборвав полет».

День не солнечный и не яркий. Поля скошены, хоть еще не укрыты снегом, но дорога в предчувствии наступающей зимы судорожно тянется к скупым лучикам, проглядывающим из насупленных облаков, чтобы каждой клеточкой своего затянутого в асфальтовый корсет тела дотянуться до солнца, почувствовать его тепло и радость, которую несет в себе путь к Храму.

Странно все-таки устроена наша душа. Какой бы коростой жизненных неудач, разочарований и болей она не покрывалась за годы неосуществленных надежд, обесцененных идеалов, болезненных утрат, а все же стремится к той неосязаемой высоте и гармонии Веры, которая подсознательно живет в каждом сердце.

Что же лежит в основе того, о чем мы хотели забыть, не думать, стереть из человеческой памяти, награждая фразеологизмами типа «опиум для народа», «мракобесье», «бездумная схоластика»? Возможно, потребность поделиться с другими своим внутренним опытом и ощущением присутствия чего-то Высшего, открывающего двери в другие измерения? А религия — это мост от души к душе, который через поколения несет в себе таинства неизведанного, однако крайне необходимого человеку?

Именно об этом думалось мне по дороге в Почаев, светоч православия, который на протяжении столетий притягивает к себе нескончаемый поток паломников со всех уголков земли, чтобы живительной красотой своих золотых куполов и силой символов привнести смысл в деяние и само существование всего живого на земле.

Эта поездка — не сегодняшнего дня. Она произошла несколько лет назад, но в памяти осталась ярким отсветом величественности Обители Успения Божьей Матери на Почаевской горе, одном из четырех наиболее значительных русских монастырей, называемых лаврами. Казалось, даже в период хмурого ненастья это сооружение излучает свет внутреннего умиротворения, которое лечит раны, исцеляет от болей…

Отец Роман — высокий красивый монах, сам похожий на прототипов росписей храма, выполненных Н.Рерихом, В.Васильевым, В.Верховцевым, с вдохновением пересказывал мне историю этого духовного памятника.

«Волынский край, — поведал он, — был крещен вместе со всей Русью святым равноапостольным князем Владимиром. Около 1240 года на место нынешней обители пришли иноки Киево-Печерской лавры, уцелевшие после разорения Киева татарами. Они-то и дали ей название по имени притока Днепра Почайны. Тремя святынями славится этот духовный храм. Первая — след правой стопы Богородицы, явившейся на вершине горы монахам в огненном столпе (источник животворящей воды не исчерпывается и в наши дни). Вторая — чудотворный образ самой Почаевской Богоматери, привезенный в 1559 году из Греции и вскоре подаренный монастырю владелицей Анной Гойской. Третья — святые мощи игумена преподобного Иова, отстоявшего в первой половине XVII столетия обитель от еретиков».

Каждая из них имеет свою историю — возможно, легенду, возможно, правду, неподвластную прагматическому уму некоторых современников, от которых нередко можно услышать, что порыв к Богу есть не что иное, как проекция наших неудовлетворенных желаний, угнетенных импульсов земной любви. Но стоит, наверное, задать им и встречный вопрос: а не ищет ли человек и в самой любви чего-то большего, чем может она дать? Ведь так часто в ней присутствует устремление к незавершенности, печаль недосягаемости.

Сейчас в монастыре ищут свою духовную миссию около шестидесяти монахов — людей, различных по возрасту, жизненному опыту, образованию. Что привело их сюда — далеко от светской повседневности, возложивших на себя тяжкую ношу физического труда и моления за свои и наши грехи? Чувство собственного реванша над раненым честолюбием, предательством, тщетными надеждами? Но ведь не все религиозные люди были ущербны в личной и социальной жизни? Наоборот. И все же жертвовали престижем, успехами, финансовой свободой ради высших идеалов. Спрашиваю об этом отца Романа и стараюсь понять именно его — интересного собеседника, богослова, одного из тех, кто, бесспорно, имел «в миру» интересную работу, друзей, признание и вдруг — оставил все это там, за воротами монастыря, потому что осознал: ничто не приносит ему той полноты мироощущения, которое перевешивает земное одномерное существование.

«Чтоб помогать другим стать лучшими, надо и самому стать лучшим», — объяснил он свой выбор. И в этом ответе не было ни позы, ни высокопарности, ни стремления уложить в схему жизненную позицию. Это как тепло от восковых свечей, о которых писала З.Маслянникова, чьи стихи легли эпиграфом к материалу:

«Вчера в церкви передавали множество свечей «к празднику», то есть к иконе Преображения. За время литургии никак не могло столько сгореть в этих двух подсвечниках. Я смотрела на те, что горели, и думала об оставшихся лежать в ящиках. Их по каким-либо причинам никто не купит или купит про запас и никогда не использует… Главные события жизни этих свечей — рождение в цеху, упаковка, транспортировка на склад и лежание в ящике. А ведь есть свечи-избранницы, своим горением участвующие в молитве, выражающие благодарность, радость, надежду, что свеча может быть посредницей между человеческой душой и Богом в решающие моменты крещения, венчания, смерти, прощания с близкими, что она может быть мольбой и взыванием…

Так и люди часто не догадываются о своем предназначении «свечей на подсвечнике», о том, что смысл их существования — разгонять мрак зла, в котором лежит мир. Живут, мучаются, умирают не известно зачем и думают, что оберегают для себя нечто, избегая жертвенного служения.

В памятках Почаевской лавры сохранилась запись рода преподобного Иова «от года 1641-го», сделанная, очевидно, им самим. Из этого документа мы узнаем, что отца его звали Иоанном, а мать — Агафьей, и что были они, по всей видимости, дворянского рода. По мнению А.Хойнацкого, преподобный происходил из семьи тех галичан, «для которых православие и русская народность составляли наидрагоценнейший клад, и которые будут лучшими борцами за отеческие обычаи и святую веру православную, умеют передать эти же чувства и устремления своим детям и последователям». Сам Иов был настолько миролюбив и к тому же немногословен, что от него только и можно было слышать: «Господи Иисусе Христе, помилуй мне».

Однако внутренняя жизнь православных святых чаще всего остается для непосвященных тайной. О ней по-своему рассказывает только одна из пещер в Почаевской скале, куда и поныне ползком может пробраться только очень худой человек и где нет возможности ни сесть, ни лечь. Но игумен оставлял свою братию на целые дни и недели, дабы проводить их в беспрерывной молитве. От многодневных стояний ноги у Иова отекали так, что покрывались ранами, следы от которых и до сегодня остались на нетленных мощах его…

Что и говорить, для людей обыкновенных трудно понять столь жертвенный подвиг: ради чего? Кого? Ради нас, но ведь мы, к сожалению, не становимся лучшими? А, может быть, ради себя самого, для преодоления собственной самости?

Отец Александр Мень как-то признался своим прихожанам: «Люди сторонние в отношении церкви считают, что тот, кто вошел в нее, причалил «к тихому берегу», гарантировав себе беспроблемное существование. Но на самом деле происходит другое. Ведь недаром говорится об «узких путях» и «тесных вратах». Человек, принявший крещение и начавший жить церковной жизнью, хоть и получает помощь, радость, прозрение, совсем не освобождается от борьбы. Скорее наоборот: главная борьба впереди. Встреча с Богом и молитва не менее трудны, чем какие бы то ни было отношения между «я» и «ты».

Любой монастырь — это, прежде всего, большая иноческая семья, проживающая в большом доме. Эту семью надо накормить, обуть, позаботиться об этом доме. Хозяйство лавры ведут эконом и его помощник. Финансовой частью занимаются бухгалтер и казначей. Трапезой руководит заведующий.

В лавре есть также свои экскурсоводы, библиотекарь, звонарь, просвирники, привратник…

Административная и законодательная жизнь в ведении наместника; вместе с Духовным Собором он следит за ходом жизни всей лавры; под его контролем все события, происходящие в ее стенах, все послушания, здесь исполняющиеся…

Быт людей за высокими соборными стенами внешне совсем не отличается от нашего, однако разнится ориентирами ценностей, на которые направлены усилия нас, грешных, и стремящихся преодолеть в себе пороки.

Гоняясь за мнимыми прелестями материального благополучия, мы о духовном если и говорим, то как-то в суете, мимоходом. Наверное, поэтому и библейские истины «не укради», «не убий», «не возжелай жены ближнего своего» воспринимаем с усмешкой человека, высокомерно наблюдающего за непосредственностью наивных детских умов. И потому нередко измеряем добро и зло на чащах целесообразности и прагматизма. А раз так, до щепетильности ли тут? Для достижения цели все средства хороши. Ради удовлетворения политических амбиций в мире начинаются войны. Руками злоумышленников калечатся судьбы сограждан. Приобретает форму естественного атрибута жизнедеятельности державы преступность, под сенью которой воротилы «теневого бизнеса» приобретают статус чуть ли не самых уважаемых членов общества.

А где же место для самопожертвования, для «возлюби ближнего как самого себя»? Ведь любовь как целостное понятие жизни и существования — это не прибыль, а всегда растрата. Марина Цветаева, «безмерная в мире мер», писала: «Все, что не продажно, — платно… то есть за все, что не продаешь, — платишь (платишься)… Непродажных же вещей только одна: душа».

Правда, трудно понять толстокожым, что, отрешившись от собственной самости, эгоизма, обновив себя, и жизнь наша, может быть, обновилась бы, и нынешняя демократия не напоминала стареющую девушку, все еще надеющуюся найти свою судьбу тогда, как шансы ее с каждым годом все больше тают. Ведь заповеди Господни содержат в себе куда больше, чем просто философское размышление над смыслом бытия. Они — своеобразный код выживания человечества, отрешение от которого ведет к аномалиям, болезням, коллективному сумасшествию.

Академик Н.П.Бехтерева, много лет исследующая проблемы человеческого мозга и уж как никто знающая физиологию его функционирования, пришла к выводу, весьма поучительному в этом плане: «Если раньше наука противопоставлялась религии, то сейчас, хотя по инерции или осознанно все это еще происходит, наука вошла в ту фазу, когда она скорее подтверждает, прямо или косвенно, по крайней мере ряд положений религии, которые в период младенчества науки могли быть приняты только на веру… Нужна новая технология, новые идеи исследования, но надо идти в обход, подходить «с другой стороны», в том числе и с той, которая достаточно разработана религией, не боясь того, что многое в ней дается в виде постулатов…»

Конечно, насильно человека не заставишь верить в то, что он «не может пощупать». Но Господь проявляет себя не только при богослужениях и в молитвах. И каким бы атеистом вы себя не считали, но если от какого-то дурного поступка или нечестного деяния у вас защемит сердце и не даст заснуть пробуженной совести, это значит — Он говорит с вами. Так считают религиозные люди.

Что же до Почаева, то вот уже более четырехсот лет сюда идут и идут богомолы, и с каждым годом количество тех, кто хочет найти здесь утраченные идеалы, увеличивается.

«Не все до конца сознают благодать этого процесса, — как-то грустно замечает отец Роман. — Иногда Веру хотят превратить в модный атрибут, престижный имидж. Но суть состоит в том, что Христос завещал углубленному в свой эгоизм человеку Любовь как пробуждение и преодоление себя, и дал силу бороться со злом. Душа должна быть достаточно продвинутой в своем развитии для того, чтобы ощущать радость от поступков, которые ей лично не дают никаких выгод, но мир становится богаче от таких деяний любви.

Блажен, кто верует, тепло ему на свете!»...