Александр Герцен: подданство Мангупа

В 20 километрах к востоку от Севастополя раскинулось живописное горное плато. Словно остров, возвышается оно среди окрестных долин, окруженное с трех сторон скалистыми обрывами. Тут расположен один из самых интересных исторических памятников Украины — средневековый город-крепость Мангуп.

Туристы поднимаются на плато, чтобы полюбоваться волшебными видами, открывающимися с 250-метровой высоты, и осмотреть местные достопримечательности: остатки крепостных укреплений, княжеского дворца, комплекс пещерных сооружений.

А для историков Мангуп — неиссякаемый кладезь информации о нашем прошлом. Каждый год здесь работает археологическая экспедиция Таврического национального университета. Ее руководитель — известный крымский ученый, заведующий кафедрой истории древнего мира и средних веков ТНУ Александр Герцен. В этом году исполняется 40 лет с тех пор, как он посвятил себя раскопкам средневекового города. В канун юбилея исследователь рассказывает читателям «ЗН» о Мангупе, своей работе, проблемах отечественной археологии, а также о привидениях, «индейцах» и криминальных авторитетах...

— Александр Германович, Мангуп хорошо известен историкам как в Украине, так и за ее пределами. В чем уникальность этого археологического памятника?

— Да, Мангуп место удивительное... Я работаю там уже много лет и не перестаю удивляться. Каждый год приносит не только новые археологические открытия, но и новые эмоции, которые не опишешь сухим научным языком.

Фактически Мангуп сконцентрировал в себе историю не только того района Крыма, в котором он расположен, но и всего полуост­рова и Причерноморья в целом, а отсюда можно смело расширять горизонт «до самых до окраин» — до берегов Атлантики.

— Можно подробнее?

— Первое, неукрепленное поселение возникло на Мангупе еще в начале нашей эры. А в шестом веке, при императоре Юстиниане, здесь выросла крепость Дорос — звено обширной оборонительной системы, защищавшей рубежи Византии от кочевников. Построить цепь укреплений на неприступном горном плато — это была титаническая работа, достойная великой империи!

Потом был захват крепости хазарами в восьмом веке, неудачное восстание местных жителей под предводительством епископа Иоанна Готского, возвращение византийцев. Наконец, в ХІ веке здесь произошло катастрофическое землетрясение, после которого город на несколько веков обезлюдел.

Но в XIV столетии Мангуп возрождается: старая крепость стала столицей княжества Феодоро. Это, пожалуй, самая яркая страница в истории Мангупа. Княжество, занимавшее юго-западную часть Крымского полуострова, пользовалось авторитетом на международной арене: молдавский господарь Стефан Великий был женат на мангупской княжне Марии, московский князь Иван III тоже пытался высватать своему сыну невесту из мангупской династии, правда, неудачно.

А последний раз Мангупу довелось повоевать летом 1942 г. — тут находился наблюдательный пост Эриха фон Манштейна, отсюда он наблюдал за штурмом Севастополя.

В общем, как писал Лермон­тов, «все промелькнули перед нами, все побывали тут».

— И вот сорок лет назад здесь появляется Александр Герцен. Хорошо помните ту встречу, после которой вы больше не расставались с Мангупом?

— Бог ты мой, даже страшно это слышать со стороны — сорок лет... Хотя первый раз я побывал на Мангупе еще раньше, в школьные годы: мы поднимались на плато всем классом. А в 1968-м, когда я был студентом-первокурсником, состоялось второе открытие Мангупа. Тогда здесь работала экспедиция моего учителя Евгения Владимировича Веймарна. Мне поручили возглавить топографический отряд, однокурсники занимались раскопками.

Конечно, это было золотое время! Это была наша молодость, наше студенческое братство. И если говорить о чувствах, которые мы тогда испытывали, здесь было все-таки больше любви, чем холодного научного анализа. Мангуп воспринимался как рай, к этому месту влекло, что называется, сердцем. Мозги, конечно, тоже включались, но уверенно отступали на второй план.

Потом я работал в Бахчисарайском музее и продолжал исследовать Мангуп самостоятельно. А в начале 70-х меня пригласили на работу в Симферопольский университет, и уже в 1973-м удалось привезти на Мангуп студентов для прохождения археологической практики. Еще через три года я стал начальником мангупской экспедиции, с тех пор и пребываю в этом статусе.

— Много ли тайн открыл вам Мангуп за эти годы?

— В ту романтическую пору, когда я исследовал памятник в одиночку, мне посчастливилось обнаружить главную линию обороны города. Это открытие, которым я по-настоящему горжусь, сделало Мангуп самой большой крепостью средневекового Крыма.

О конкретных археологических находках мне говорить трудно — к ним ведь относишься как к детям, нелюбимых нет. Все кажется важным: и керамика, и монеты, и украшения, и надписи... И, конечно, многолетние раскопки позволили во многом по-новому взглянуть на историю Мангупа. Достаточно сказать, что в результате наших исследований он «постарел» сразу на несколько веков.

— Вы ведете раскопки на Мангупе каждый год, исключением не стали даже самые тяжелые для украинской науки времена. На чем держится экспедиция — энтузиазм рядовых участников, финансовая поддержка государства?

— Нельзя сказать, чтобы мы были избалованы государственной заботой, хотя по сравнению с «руиной» начала 90-х многое изменилось к лучшему.

Впрочем, даже в самые трудные годы мы не чувствовали себя робинзонами, выброшенными на мангупский остров. Нет, всегда удавалось получать небольшие средства из разных источников, эти поступления аккумулировались и позволяли участникам экспедиции избежать голодных обмороков.

Финансовую помощь нам оказывают Республиканский комитет по охране культурного наследия АРК, Бахчисарайский заповедник. В основном эти деньги идут на закупку продуктов. А материальную базу пополняем за счет разовых взносов. Например, цифровой техникой, видеокамерами нас обеспечили немецкие коллеги. В последнее время появились и частные пожертвования. Был случай, когда нам помог крымский бизнесмен, который когда-то давно, в конце 1970-х, побывал на Мангупе студентом-практикантом. Он все запомнил и сам предложил нам помощь, которую мы с благодарностью приняли.

— Кажется, мы плавно перешли к энтузиазму?

Вообще очень много замечательных людей, без которых нашу работу просто невозможно представить. В одиночку на Мангупе ничего не сделаешь и на себя все не возьмешь — он требует здорового, цивилизованного коллективизма.

— Вероятно, за многие годы сформировалась особая субкультура экспедиции: какие-то обычаи, традиции, фольклор?

— Понимаете, времена меняются, люди меняются вместе с ними. Студенты стали другими, они теперь более индивидуалистичны, и многие традиции, казавшиеся вечными, исчезли. Нет больше посиделок у костра, почти не слышно гитар... И все же один обычай сохраняется и поддерживается — посвящение студентов в археологи в конце практики.

Это театрализованное представление, к нему готовятся заранее, обычно выбирают объект, на котором ведутся наиболее активные раскопки. У нас есть традиционный набор ряженых — Князь, Княгиня, Епископ, Палач, Стражники, Послы. При свете факелов разыгрываются сцены из жизни экспедиции, перенесенные в средневековье, во времена княжества Феодоро. Затем начинается церемония вступления студентов в подданство Мангупа. Их приводят по одному, допрашивают, некоторых за какие-то проступки условно казнят... Словом, это целая цепь ритуалов.

Мне говорили, что многие специально приезжают на Мангуп ради посвящения. Все-таки желание стать участниками театрализованного действа заложено очень глубоко в нашем сознании. И даже маститые научные сотрудники с удовольствием принимают участие в этих представлениях.

— Многочисленные туристы, штурмующие плато, любят рассказывать о здешнем приведении — мангупском мальчике...

— Эту историю придумал в 1982 году мастер одного из севастопольских ПТУ — наш студент-заочник и большой энтузиаст Мангупа. Он привез к нам в экспедицию своих учеников. Конечно, это был не пансион благородных девиц, а сливки со дна севастопольского молодежного социума. Но ребята хорошие, бойкие. Чтобы заинтересовать этих сорванцов нашей работой, их руководитель сочинил легенду о привидении.

Смысл был такой: накануне турецкого вторжения в
1475 г. здесь жил мальчик. Его родные защищали город от врага и погибли, когда турки прорвали оборону (все подробности были умело привязаны к нашим археологическим открытиям). Сам мальчик, спасаясь от янычар, добрался до оконечности мыса. Дальше бежать было некуда: со всех сторон обрывы. Турки кинулись к нему, чтобы схватить, но вдруг скала расступилась, поглотила мальчика и снова сомкнулась. И сейчас в тихие лунные ночи можно услышать детский плач и увидеть среди деревьев белую фигурку: это мальчик бродит по Мангупу и зовет своих родных...

Появившись в начале 80-х, этот сюжет стал жить отдельной самостоятельной жизнью, постепенно видоизменяясь. И мы с удивлением узнаем от заезжих туристов все новые подробности о мангупском мальчике. Вот так и рождаются легенды!

— Реальность тоже может преподнести немало сюрпризов. Случались неординарные ситуации?

— Конечно, всякое бывало. Скажем, эпизод, произошедший в начале девяностых. Меня временно не было на Мангупе — ездил выколачивать деньги, продукты для поддержания экспедиции. Возвращаюсь и узнаю, что тут случилось ЧП: на собственном вертолете прилетал какой-то тип с сопровождающими. Начали куражиться, задирать участников экспедиции, учинили стрельбу... И обещали еще вернуться.

И действительно: вскоре на плато приземляется шикарный итальянский вертолет, из него выходит крепкий мужик в сопровождении телохранителя с бычьим взглядом. Представляется — «Женя». Как выяснилось позже, это был Евгений Поданев, один из крупнейших криминальных авторитетов Крыма, фактический хозяин Севастополя.

Я с ним вежливо поздоровался, отвел в сторонку и обрисовал ситуацию: так, мол, и так, тут устроили пальбу, об этом наверняка станет известно, у экспедиции будут неприятности, с нас первых спросят. Он машет руками — да работайте спокойно, никто вам ничего не сделает. Пренебрежительно отозвался о властях, рассказал, что с этими окрестностями связана его молодость, и пообещал поддержать экспедицию.

Поддержал он нас довольно своеобразно: привез ящик шампанского, ящик сникерсов (по тем временам — недоступное лакомство!) и подарил великолепное краснолаковое блюдо, наполненное редкими орлиноголовыми пряжками, серебряными браслетами, застежками-фибулами. Очевидно, к нему попадали вещи из разграбляемых могильников. Если судить по иностранным аукционным каталогам, все это стоило около 50 тыс. долл... Эти вещи сейчас в музее, побывали на выставках во Франции, в Италии, в Германии. А Поданева вскоре застрелили на поминках другого криминального авторитета. Вот такая необычная история.

— К вопросу о непрошеных гостях. Ваши коллеги любят поминать недобрым словом так называемых черных археологов...

— Я не могу не произнести филиппику в адрес этого словосочетания. Почему-то нет черных математиков, черных физиков, черных геологов, но есть черные археологи. За что такая несправедливость? Ведь к археологии эта деятельность не имеет никакого отношения. Археология — это наука со своими особыми методами, со своей философией, и каждая находка для нас является прежде всего источником информации. К сожалению, многие видят в нашей работе только внешнюю сторону — поиск ценных в историческом и материальном отношении вещей. На археологов смотрят с подозрением — а куда все это девается, а не обогащаемся ли мы за счет наших находок? Как-то один университетский коллега представлял меня своим знакомым: «Это Александр Герцен, археолог». — «А, черный археолог?» В общественном сознании археология стала ассоциироваться с чернотой... И меня просто коробит, когда я слышу словосочетание «черные археологи».

— Ну хорошо, будем оперировать некорректным термином «грабители». Насколько остро стоит проблема, есть ли какие-то позитивные сдвиги?

— Проблема грабительства стояла, стоит и никуда не денется — судя по тому, как относится к этому явлению государство. Нам хорошо известно, что многие чиновники разных уровней увлекаются собирательством древностей и коллекционный материал поступает к ним из криминальных кругов. Конечно, все это уголовно наказуемо, но у нас ведь многие законы не выполняются.

Правда, в последнее время вроде бы наметился некоторый сдвиг: компетентные органы развили активность, собирают информацию... Однако грабительство уже достигло грандиозных масштабов, в него вовлечены сотни, даже тысячи людей, они отлично экипированы, у них новейшие мощные металлоискатели, которые нам просто не по карману.

Увы, Мангуп и его округа тоже находятся в поле зрения этой публики.

И фактически единственный эффективный способ борьбы с грабителями — это раскопки. Чем дольше мы продержимся на Мангупе, тем меньше пострадают его памятники от грабительства. Зачастую нам остается доследовать то, что оставили нам наши предшественники — джентльмены удачи. В этом отношении мы плетемся у них в хвосте. Но, по крайне мере, мы добываем самое ценное, что дает археология, — не вещи, а объективную информацию о нашем прошлом.

— Известно, что Мангуп привлекает не только охотников за археологическими ценностями, но и публику еще более экстравагантную.

— К сожалению, да. Началось все в конце 1980-х — с экстрасенсов. Они тут буквально роились, рассказывали нам, что на Мангупе какой-то незакрытый пуп Земли, канал прямой связи с космосом, стояли заряжались. Потом внезапно схлынули — видимо, достаточно напитались энергией. Одно время к нам большими партиями приводили беременных дам, рожать в мангупской воде.

А начиная с 90-х годов началось освоение Мангупа неформалами — так называемыми индейцами. Прикрываясь лозунгами ухода от цивилизации, они жили на плато круглый год. К несчастью, наши СМИ принялись на все лады их восхвалять и рекламировать: «индейцев» показывали в новостях, у них брали интервью. А ведь по сути речь шла о настоящем бомжатнике. Да, среди этих «индейцев» встречались люди с духовными запросами, но там был и откровенный криминал, и наркотики, и попойки, и кошмарная антисанитария. Что они после себя оставляли!

В последние годы удалось оттеснить эту публику на дальние участки, но проблема все равно остается. Ведь Мангуп — не только археологический памятник, но также изумительный природный заповедник. А они там жгут костры. Пожары потом приходится тушить нам. Вывозить трупы — тоже. Каждый год Мангуп забирает две—три жизни. Гибнут, срываются с обрывов те, кто нарушает режим, — например, ночует в пещерах в нетрезвом виде. Так что у нас в этом отношении большие претензии к украинским СМИ, окружившим бомжей романтическим ореолом.

— В последние годы многие археологические памятники на территории Украины столкнулись с активным развитием турбизнеса. Наплыв туристов вас не беспокоит?

— Да нет, как раз с турбизнесом у нас добрые отношения. Экскурсанты приходят на Мангуп организованными группами, на ночлег не остаются. Мы им тут все показываем и рассказываем, они с большим интересом нас слушают. То бишь появляется возможность возобновить активную просветительскую работу, прервавшуюся в начале девяностых годов.

Если же говорить шире, то, конечно, турбизнес эксплуатирует исторические памятники и в определенной мере способствует их износу. Поэтому очень важно наладить с этими коммерческими организациями цивилизованные финансовые отношения. Ведь туристический бизнес заинтересован в том, чтобы наши историко-культурные памятники содержались в порядке, чтобы они имели привлекательный вид. Все это требует денег, и бизнесмены тоже должны внести свою лепту, принять участие в финансировании. Но это проблема не только Мангупа или Крыма — ее нужно решать в масштабах всей страны.