«Творцы Локарно»

Локарно. Маленький курортный городок с населением менее 20 тысяч человек в кантоне Тичино на юге Швейцарии. Он уютно расположился у подножия Швей­царских Альп на северном берегу озера Лаго-Маджоре. Средиземноморский климат и неповторимая красота природы ежегодно привлекают сюда тысячи туристов, из которых уже мало кто и вспомнит, что в 20-х годах прошлого века к Локарно было приковано внимание всей Европы. В 1925 году здесь состоялась международная конференция, по итогам которой были подписаны Локарнские договоры, определившие послевоенный статус границ европейских государств - вольных и невольных участников недавней бойни. Локарнские соглашения разрядили напряженность в Европе, оказав умиротворяющее действие на настроения европейцев. Современники оценивали соглашение как высшую точку в возрождении Европы и водораздел между войной и миром. Эти договоры не решали всех проблем, но обес­печивали период относительного спокойствия и стабильности, который мог быть использован для создания более эффективных механизмов обеспечения безопасности не только в Европе, но и за ее пределами. «Творцы Локарно» - министры иностранных дел Великобритании Остин Чемберлен, Франции - Аристид Бриан и Германии - Густав Штреземан были удостоены Нобелевской премии мира. Чемберлен - в том же 1925 году, «за свою роль в локарнских переговорах», Бриан и Штреземан - в следующем, «за роль в заключении Локарнского пакта и дружественном диалоге Франции и Германии после многих лет недоверия».

Остин Чемберлен

Из трех наших героев один лишь Остин Чемберлен с самого раннего детства твердо знал, кем будет, когда вырастет. И вот почему. Его отец Джозеф был одним из тех, кого называют self made man, то есть человеком, сделавшим самого себя. Получив среднее образование и не имея возможности продолжить учебу, юноша какое-то время работал в конторе отца, лондонского промышленника средней руки, но вскоре перебрался в Бирмингем, где стал компаньоном в одной из фирм. Дела шли блестяще, однако темпераментному и тщеславному молодому человеку было тесно в фабричной конторе. В Англии того времени единственной сферой, позволявшей осу­щест­вить свои честолюбивые намерения, стать «героем и лидером», была политика. Он упорно занимается самообразованием, восполняя пробелы в знаниях, развивает ораторские навыки, тщательно копит запас острот для бу­дущих публичных выступлений. Облег­чить продвижение к намеченной цели мог бы брак c девушкой «из общества», но Джо­­зеф считал, что супруги долж­ны принадлежать к одному кругу. Его избранницей становит­ся дочь зажиточного унитария Гар­риет Кенрик, на которой он и женился в 25-летнем возрасте. Гар­риет родила ему дочь Беат­рису, а 16 октября 1863 - и сына Ос­тина. Но малыш появился на свет ценой жизни своей матери - Гарриет умерла при родах. Овдо­вевшему Джозефу приш­лось взять на себя все заботы о маленьких детях. Без жены дом опустел, и 27-летним вдовцом овладело уныние. Хроническим оно, к счастью, не стало - слишком динамичной была его натура.

В 1874 году Джозеф, ставший к тому времени полноправным совладельцем компании, а не представителем своего отца в ней, как было изначально, решил продать долю Чемберленов партнерам, чтобы жить на проценты с капитала и полностью отдаться политической деятельности. Семейство получило кругленькую сумму в 600 тысяч фунтов стерлингов. Их разделили поровну между Джозефом и его братьями. Каждому досталось по 150 тысяч - деньги по тем временам очень большие. Теперь подрастающему Остину не угрожала перспектива с 16 лет работать на отцовской фабрике. Его ждал Кембридж.

Политическая деятельность Джозефа Чемберлена на первых порах не выходила за рамки муниципальных забот Бирмингема. Но войдя во вкус, он сделал все возможное, чтобы пройти в палату общин на дополнительных выборах 1876 года от Бирмингема, где вскоре стал признанным лидером левого крыла Либеральной партии. Когда же в 1880 году на очередных выборах либералы одержали крупную победу, Джо­зеф стал министром торговли в кабинете Гладс­тона. Стоит ли удивляться тому, что и сын не представлял своей взрослой жизни вне политики? Она привлекала Остина не потому, что он намеревался отстаивать какие-либо идеи или принципы. Просто так было принято в его кругу, так желал отец, к которому сын с детских лет относился с обожанием и почтением.

«Взрослея в кругу, где высокое место занимали политические интересы, и предвкушая с детских лет день, когда я стану членом палаты общин, я рано впитал и всегда хранил глубокое уважение к ее величественным традициям», - писал Остин Чемберлен впоследствии.

С будущим парламентарием, сыном влиятельного министра охотно беседовали друзья отца, бывая у него в доме, известные журналисты, лидер французских радикалов Клемансо (во время посещения Кембриджа), молодые люди, которым только предстояло громко заявить о себе в политике. За­кон­чив учебу в Кембридже, Остин в сентябре 1885 года отправляется во Фран­цию, где в течение девяти месяцев совершенствуется во фран­цузс­ком языке, изучает фран­цузскую литературу, искусство, французский стиль жизни. В будущем все это немало способст­вовало его популярности в парламентских кругах и среди ведущих дипломатов Европы. Его первая речь в парламенте, куда он был из­б­ран в 1892 году от Ист-Вустер­шира, была принята очень хорошо. Гладстон писал королеве, что Остин «показал себя человеком, на которого можно с полным основанием возлагать высокие политические надежды». Премьер-министр не преминул похвалить эту речь и в парламенте, адресуя поздравления Джозефу. Чемберлен-старший был тронут.

К 40 годам Остин сделал отличную политическую карьеру и оказался на авансцене политической жизни Соединенного Коро­левства. Он никогда не был предпринимателем, как его отец, и ему не приходилось пробивать се­бе дорогу, расталкивая конкурентов, он все получил в готовом виде - обес­печенную жизнь, за­к­рытую школу, Кембридж, парламентский мандат и даже ми­нис­­терский портфель. Парадок­саль­но, но именно поэтому Ос­тину Чемберлену была свойст­венна чрезмерная скромность, которую многие принимали за неуверенность в себе. Нет, о собст­венной персоне он был дос­таточно высо­кого мнения, но опасался, что его сочтут «слишком напорис­тым или недостаточно скрупулезно корректным и ло­яльным во всех личных отношениях». Это был нас­тоящий джентльмен, который кошку называет кошкой даже тог­да, когда падает, случайно о нее споткнувшись. Ошиба­лись те, кто считал его робким и нерешительным. Ког­да это было необходимо, Остин проявлял напористость в достижении желае­мого. Так, отправившись в 1906 го­ду на отдых в Алжир вместе со своим другом по Кембриджу, чле­­ном парламента Л.Харрисом, Остин встретил девушку, о которой тотчас же безапелляционно заявил: «Вот девушка, на которой я намерен жениться!» И помолвка состоя­лась уже через десять дней после знакомства. Айви Дандас была дочерью полковника, и вся ее родня состояла из офицеров, англиканс­ких священников и членов их семей. Через год после свадьбы у них родился первый ребенок.

В политике до самой смерти отца Остин следовал за ним, несмотря на все крутые повороты в карьере. Это доходило до крайне наивных проявлений: как и отец, он носил монокль и неизменную орхидею в петлице - к вящему восторгу карикатуристов, зарабатывавших на сатирических изображениях Джозефа Чемберлена и благодаря его сыну удвоивших свои доходы. Но пос­тоянно накапливая опыт пуб­лич­ных выступлений, участвуя в под­готовке речей Джозефа, Ос­тин упорно готовился к самостоятельной политической роли. Вско­ре после избрания в палату общин он занял пост младшего секретаря либерально-юнионистской фракции, три года спустя стал лордом Адмирал­тейст­ва, в 1900 году - финансовым сек­ретарем Казначейства. Затем были посты министра почты, канцлера Казначейства - министра по делам Индии. С 1924 года Остин Чембер­лен министр иностранных дел в кабинете Стэнли Болдуина.

Стремлением обезопасить За­пад и объединить капиталистические страны против «большевистской опасности», исходящей от Советской России, объясняется постепенное изменение позиции Остина Чемберлена по отношению к Германии.

На конференции в Локарно Чемберлен - центральная фигура. Он председательствует на первом заседании, ведет конфиденциальные беседы с Брианом и Штрезе­ма­ном. Так случилось, что дни рождения Остина и Айви Чембер­лен совпали со временем конференции. День рождения Айви
10 октября отмечали на яхте, где по приглашению Арис­тида Бриана присутствовали главы всех делегаций. Здесь в не­офи­циальной обстановке довольно легко удалось достичь окончательных договоренностей. А 16 ок­тября, в день рождения Остина, пакты, заключенные в Локарно, были парафированы. «Я прожил такие дни и праздновал такой день рождения, - вспоминал Чемберлен впоследствии, - какие никому не дано испытать дважды... Никто из нас, кто был там, никогда не забудет их». До конца дней он вспоминал события, связанные с подготовкой и проведением конференции в Локарно, как лучшее, что ему удалось сделать в жизни.

Чемберлен славился теплотой и общительностью, что снис­кало ему горячую любовь многочисленных друзей. Скончался он в Лондоне 16 марта 1937 года.

Аристид Бриан

В 1862 году в Нанте (Бретань) в семье содержателя гостиницы господина Бриана родился сын, получивший при крещении имя Аристид. Когда мальчик подрос, его отдали в школу соседнего городка Сен-Назер, а после ее окончания - в Нантский лицей, где в то время служил известный писатель-фантаст Жюль Верн. Обладая живым умом, прекрасной памятью и хорошо подвешенным языком, что впоследст­вии трансформировалось в настоящий ораторский дар, легкомысленный студент не хватал звезд с неба, так как уделял учебе гораздо меньше внимания, чем карточной игре и пирушкам в веселой компании. Диплом он все же получил и занялся юридической практикой в родном городе, где также издавал собственную газету. В конце концов интерес к журналистике и политике стал преобладать над юрис­пруден­цией. Бриан вступает в Со­циалисти­ческую партию, становится на платформу тред-юнио­низма и ратует за решительные действия, считая, что всеобщая забастовка - лучшее средство в достижении целей пролетариата. В 1894 году рабочий съезд в Нанте одобрил его предложение о всеобщей забастовке, и Бриана избирают генеральным секретарем Соцпар­тии. С этого времени он окончательно расстается с юридической практикой и всецело отдается политике.

В палате депутатов, куда он был избран в 1902 году, Бриан вскоре завоевывает славу незаурядного оратора, добивается закона об отделении церкви от госу­дарст­ва, а в марте 1906 года ста­но­вит­ся министром народного образования и культуры в цент­рист­ском правительстве Жа­на Мари Саррья­на, проводя в жизнь законы, которые отстаивал в парламенте. Прав­да, ради этого приш­лось покинуть Социа­листическую партию, выступавшую против сотрудничества с Саррьяном, так как был уверен, что взаимодействие с другими партиями приносит больше пользы, чем бескомпромиссность, проявляемая социалистами в ожидании того времени, когда в парламенте за ними будет большинство.

Необходимо заметить, что в Третьей республике, в результате сложных игр, которые вели различные политические группировки, добиваясь претворения в жизнь своих программ, правительства были недолговечны и зачастую беспомощны. В этой обстановке нестабильности Бриан свыше двух десятилетий занимал высокие пос­ты в различных кабинетах. Так, уже в октябре 1906 го­да правительство Саррьяна уходит в отставку, а на смену ему приходит правительство Жоржа Клемансо, в котором Арис­тид Бриан сохраняет свой пост, присовокупив к нему через два года еще и портфель министра юстиции. А когда в июле 1909 года па­ло и это правительство, Бриан сме­нил Клемансо на посту премьера.

Столкнувшись с кризисом в октябре 1910 года, недавний пламенный социалист окончательно расстается с социалистической идеей. Он допускал забастовку в принципе, но когда ее объявили железнодорожники, особая роль железнодорожного транспорта в национальной экономике вынудила его к жестким действиям: железнодорожники были призваны на военную службу, а их лидеры арестованы. (Не Бриана ли имел в виду Уинстон Черчилль, когда говорил: «Тот, кто не был социалистом в 20 лет, - у того нет сердца. Тот, кто остался им в 40 лет, - у того нет ума»?) После­довавшие за этим волнения привели к тому, что в феврале 1911 года Бриан оставляет пост премьер-министра.

Но уже в январе следующего года Бриан становится министром юстиции в кабинете Рай­мона Пуанкаре, а год спустя, когда того избирают президентом, снова возглавляет правительство. Всего же за свою политическую карьеру он 11 раз занимал пост премьер-министра и 25 - министерские должности в различных правительствах, из которых 14 раз - министра иност­ранных дел.

Аристид Бриан не скрывал своей неудовлетворенности Версальским договором 1919 го­да, официально завершившим Первую мировую войну, считая выполнение его условий непосильным для побежденной Гер­мании, а следовательно, и сам договор неспособным принести устойчивый мир. Поэтому, когда в феврале 1925 года министр иностранных дел Германии Гус­тав Штреземан направил французскому правительству ноту с предложением совместного договора о ненападении между Фран­цией, Великобританией и Гер­манией, гарантирующего франко-германскую границу, Бриан, возглавлявший в то время внешнеполитическое ведомст­во Фран­­ции, отнесся к этому благосклонно. Он справедливо считал, что такой пакт не будет противоречить целям французской внешней политики и, более того, может привлечь Великобританию к обороне Франции, а также убедить США стать гарантом французской безопасности. Бриан начинает переговоры со Штрезе­маном и их британским коллегой Остином Чемберленом, вовлекая в них и представителей других бывших противников Германии.

Результаты этих переговоров и были воплощены в локарнские соглашения, вошедшие в историю под названием Локарнского пакта. Для Фран­ции особенно важными были положения о демилитаризации Рейнской облас­ти, о военной помощи Франции, Польше и Чехо­словакии в случае нападения на эти страны, международных гарантиях незыб­лемости послевоенной франко-германской границы, об обязательстве Вели­кобритании пре­дос­тавлять Франции военную по­мощь в случае германской аг­рессии. На родине Аристида Бриа­на соглашения были встречены с большим одобрением, что принесло ему немалый политический капитал. Кстати сказать, финансового капитала за свою долгую политическую жизнь Бри­ан так и не нажил. Когда встал вопрос о переводе на его банковский счет крупной суммы, причитающейся нобелевскому лауреату, такого счета у 11-кратного премьера и 25-кратного министра не оказалось. Но зато он снова занял видное место в политической жизни, способствуя послевоенному восстановлению Европы.

Несмотря на престиж нобелевского лауреата, к концу 20-х годов его влияние постепенно пошло на убыль. Мемо­рандум 1930 года о Соеди­ненных Шта­тах Европы, написанный Бриа­ном и разосланный им 26 государствам, всерьез не рассматривали ни правительства стран-адресатов, ни Лига Наций. Пре­зидентские выборы в мае 1931 года он проиграл, а менее чем через год, 7 марта 1932 года Аристид Бриан скончался в Париже.

Густав Штреземан

Когда в семье преуспевающего берлинского трактирщика и содержателя гостиницы Эрнста Штре­земана в 1878 г. родился мальчик, отец был на седьмом небе от счас­тья. Дело в том, что жена Матильда родила ему уже четырех дочерей, а он так ждал наследника, которому в старости можно было бы пере­дать отцовское дело. Эрнст тут же поклялся, что его сын, в отличие от дочерей, получит образование. Ког­да мальчик подрос, его отдали в гимназию Андреаса, где он учился с большим прилежанием. Свое образование Густав продолжил в Бер­линском университете. Там он, кроме политической экономии, изучал литературу и историю, но докторская диссертация, которую Густав защитил в 1902 году, была посвяще­на рас­тущему наступлению круп­ных корпораций на мелкую торговлю бутылочным пивом в Берлине.

Получив докторскую степень, Густав Штреземан с головой окунается в деловой мир, работая сначала помощником управляющего в Ассоциации германских производителей шоколада, а через год переходит на управленческую работу в отделение Союза предпринимателей. Проявив недюжинные организаторские способности и талант убеждения, Густав всего за два года увеличил количество членов Союза со 180 до одной тысячи.

Политические взгляды Густа­ва Штреземана в то время ничем не отличались от взглядов подавляющего большинства его современников из прусской мелкобуржуазной среды. Он не сомневался в культурном и военном превосходстве Германии, был предан идеалам германского национализма и монархии.

Придя к убеждению, что меж­ду коммерцией и политикой существует прямая связь, Штре­земан выставляет свою кандидатуру на выборах в Дрезденский муниципалитет, в которых побеждает. В том же 1906 году он женится на дочери берлинского промышленника Кете Клеефельд, которая впоследствии родила ему двух сыновей.

Год спустя Штреземан становится депутатом рейхстага от Национально-либеральной партии и директором Союза саксонских промышленников. Одно­временно он редактирует газету «Саксонская промышленность».

Его выдвижение среди членов Национально-либеральной партии было стремительным. С началом Первой мировой войны Густав Штреземан, освобожденный от военной службы из-за больного сердца, становится видным парламентским деятелем, отстаивая неограниченную подводную войну и принимая активное участие в низложении правительства канцлера Теобальда фон Бетман-Гольвега, которого считал неэффективным лидером. С 1917 года Штреземан возглавляет свою партию. Он, как и прежде, - сторонник решительных действий, но все же высказывается перед коллегами по парламенту в том смысле, что Германия не должна отказываться от мира на приемлемых для нее условиях.

Когда в ноябре 1918 года германское правительство вынуждено было заговорить о перемирии, в связи с чем кайзер Вильгельм ІІ отрекся от престола, Штреземан и другие германские политики собрались в Веймаре для оформления конституции новой Германии. Год спустя Штреземана переизбирают в рейхстаг Веймарской республики, а в 1923 году, после трехлетнего пребывания во главе оппозиции, он становится канцлером Германии. На этом высоком посту Густав Штреземан не пробыл и четырех месяцев, но и за столь короткий срок успел принять жесткие меры против коммунистической революции в Саксо­нии, восстановить порядок после фашистского путча в Баварии, принять ряд мер по укреплению национальной валюты. Однако решительных действий в Саксонии оказалось достаточно для того, чтобы встревоженные социал-демократы вышли из коалиции, и вот уже Штреземана на посту канцлера сменяет В.Маркс, назначая своего предшественника министром иностранных дел. Мог ли тогда низложенный канцлер предположить, что этот пост станет для него пожизненным?

Оказавшись в новой для себя ипостаси, Штреземан пересмотрел свои былые убеждения. В политике с позиций силы он разочаровался, а на смену прежним взглядам пришло осознание того, что только при условии улучшения отношений с соседями Германия сможет восстановить экономику и смягчить суровые условия Вер­сальс­кого договора, согласно которому должна была выплатить вчерашним противникам репарации на сумму 35,5 млрд. долларов. Такой долг оказался неподъемной ношей, и в 1923 году выплата платежей Германией была приостановлена в одностороннем порядке. В ответ Франция ввела свои войска в Рур - сердце германской экономики. В следующем году союзники встретились в Лондоне для пересмотра вопроса о репарациях. Предложения международной комиссии огласил Чарльз Дауэс. Штреземан, представлявший Гер­манию, вел переговоры о выводе союзнических войск из Рура и пересмотре долга. Эти меры позволили Германии получить займы США, ускорив с их помощью восстановление своей экономики.

Благодаря плану Дауэса была создана атмосфера доброй воли, и в 1925 году Густав Штреземан отправил французскому правительству ту самую ноту, которая стала предтечей локарнских соглашений. Вернувшись из Локарно в Берлин, Штреземан сумел успокоить внутреннюю оппозицию заверениями, что пакт не означает признания спорных границ Германии, но защищает ее от вооруженной агрессии.

Свою речь на церемонии вручения Нобелевской премии мира Штреземан озаглавил «Новая Гер­мания». В ней он задавался вопросом, «заслуживает ли развитие Германии в последние годы награды, присуждаемой за мирную политику». По его мнению, «на этот вопрос отвечает сама суть германской политики умиротворения». Она отразилась в Локарнском пакте и других соглашениях. «Мы принадлежим к поколению, превращающему тьму в свет, - говорил лауреат, цитируя Гете. - Пусть эти слова окажутся справедливыми в наши дни».

После Локарно Штре­земан еще продолжал работать, несмотря на пошатнувшееся здоровье, дожил до подписания «плана Юн­га» (предусматривавшего сокращение репарационных платежей вдвое и устанавливающего дату эвакуации из Рейнской области), но не дождался вступления этого договора в силу, скончавшись 3 октября 1929 года.

Европа после Локарно

Результаты локарнской конференции удовлетворили далеко не всех. Нега­тивной была реакция Со­­ветс­кого Союза, претендовавшего на статус великой державы, но в который раз отстраненного от решения важной европейской проблемы. Сталинское руководство смущало, в частно­с­­ти, предстоящее вступление Германии в Лигу На­ций, после чего Советский Союз оставался бы единственным крупным государством не вошедшим в международную организацию. В то же время Германия, не испытывавшая иллюзий по поводу примирения с Францией, не хотела портить отношения с СССР, партнерство с которым могло бы помочь в борьбе за пересмотр Версальского договора. Поэтому во время обсуждения вопроса о приеме Германии в Лигу Наций германская делегация отказалась от автоматического участия в возможных мерах Лиги против государства, признанного агрессором, ссылаясь на свое положение как фактически нево­оруженной державы. Несмот­ря на критику такой позиции, страны Лиги согласились с германской трактовкой обязательств об участии в санкциях. Одержав такой «бонус», германская дипломатия получила возможность развития своей антиверсальской линии.

Не полагалась на поддержку союзников в германском вопросе и Франция. Французская дипломатия продолжала создавать сис­тему alliances des revers (тыловые союзы) - союзы со странами «в тылу» предполагаемого противника. Да и континентальная стратегия Лон­дона основывалась на отказе от вступления в постоянные союзы. Вместе с тем, британская дипломатия активно создавала блоки, способные ослабить ее со­перников. А именно в то время обострилось соперничество Бри­тании и Франции в Средизем­но­морье. В это соперничество свою лепту вносила фашистская Италия, открыто заявляя о своем несогласии со статус-кво в данном регионе.

Однако следует помнить о том, что середина 20-х годов минувшего века характеризовалась взаимодействием двух важных тенденций. Первую сформулировал будущий президент Чехословакии Эдуард Бенеш: она была связана со строгим соблюдением послевоенных договоров, в ходе выполнения которых должна была исчезнуть вражда между европейскими народами. Вторая, направленная на ту же цель, определялась стремлением использовать принципиально иные инструменты. В то время, когда сторонники первой настаивали на медленном развитии процесса, последователи второй хотели побыстрее покончить с наследием войны и забыть о ней. Они предлагали начать сотрудничество между всеми странами, не разделяя их на победителей и побежденных, и немедленно приступить к разоружению. В рамках второй тенденции и развился европейский пацифизм как закономерная реакция интеллекта на ужасы войны и стремление избежать ее повторения.

Особенно большое значение имели два важных постулата пацифизма. Первый заключается в немедленном отказе от войны как средстве разрешения международных споров. Второй, имеющий более узкое европеистское содержание, состоял в признании внутреннего культурного родства всех народов Европы как предпосылки для ее политического единства. Пацифисты полагали, что европейцы воюют друг с другом по той причине, что не осознают свое внутреннее родство. Соответственно, предлагалось преодолеть «особость» европейских народов, поставив общеевропейское начало каждого из них выше устремлений отдельных государств и правительств. В единении на этой основе пацифисты видели средство искоренения войн.

Локарнские договоренности стали высшим достижением творцов версальского порядка, которые впервые показали себя способными не только диктовать условия с позиции силового преимущества, но и принимать в расчет интересы слабой стороны, а также объективные потребности всего мирового сообщества. Локарнские компромиссы теоретически могли стать моделью для упорядочения международных отношений как в Европе, так и во всем мире. К сожелению, этого не произошло по той причине, что, как сказал один из «творцов Локарно» Аристид Бриан, «богиня мира требовательная любовница, требовательнее, чем богиня войны».