История одних родов

Призвание медиков — лечить и спасать человеческие жизни. Но иногда, к сожалению, случается и наоборот. Счастье рождения первенца для молодой семьи Салтыковых из Воловецкого района (Закарпатье) обернулось трагедией — через несколько дней после родов ребенок умер. Родители уверены, что произошло это из-за грубой самоуверенности и халатности заведующего акушерско-гинекологическим отделением. Который во время сложных родов буквально свернул малышу голову, а свою вину списывает на сложившиеся обстоятельства…

— Мы с мужем уже третий год работаем в Чехии, — начинает рассказывать Ульяна Салтыкова из с.Абранка Воловецкого района. — Работа официальная, есть все документы, в том числе медицинская страховка, поэтому когда летом прошлого года я забеременела, то стала на учет в родильном отделении в г.Тишнов недалеко от Брно. Регулярно посещала врача, сдавала анализы. Мне тридцать лет, это была первая беременность, я переживала, но врач всегда успокаивал: «Все хорошо — здоровая мама, будет здоровый и ребенок». Сначала я планировала рожать в Чехии, и когда пришло время, врач написал справку, мне выплатили декретные. Но потом мы с мужем решили: если все равно не могу работать, лучше поехать домой и рожать там. Я вернулась в родное село в конце декабря 2008 г., а сразу после новогодних праздников стала на учет в родильном отделении Воловецкой райбольницы. Гинеколог в районе только один — Михаил Лопит, поэтому выбора не было. Врач повертел в руках мою чешскую карточку, вернул ее и завел другую. Я ходила к нему на консультации сначала раз в месяц, а потом немного чаще.

12 мая, почувствовав приближение родов, я попросила мужа отвезти меня в больницу. Вышел М.Лопит и сказал: «У меня нет времени тебя принимать, приходи завтра». Мы приехали 13 мая. После осмотра врач сказал, что я буду рожать после обеда или вечером, и распорядился поместить меня в палату. В тот день начались слабые схватки. В ожидании прошла ночь и первая половина 14 числа, а после обеда отошли воды и начались сильные схватки. Увидев это, М.Лопит приказал: «Закройся в палате и сиди там». Схватки усиливались, боль становилась все сильнее, а ко мне никто не подходил. Я чувствовала, как двигается ребенок, и не знала, что делать — лежать или сидеть, мне никто ничего не объяснил. Временами боль становилась такой сильной, что я хваталась за батарею или крутилась в кровати как часовая стрелка. Громко кричала и звала на помощь, но никто не подходил. Когда боль утихала, я звонила маме и подруге в Харьков и спрашивала, что делать. Подруга советовала: «Ложись на кровать, тужься и рожай сама». Я пыталась, но ничего не получалось. Была только страшная боль —я не чувствовала такой никогда раньше. М.Лопит зашел лишь вечером и сердито буркнул: «Ты думаешь, что я буду принимать у тебя роды? Я работал день и ночь, я очень устал». После чего сделал мне три укола, дал попить какой-то водички и ушел. После лекарства я немного успокоилась и уснула. А ночью опять начались схватки. Они продолжались недолго, но были очень болезненными. Я кричала во весь голос, сбежались все медсестры. Но никто ничего не делал, никого не вызывал, они просто стояли и смотрели. Врач пришел утром 15 числа и поставил мне капельницу. Я просила: «Сделайте мне, пожалуйста, кесарево сечение. Воды отошли, схватки уже были, но я не могу родить сама». Он ответил: «Хорошо», и распорядился, чтобы меня отвезли в предродовую палату. Здесь я пробыла еще несколько часов. Боль накатывалась на меня волнами, но никто не подходил, чтобы ее облегчить. Через приоткрытую дверь я увидела М.Лопита и попросила воды. Слышала, как он возмущался: «Что она себе думает — я буду воду ей носить? Да кто она такая?!.» Я тужилась, но тщетно Он вернулся через полчаса и приказал положить меня в кресло. А затем крикнул: «В операционную ее». «Операционная занята», — ответил кто-то. Тогда он начал делать мне что-то вроде массажа. Ребенок не выходил, что-то мешало ему. У врача затряслись руки, он кричал на медсестер, потом прикладывал ко мне по очереди три вакуумных экстрактора, которые отставлял в сторону со словами: «Они не работают». Наконец схватил ножницы и стал резать меня внизу. Я видела все словно сквозь пелену — много крови, но боли уже не было. Почувствовала, как он с грубой силой вытащил из меня ребенка, положил на стол и крикнул: «Реаниматора и детского врача сюда!» Детский врач пришла минут через пятнадцать. «Я на почту ходила», — объяснила она свою задержку и стала поправлять перед зеркалом волосы. А на ребенка даже не посмотрела. Наконец мне сделали укол, и я провалилась в сон.

Муж и мама Ульяны все это время находились при входе в родильное отделение. По тому, как по коридору бегает встревоженный персонал, они поняли: случилось что-то непредвиденное. К новорожденному вызвали из Мукачева реанимационную бригаду, которая доставила его в областную детскую больницу. Через три дня, после выписки из родильного отделения, туда поехала и молодая мама.

— Еще в Воловце мукачевские врачи говорили, что у ребенка очень тяжелое состояние, шансов почти нет, — продолжает Ульяна. — Я видела, что у сыночка неестественно смещены ребра, по телу пробегают судороги. На второй день, когда облегчение не наступило, мама пригласила в больницу священника, который окрестил ребенка. Мы назвали его Кириллом. Я слышала, как врачи говорили между собой: «Как он мог? У нас даже 600-граммовые дети выживают, а тут умирает такой мальчик. Он же ему голову открутил…»

Через четыре дня после рождения ребенок умер. Похоронили его в родном селе матери.

— Когда начались похороны, во двор залетел разноцветный мотылек, — рассказывает мама Ульяны Анна Юрьевна. — Он был большой, словно птичка, и очень красивый. Мотылек сопровождал процессию до самого кладбища — то сидел на мальчике, который нес распятие, то перелетал на подушку к ребенку. А когда гробик закопали, сел Сергею (отцу Кирилла) на руку, затем на плечо, поднялся вверх и исчез. Сергей посадил на могилке розовый куст, и несколько месяцев он не переставал цвести. А у Ульяны началась глубокая депрессия. Она взяла из больницы пеленку, на которой в кювезе лежал ребенок, все время прикладывала к лицу и говорила: «Она так красиво пахнет». У пеленки действительно где-то две недели держался аромат, будто ее в церкви окропили миррой. Дочь все время лежала и повторяла: «Я уйду за своим сыночком». Ульяна с Сергеем так ждали этого ребенка… Я боялась, что потеряю и дочь, водила ее к монахам. В наше время осталось доверять одному только Богу.

Причиной смерти ребенка, как указано во врачебном свидетельстве, стала краниоспинальная родовая травма. Если расшифровать этот термин простыми словами, у ребенка произошел травматический надрыв второго-шестого шейных позвонков с кровоизлиянием в мозг. Кроме того на головке мальчика осталась кефалогематома от накладывания вакуумного экстрактора.

— Не могу себе простить, что мы решили вернуться домой, ведь в Чехии все было бы совсем по-другому, — говорит муж Ульяны Сергей Салтыков. Я просил врача на третий день пребывания жены в больнице: «Ульяна не может родить сама, сделайте ей кесарево». Он пообещал, но так и не сделал, только ребенка угробил. А как вел себя во время родов — кричал, оскорблял роженицу, матерился. «Тебе тогда было хорошо, терпи и теперь. Ты грешная!» Это я очень мягко пересказал его слова. Мне говорили, что он со всеми роженицами так обращается, а подчиненных может толкнуть или даже ударить. Там все запуганы. После наших родов умер еще один ребенок, тоже из нашего села. И нет никакой управы… Моя жена первые месяцы вообще не спала ночью, только молча смотрела в окно. Это была сплошная мука. Я боялся, что Ульяна сойдет с ума, и я тоже с ней…

Сам заведующий акушерско-гинекологическим отделением Воловецкой ЦРБ свои действия во время родов считает правильными.

— В данном случае травмы ребенка нельзя было избежать, — говорит Михаил Лопит. — Она произошла вследствие задержания плечиков, а это невозможно предвидеть. Если бы я мог знать, тогда, конечно, прокесарил бы, но показаний для кесарева сечения не было. При застревании плечиков нужно или плодоразрушающую операцию делать — живого ребенка убивать, ключицы ломать… И там уже до того и шло. Плечики не разворачивались, потому что врожденная патология грудной клетки была, она и мешала. Плюс обвитие пуповины вокруг шеи. Это можно было увидеть разве на очень хорошем УЗИ — во Львове или Ужгороде. У нас аппарат слабый, обвитие пуповины не видит. Я не мог предвидеть это. Считаю, что все делал правильно, согласно протоколам.

— А как насчет грубого отношения к роженице и подчиненным?

— Это все домыслы, она сама не совсем адекватная женщина. Разве мне нужно такое за 35 лет работы? Просто есть недоброжелатели, которые подтолкнули ее на это...

У.Салтыкова написала жалобу на действия гинеколога в несколько инстанций, в том числе Министерство здравоохранения. В управлении здравоохранения Закарпатской облгосадминистрации была создана клинико-экспертная комиссия, рассматривавшая роды в Воловце и сделавшая свои выводы.

— Комиссия, в состав которой вошли в том числе сотрудники профильных кафедр Ужгородского национального университета, тщательно изучила документацию и встретилась с персоналом, — говорит председатель комиссии, заместитель начальника управления здравоохранения Татьяна Мицьо. — Единственное, чего нам, к сожалению, не удалось, это встретиться с заявительницей. Есть документальное подтверждение, что она находится за границей — расписка ее родителей и справка из сельсовета. Но если заявительница согласится, мы готовы встретиться с ней. Очень сочувствуем женщине, которая потеряла своего первенца, однако было много факторов, приведших к летальному результату, — как объективных, так и субъективных. Главная претензия заявительницы — если бы ей сделали кесарево сечение, этого бы не произошло. Но кесарево сечение — это не безвредное вмешательство, которое врач должен делать по желанию роженицы. Возможно, технически ее и проще сделать, ведь операция длится полчаса, а роды — до суток. Тем более что М.Лопит достаточно опытный врач с соответствующей квалификацией, он абсолютно владеет методами кесарева сечения. Однако роженица показаний для операции (которые регламентированы четкими протоколами Минздравоохранения) не имела. Если бы врач все-таки сделал кесарево сечение… возможно, ребенок и жил бы. Однако следует помнить, что это не рутинная процедура, а оперативное вмешательство. В данном случае имело место одно из осложнений — дистоция плечиков, то есть застревание плечиков в родовых путях. Были и другие сопутствующие моменты, например, обвитие пуповины вокруг шеи. Изучив все материалы, мы пришли к выводу, что родовая тактика врачом была избрана верно. По предварительным анализам, у роженицы все было хорошо, хотя она стала на учет в 21—22 недели. Перед этим женщина якобы наблюдалась в Чехии, но никаких подтверждающих документов мы не видели, по крайней мере, она не предъявила их врачу. Есть и ряд других моментов. Например, М.Лопит категорически отрицает, что заявительница приходила к нему 12 мая, а он отказал в госпитализации. Он также отрицает оперативное вмешательство в виде эпизиотомии, то есть ручном разрезании ножницами родовых путей.

— Значит, действия акушера-гинеколога были правильными?

— Я говорю, что правильной была тактика.

— Каков же вывод комиссии?

— Что смерти ребенка условно можно было избежать при условии менее травматического извлечения плода.

— А какой это менее травматический метод, кроме кесарева сечения?

— Возможно, если бы ребенку провели кардиотокографию (но ее можно сделать лишь в Ужгороде), тогда можно было бы ставить вопрос о кесаревом сечении.

— Комиссия рассматривала факты грубого обращения врача с роженицами и персоналом?

— Возможно, это будет темой отдельного разговора. Мы будем обращаться к руководству Воловецкой ЦРБ, чтобы заслушать этот вопрос вообще. Ведь грубое обращение врача с пациентом — это не только нравственная, но и организационная проблема, нарушение приказов Миздравоохранения, где четко указано, что акушер должен корректно обращаться с роженицей.

После общения с заведующим акушерско-гинекологическим отделением Воловецкой ЦРБ и председателем клинико-экспертной комиссии остается стойкое убеждение, что оба они были, мягко говоря, не до конца искренними. Во-первых, врожденную патологию грудной клетки, из-за которой, по словам М.Лопита, возникло застревание плечиков, обязательно было бы видно на УЗИ, тогда как все анализы, в том числе ультразвуковое исследование, согласно медицинской документации, были хорошими. Во-вторых, главный акушер-гинеколог Воловецкого района некорректно употребляет медицинскую терминологию, когда говорит, что при застревании плечиков нужно было «живого ребенка убивать, ключицы ломать». На самом деле рассекание ключиц (или клейдотомия) используется и для спасения плода — после рождения плечики у новорожденного легко срастаются без каких-либо последствий для здоровья. В данном случае, очевидно, из-за слабой родовой деятельности роженицы плечики плода застряли в родовых путях, не сделав разворот. А гинеколог стал силой извлекать ребенка, скручивая ему голову. Абсолютно здоровому малышу, который рождался у Ульяны, механическим способом (скручиванием головы) была нанесена тяжелая травма (надрыв шейных позвонков), от которых он через четыре дня умер.

Что же касается клинико-экспертной комиссии, то она, судя по всему, пытается выгородить врача. Полностью оправдать М.Лопита, естественно, невозможно, потому и используются двузначные формулировки «можно было условно избежать при условии…» Во время интервью с Т.Мицьо я сообщил, что копия чешской медицинской карточки Ульяны находится при мне, но председатель комиссии не проявила к этому никакого интереса. Да и готовность встретиться с пострадавшей женщиной была выражена только для галочки. «ЗН» ведь нашло возможность выслушать У.Салтыкову. А со стороны медицинских чиновников к ней домой приходила лишь медсестра и попросила расписку, что Ульяна уехала за границу. Мама дала и телефон дочери, но никто и не думал ее искать. Хотя, как сказала в интервью сама Ульяна, если бы ей позвонили, она обязательно нашла бы возможность приехать домой или в Ужгород, и тогда многие спорные вопросы, в том числе те, которые так категорически отрицает М.Лопит, можно было бы легко прояснить. Комиссия сделала свои выводы на основании объяснений врача, показаний его же подчиненных, а также медицинской документации, которую вел тот же врач. Подобный «анализ» похож скорее на фарс, а не на объективное рассмотрение. «ЗН» неоднократно писало о врачебных ошибках, вызвавших летальный результат, которые также были предметом рассмотрения клинико-экспертных комиссий. Ни в одном случае действия врача не были однозначно осуждены, даже если впоследствии причинная связь между действиями врача и смертью пациента была установлена медицинской экспертизой. Позицию комиссии нетрудно понять: каждый такой случай — это пятно на медицине области. Именно поэтому объективность здесь вообще отсутствует.

Т.Мицьо называет М.Лопита опытным врачом с соответствующей квалификацией. А после уточняющего вопроса выясняется, что показатель младенческой смертности в Воловецком районе — самый высокий в Закарпатье, и в перерасчете на 1000 новорожденных составляет 20 единиц. По Украине в последние годы этот показатель 10—11 (для сравнения в Польше — 6,4, Франции — 3,6, Японии — 2,8).

Управление здравоохранения отправило свои выводы в прокуратуру Закарпатской области, которая переправила их в Воловецкую районную прокуратуру для принятия решения. Как и следовало ожидать, в Воловце решили отказать в возбуждении уголовного дела по ст. 6 п. 2 Уголовно-процессуального кодекса Украины (отсутствие в действиях врача состава преступления).