ЕСТЬ ЛИ У ДОКТРИНЫ ОБРАЗОВАНИЯ БИЗНЕС-ПЛАН?

Так хотелось ответить, что есть. Поскольку как же без него? Проект национального масштаба — и без бизнес-плана? Потратить год работы десятков отечественных суперпрофессионалов, наприглашать группы иностранных советников, привлечь массу сверхзанятых экспертов, израсходовать миллионы долларов и в результате получить просто документ...

Не знаю, как вы, уважаемые читатели, но я ко многим документам отношусь без пиетета. Уж сколько их прошло, так сказать, через мои глаза и шариковую ручку! У меня дома их целый музей. И доктрина 1959 года, и 1981-го, и 1994-го. Все они оказались утопическими и забытыми. Не потому что плохие — потому что не воплощены. Почему, спросите, не воплощены? А потому что не воспитаны мы с вами под каждый документ составлять бизнес-план его раскрутки. Считается: если написано и утверждено «сверху», то автоматически уже и исполнено.

Сами понимаете, как это наивно. Сколько написано хороших пьес и сценариев, сколько напридумано и изобретено! Но это будет лежать мертвым грузом до тех пор, пока не применят специальную обработку под названием «раскрутка». Ну, например, как раскручивают певца без голоса? (А ведь наше образование действительно вроде певца без голоса). Опыт бывалых людей и статистика неумолимы: интеллектуально-финансовые затраты на разработку самих идей составляют 20%, а на их раскрутку — 80%. Так что раскрутка — это бизнес.

Почему?

Почему я взялся за эту статью о доктрине образования? Да еще и неосторожно употребил применительно к образованию такое остро-бритвенное для него слово как бизнес, рискуя навлечь гнев всего отечественного учительства? Сегодня любой проект (фестиваль, стройка, турпоездка, закон, учеба и т.п.) обязательно сопровождаются ответами на следующие вопросы: что? кто? когда? зачем? где? каким образом? сколько будет стоить и что из всего этого в конце концов получится? Вот и хочу спросить вас: можно ли было ограничивать доктрину только одним первым и самым легким из этих вопросов — «что делать»?

Говорят, для доктрины не обязательно отвечать на все вопросы, у этого документа, мол, другие цели и иная судьба. Боюсь, судьба будет обычная... Но думаю, есть шанс за лучшую долю побороться.

Прежде всего надо воспользоваться тем, что на дворе XXI век. Образование, не спрашивая нас, само по себе постепенно превратилось в бизнес. Хорошо, что многие уже не боятся этого слова. Вот смотрите: из бюджета страны на образование выделяется свыше 7 миллиардов гривен. Сами родители тратят еще 5 миллиардов. А обслуживающая инфраструктура? Ремонты, мебель, компьютеры, питание, транспортировка и т д., и т.п. Огромные инвестиции!. Сегодня система образования уже не традиционное рутинное распределение ресурсов, а очень большой бизнес. В систему образования общество инвестирует значительные средства и желает на выходе иметь высококачественный результат. Это и есть цивилизованный бизнес. А цивилизация — такая стадия развития общества, на которой ничего нельзя сделать без финансирования.

В доктрине образования все слова правильные. Они написаны умными, знающими, совестливыми и заботливыми людьми. Эти 12 страниц убористого текста подводят итог пониманию образования XX века. Прошедшего века. Однако в них нет свежего ветра, ветра перемен. Ведь нельзя же всерьез планировать на 20—25 лет вперед, призывая уравнять зарплату учителей со средней зарплатой по нашей разгромленной промышленности. Как всегда, мы обещаем исходя из наших надежд, а делаем все исходя из опасений, что не так поймут. Но доктрина не должна превращаться просто в сборник «полезных советов». Поэтому то, что я буду писать дальше, не для слабонервных. Кое-кому можно, пожалуй, и не читать.

Что?

Если рассматривать систему образования как фабрику по производству знаний и выращиванию умных, деятельных, умелых и патриотичных молодых людей, то бизнес-план для этой задачи составить не так уж сложно. Правда, придется чуточку перекроить наш «нафталинный» менталитет, так же как лионским ткачам пришлось это сделать в XVII веке. Помните, они тоже не хотели переходить на использование станков, ломали их и всячески восхваляли ручной труд.

Если венцом 12-летнего обучения в нашей многострадальной школе по-прежнему будет «аттестат зрелости», а самой зрелости не будет, то зачем плодить новые бумаги? Вы себе представляете, ежегодные инвестиции в систему образования — 15—20 миллиардов гривен, а на выходе — никому не нужный товар?

Чтобы доктрина образования стала «живой», необходимо иметь техническое задание или социальный заказ на ее конечный продукт. То есть надо ответить на вопрос: что мы хотим получить в виде конечного результата? Разве это не интересно? Советская школьная система, кстати, такой социальный заказ имела и с поставленной задачей прекрасно справлялась. В качестве конечного продукта тогда требовалось вырастить комсомольца, стремившегося поступить в институт.

Сегодня социальный заказ иной. И хотя у всех четырех участников образовательного процесса (учителей, учеников, родителей и правительства) мотивации разные, все сходятся в одном. Желательно, чтобы к окончанию школы человек имел здоровье, а после института (или без него) — работу. Поскольку сейчас нет ни здоровья, ни работы. Цель образования уже не знания, а действия. Причем действия, основанные на новых знаниях, а не на заучивании средневековых догм. Вот это — достойная программа на 25 лет. Она повлечет за собой кардинальные структурные изменения в том, чему учить и как учить. И как преодолевать устоявшиеся стереотипы.

Хочу привести пример. Во всех странах мира дети учат биологию. Однако в Австралии половина учебного курса по биологии посвящена теме спасения китов. Возможно, это связано с тем, что для них данная тема актуальна. Возможно, на другие темы у них остается меньше времени. Вот такой у них перекос. Во всем мире дети изучают и химию. В химии, как известно, несколько разделов: органическая, неорганическая, коллоидная, физическая, радиационная. Так вот, в Украине последний раздел в школе не изучается вообще, его в программе нет. Для нашей чернобыльской страны вышеназванная тема не актуальна...

Поэтому, когда я говорю о бизнес-плане доктрины образования, я обращаю внимание на необходимое перераспределение акцентов. Во всем. И в первую очередь, в социальном заказе. Таких акцентов я могу набрать больше двадцати, да и вы, уважаемые читатели, наверняка добавите не меньше.

Как учить?

Ну, ясное дело, уже не по книжкам. Во-первых, их, учебников, не хватает и по всему видно, никогда хватать не будет. Через 25 лет выучивание параграфов, скорее всего, станет анахронизмом. Если компьютерная техника за предыдущие 25 лет выросла от нуля до Интернета, то за последующие 25 лет ее «прирост» будет никак не меньше. Вот вам и вторая структурная перестройка. И речь идет не о том, что каждая школа должна иметь компьютерный класс или о том, как это дорого (о финансировании чуть позже). Речь идет о том, что у нас для этих компьютеров нет мультимедийных учебных программ, по которым можно учиться в сто раз эффективнее, увлекательнее и полезнее. Установление пропорции между компьютерным и ручным трудом — и есть задача доктрины. Впоследствии это повлияет на переориентацию полиграфической промышленности, переспециализацию педвузов, объемы и структуру финансирования, фонд оплаты труда.

Кроме того, разве можно выстраивать доктрину национального образования (естественно, с преимущественным обучением на украинском языке) и не учитывать, что все компьютерные программы существуют только на английском и частично на русском языках? Сколько денег и времени нужно будет отвести на украинизацию компьютерных программ? А может, это обстоятельство учитывать не надо? Тогда мы вынуждены будем учить детей или по устаревшим украинским учебникам, отставая от всего мира, или по новым компьютерным технологиям, но, увы, не на нашем языке. Данную измененную пропорцию и должна указать доктрина. В этом, собственно, и заключается ее основная функция. И смелость.

Кто?

Кто будет учить, кто будет организовывать менеджмент и кто будет отвечать за конечные результаты? Это — ключевой раздел любого бизнес-плана. И вообще — на кого нацелена доктрина, кто ее главный потребитель, кто будет благодарен авторам за то, что она появилась и помогла?

Хотел написать, что учить будут, конечно, учителя... Но осекся. Если бы по-прежнему существовал старый социальный заказ, они, учителя, были бы на высоте. Никто не может с ними соревноваться в знании прошловековых учебников и заскорузлых параграфов, задач и упражнений. Но в новые времена наши замечательные учителя все больше и больше отстают от своих учеников, и отстают безвозвратно. Ученики в большинстве случаев лучше разбираются в компьютерах, музыке, спорте, автомобилях, мобильных телефонах, моде, Интернете.

Кстати, я не одинок в своих исследованиях. Три года назад аналогичная доктрина образования «повисла» над Великобританией, где система образования неожиданно подползла к своему кризису. И нашелся профессор Деаринг, не постеснявшийся сделать на всю страну доклад, обрушивший все канонические представления о том, как им жить с этой системой дальше. Деаринг предложил уволить треть английских учителей из-за их профнепригодности, вторую треть переучить, а оставшуюся треть — вознаградить.

Предвижу возражения и гнев читателей, которым невыносимо слышать упреки в адрес их заслуженных наставников. Но прошу быть милосердными не только к страдающему классу учителей, но и к страдающим нашим детям! Страдающим от немощных учителей, сдерживающих развитие ума, характера и менталитета юношества.

Вы спрашиваете, кем их заменить или «заместить»? Это как раз не проблема. В условиях массового производства (а наша школа так, кстати, и называется — массовая) невозможно везде применять сплошной ручной труд. Ручной труд учителя (точнее, он называется «горловой») частично должен быть вытеснен машинным трудом — компьютерным, стендовым. А учитель нужен, как тренер в спорте: доводить до совершенства индивидуальные особенности своего подопечного. Об этом, собственно, мечтают все родители: чтобы к их ребенку был индивидуальный подход. В условиях массовой школы данное противоречие невозможно разрешить. А по предлагаемой нами модели уже есть обширный положительный опыт. Вот эту новую пропорцию между массовым обучением и индивидуальным увидеть бы в доктрине.

Конечно, все новое всегда сталкивается с ожесточенным сопротивлением. Компьютеры, мобилки... Говорят, они вредны... Но я помню время, когда запрещалось писать шариковыми ручками из опасения, что испортится почерк. И нас заставляли пользоваться перьевыми ручками с прокисшими тянущимися фиолетовыми чернилами из конусообразной чернильницы. Ну и где теперь те чернила? И что было бы, если тогда написанная доктрина образования предполагала бы улучшение качества чернильницы и увеличение производства перьев?

Мы так привыкли к догмам и штампам, что повторяем кем-то выпущенную на волю цитату: учителям надо платить как рабочим в промышленности. А кто-нибудь задумывался над тем, что у рабочих 41-часовая неделя, а у учителей — всего 18? Кстати, у шахтеров и врачей — 35. Объяснение, что учителям надо готовиться к урокам и проверять тетради, справедливо. Однако и врачи готовятся к операциям, да и шахтерам приходится несладко до спуска в шахту и после подъема. Я уже не говорю о риске тех и других. Так вот наша доктрина никак не сбалансирована. Смотрите, сколько внимания (и справедливо) уделяется социальным гарантиям и защитам преподавателей, но ни слова об объеме их работы и новых функциях — как учителей, так и школьных (университетских) менеджеров.

Что я имею в виду? В последнее время с целью осовременивания школы, ее технического переоснащения и внедрения компьютерной грамотности, спонсоры уже не сильно утруждают себя вопросом — что подарить той или иной школе? Раньше дарили обои, потом телевизоры, теперь — компьютеры. Но знали бы вы, уважаемые родители, какова дальнейшая судьба этих компьютеров! Учителя, которые должны (обязаны!) владеть компьютером в совершенстве, то есть быть компьютерно грамотными, сами их боятся как огня, комплексуют и испытывают страх перед каждым нажатием клавиши или мышки.

Значит, труд учителя в доктрине должен быть переосмыслен, ему следует отвести новую роль — более значимую, более высоко оплачиваемую, но для гораздо меньшего количества учителей. Учителей, соответствующих своему времени и способных научить детей тому, что этим детям жизненно необходимо. Тогда все станет на свои места: лучшие будут достойно вознаграждены благодаря пропорции «зарплата—качество».

Когда?

Если доктрина будет «принята», то когда и какими этапами ее внедрять? Должен уточнить: если бы существовал бизнес-план, этот вопрос не стоял бы. Любой технолог вам скажет, как внедряются новые экспериментальные технологии — поэтапно. Утверждаются «зоны прорыва» в выбранных регионах и список так называемых пилотных школ. Например, в каждой области по десять школ (при помощи тендера). И в течение трех лет осуществляется первый этап. Потом после национальной конференции и всенародного обсуждения — расширение фронта до 20% школ на пять лет. И затем еще один пятилетний период, когда большая часть всех школ перестроится на новый лад. В оставшиеся 12 лет будут выращиваться плоды доктрины, которые как раз и созреют к концу заявленной 25-летки. И можно будет сравнить результаты, упущения и достижения.

Не надо думать, что у нас это будет первый в мире эксперимент. Я, например, активно участвовал в подобном международном проекте по реформе национальной системы образования Норвегии. И там все делается по уму, по бизнес-плану.

Сколько это будет стоить и откуда возьмутся деньги?

Этот вопрос волнует всех и всегда. Без ответа на него у вас никогда не примут никакого проекта и не выделят финансирование. Не говоря уже о кредите. И кредите денежном, и, кстати, кредите доверия. С самого начала хочу сказать: эта задача — финансовая — нам посильна. И не такие задачи решались. Я высказываюсь столь уверенно, как человек, реализовавший множество успешных бизнес-проектов, постоянно наблюдающий за успешными делами своих предприимчивых и удачливых коллег.

Так вот, опыт свидетельствует, что деньги не всегда главное. Администрация Клинтона выделила 60 миллиардов долларов, чтобы ликвидировать безграмотность своих сограждан, и... никакого толку! Следовательно, успех зависит не только от количества денег, а от того, с умом дело делается или без ума. Количество же денег на реализацию доктрины будет зависеть от того, какую планку она установит: по минимуму, по максимуму, или «как получится».

По отдельным фрагментам доктрины можно будет использовать эффективные малозатратные технологии, по другим — придется раскошелиться. Но в целом, по моим расчетам, реализация доктрины может потребовать на 25-летний период примерно восемь миллиардов евро.

Болевые точки

В любом бизнес-плане указываются узкие места, болевые точки. Наша доктрина пока избегала их упоминания, возможно, из-за ограниченности места. Но, что делать, они ведь существуют — эти болевые точки, и все о них знают, говорят или шепчутся. Рассмотрим главные. В Украине проблема №1 — провинциальные школы. Их 15 тыс. и каждая — ноющая рана. Есть ли способ кардинально улучшить их состояние? Конечно есть. Еще одна болевая точка — платное обучение. Есть ли способ примирить взгляды в обществе на эту болезненную рану? Конечно есть. У нас болевая точка — учебники, и не только их постоянный дефицит и дороговизна. Есть ли способ кардинально улучшить ситуацию? Конечно есть.

Какая от всего
этого польза?

Как-то так получилось, что на бестолковые шоковые реформы народ ответил... тягой к образованию. Моей целью не было рецензировать или критиковать доктрину образования или предлагать альтернативный вариант. Я хотел привнести в доктрину ветер XXI века. Теперь не надо условно и искусственно приравнивать образование к промышленности, следует планировать так, чтобы вся отрасль образования стала полноценной, современной отраслью народного хозяйства. Это единственный способ избавиться от остаточного принципа распределения крох бюджетных средств. Но если так, то образование, так же как и промышленность, должно стать бизнесом. Тогда к нему придут деньги, исчезнет нищета. Тогда к нему потянутся новые технологии, исчезнет отсталость. Тогда труд учителя будет высоко оплачиваем, исчезнут забастовки.

Зачем?

«Зачем все это нужно?», — спросите вы. И будете правы. И, кстати, поинтересуетесь, какое место занимает доктрина в законодательном поле: между Конституцией, законом об образовании, указами Президента, распоряжениями министра, подзаконными актами?.. Несмотря на все попытки, вышеперечисленные документы так и «не принесли счастья». А терпеть постоянно ноющую боль долго не может никто. Поэтому попытки сделать систему образования удобной для родителей, полезной для детей, выгодной для учителей и престижной для правительства будут предприниматься до победного конца.

Я думаю так: рассматриваемая доктрина — переходный период от системы иждивенчества (когда все у всех просят и никто никому не дает) к системе здравого смысла (когда просить не надо, потому, что «само все делается»).

Кроме того, доктрина — не документ. Это катализатор дискуссии в условиях, когда многие ценности в обществе поменялись (неожиданно ворвался рынок, стремительно внедрились новые технологии, исподволь изменилась мораль, охладились отношения между людьми, беспрецедентно усилилось иностранное влияние, стойко утвердилось национальное самосознание), а школа «...и ныне там».

И, наконец, несмотря на непрекращающееся ворчание скептиков, надо понять: постепенное превращение отрасли образования в полноценный бизнес неминуемо. А как сказал один современный классик, в таком случае «без бизнес-плана ты просто турист».