ДУМА ПРО УКРАИНСКУЮ СТЕПЬ

Почти треть территории Украины расположена в пределах Степной зоны

(еще такую же часть занимает Лесостепь)

А нглийским энциклопе-

дистом Алланом подсчитано, что в научной литературе существует по меньшей мере 54 значения термина «степь». Наиболее ходовое представление обычно ассоциируется с необозримыми равнинами, распространенными в средних широтах и покрытыми травянистой растительностью. В Евразии это - степи, в Венгрии - пушты, во Франции - ланды, в Северной Америке - прерии, в Южной - пампасы и льяносы, в Австралии - даунленды, в Южной Африке - горные вельды. Причем, в зависимости от почвенно-климатических особенностей, различают степи настоящие и луговые, засушливые, сухие и опустыненные.

Зона украинских степей, климатические условия которых несколько мягче, чем в других частях степей Евразии, расположена к югу от линии Котовск - Кировоград - Знаменка - Полтава - Харьков - Волчанск.

С точки зрения ботаников, украинская степь - это особый тип растительности, называемый многолетними ксерофитами. Именно им обязано своим происхождением основное богатство степи - самые богатые и самые мощные на земном шаре плодородные черноземные почвы. Именно наличие и качество чернозема в свое время обусловили качественный скачок в человеческой цивилизации - переход от кочевого животноводства к растениеводству. Благодаря именно этим, знаменитым почвам украинская степь-кормилица стала колыбелью самой передовой - Трипольской - культуры земледелия, производителем лучших в мире пшениц, хлебной корзиной Европы, житницей Российской империи и Советского Союза.

Однако окультуренные земли лишились своего привычного зеленого покрова. Так что архаичное название этих территорий - «степной пояс» впору менять на «зерновой клин». Ведь от целинной степи остались лишь отдельные нераспаханные клочки - брызги древнего ковыльного моря.

Степи, воспетые в древних летописях и былинах, сегодня можно разыскать разве что на специальных исторических и географо-ботанических картах. Ведь уже в прошлом веке их певец Николай Гоголь, воскликнувший: «Черт вас возьми, степи, как вы хороши!», вынужден был писать их портрет не с натуры, а по памяти, сохранившейся в народных преданиях. Бескрайнее ковыльное море было скорее гиперболой, плодом творческого воображения художника, подобно его же образу редкой птицы, способной перелететь Днепр-Славутич.

Поэтому сразу определимся с предметом нашего разговора. О чем пойдет речь? О бывшем Скифском тетрагоне - безлесном квадрате, навечно прописавшемся на страницах четвертой книги «Истории» Геродота Галикарнасца - «Мельпомены», о Диком поле, некогда занимавшем всю территорию от Тира (Днестра) до Танаиса (Дона), или о том, что реально осталось от всего этого в итоге многовековой агрокультуры.

Е сть такая наука - сте-

певедение. В 1936 г. вышла в свет классическая монография В.В.Докучаева «Наши степи прежде и теперь». В Украине исследования в этой области ведутся в Институте ботаники им. Н.Г.Холодного Национальной академии наук, в частности, коллективом исследователей экологии фитосистем, под руководством доктора биологических наук, заместителя директора института по научной работе Якова Петровича Дидуха.

Выявление всего комплекса причин бедственного положения степи потребовало нового взгляда и нового подхода к этому природному феномену. Стало ясно, что степь - нечто гораздо большее, чем одна из географических зон умеренного пояса с характерной для нее флорой. Сегодня ученые разных специальностей все более сходятся на том, что степь - это сложная, многокомпонентная, наиболее пульсирующая по всем показателям экосистема.

Степная растительность оказалась по сравнению с лесной очень уязвимой. Наиболее характерный тому пример - ковыль, ставший своего рода эмблемой степи. Он может расти только в условиях умеренного выпаса, а после распашки и вовсе не растет. Подсчитано, что демутационный (восстановительный) цикл степной флоры длится от 50 до 100 лет. Еще десять лет назад в подготовленной Институтом ботаники украинской «Зеленой книге» - этом первом в мире такого рода издании - перечислено 21 редкое, исчезающее и типичное, нуждающееся в охране степное растительное сообщество. Каждое из этих сообществ (фитоценозов) формировалось вокруг того или иного фонового (господствующего) вида растительного покрова. Так вот, в ту «Зеленую книгу» были занесены уже тринадцать формаций ковыля: украинского, понтийского и днепровского, красивейшего, камнелюбивого и гранитного, волосистого и опушенного, перистого и узколистного, Браунера, Лессинга и Залесского.

Еще в начале 30-х годов нашего столетия в междуречье Стрыпы и Серета (ныне это Теребовлянский район Тернопольской области) существовала ковыльная степь Пантелыха, последнее пристанище степей Волыно-Подольской возвышенности - одного из самобытных типов растительности Западной Подолии.

Знакомство с «Зеленой книгой», которая уже вскоре может превратиться в мартиролог, наводит на грустный вывод: с точки зрения ботаники, степь как зону мы практически потеряли. Что же ее погубило?

Прежде всего, конечно же, плуг. Им распахано все, что только можно было распахать. Экстенсивное и отвальное, наносящее земному телу раны, напоминающие те, что остаются после разрывных пуль «дум-дум», земледелие породило цепную реакцию ветровой и водной эрозии почв. Последствия этих явлений печально известны: это пыльные бури и прогрессирующая сеть оврагов.

Деформировавшая естественный плодородный слой пахота привела к его истощению. А главное - разрушила сам механизм самовоспроизводства чернозема, погубив его «сырьевую базу» - тысячелетиями произраставшие там травы. Черноземный слой, на образование каждого сантиметра которого уходило около столетия, тает на глазах. Гибнет основное богатство степи. Чуть ли не половина степных почв подвержена эрозии и все - деградации.

К ак спасти почву? Тео-

ретически это просто: надо, чтобы культурные экосистемы продолжали функционировать как природные. На практике же реализовать этот принцип нелегко. Исторически сложилась в общем-то безграмотная монокультурная система земледелия. При возделывании одной и той же сельскохозяйственной культуры почва эксплуатируется на износ. После уборки той или иной «королевы полей» истощенная земля чаще всего пустует.

Для постоянного восстановления почвенного потенциала необходимы многокомпонентные культуры. Кое-где в Европе для заполнения свободных экониш стали применять даже подсев сорняков. Создаются специальные заповедники сорняков, крестьянам раздают семена «дикарей».

Ученые киевского Института ботаники считают, что в каждом административном районе республики следовало бы иметь хотя бы по одному грамотному экологу. Иначе не остановить рьяных «энтузиастов», и поныне увлеченных идеей коренного преобразования природы. Ведь одно дело - создать защитные лесополосы и другое - превратить степь в лес. А на Луганщине именно так и поступили. На меловых склонах в бассейне Деркула стали устраивать террасы с сосновыми насаждениями. Промоины, образовавшиеся при первых же дождях, усилили эрозию склонов. Пойму то и дело заливают меловые потоки. Вот и выходит, что стояла белая гора и никому не мешала, а теперь она губит расположенные у подножий луга.

Степь более ранима, чем лес, и при выпасе скота. Без преувеличения можно сказать, что перевыпас для нее страшнее танковых колонн. Стада овец, например, за два сезона могут уничтожить весь травяной покров, выбить его до голой земли. По мнению некоторых ученых, пустыни на всей планете созданы... человеком. Стада сельскохозяйственных животных (коров, овец и коз) съели весь растительный покров, разбили копытами дерновину, а ветры и дожди унесли незащищенный плодородный слой почвы. Собственно, это и произошло с Черными землями в Калмыкии: сотни тысяч овец вытоптали их, превратили в пустыню.

А еще мы погубили степь водой, своим неуемным желанием вволю напоить ее. На деле же оказалось, что утоляли не столько ее жажду, сколько свою жадность.

Ч умаки, пересекавшие

Дикое поле, вывозили оттуда не самые приятные впечатления: выжженная солнцем земля, где уже к середине лета не встретишь ни одной зеленой былинки, казалась «гиблым» местом, пригодным разве что для кочевников, но не для оседлой нормальной жизни.

Основатель асканийского оазиса Ф.Фальц-Фейн, ставший пионером крупномасштабного освоения таврических степей, вряд ли предполагал, что после первой пробуренной им артезианской скважины начнется водный бум. Степь буквально стали заливать водой. Через бывшее Чистое поле были прорыты оросительные каналы. Забили фонтаны денно и нощно работающих дождевальных установок. Для их постоянного питания перегородили в нескольких местах главную реку республики, создав гигантские днепровские водохранилища-накопители. При этом затопили поймы, погубили естественные луга, серьезно подорвав одновременно и овощеводческую и животноводческую кормовую базы.

Собственно, степи погубила не сама по себе вода, их напоившая, а бурно заявивший о себе процесс засоления почв. Чрезмерный полив полей привел к мощному подсосу глубинных солей: ведь наши степи - это бывшая территория древнего Сарматского моря. Масштабы этого явления приобрели за последние годы катастрофический характер: северная граница засоления переместилась уже на территорию Донбасса. Причем обратный процесс - рассоление - уже невозможен: чем больше мы добавляем пресной воды, тем интенсивнее выкачивается морская соль из материнских пород.

Такого не помнят старожилы этих мест. Они даже и подумать о таком не могли. Теперь же над этой проблемой ломают головы тысячи людей. Скажем, при сооружении водяной мельницы и пруда возле нее еще можно было как-то рассчитать, какое воздействие эти объекты окажут на окружающую среду. Куда сложнее оказалось предположить влияние таких сложных гидротехнических сооружений, как огромные водохранилища, плотины и водоводы. Искусственные моря и реки, увеличив напор на подземные водоносные пласты, вызвали, по известному закону сообщающихся сосудов, подтопление - повышение уровня грунтовых вод. И не только в близлежащей местности, но и в весьма удаленных от нее районах.

Итак, степь доведена до грани полного уничтожения фронтальным антропогенным прессингом. Причем разрушена она именно как экосистема. А система эта извечно покоилась на трех «китах».

Первый ее устой - многокомпонентность. Но как раз многие ее компоненты-то и утрачены. Какие именно? Можно только предполагать. Ведь у нас по сути нет точки отсчета - эталона той, первозданной, классической степи. А небольшие заповедные участки, которые с трудом удалось сохранить, не имеют всего набора элементов былой системы. Стало быть, концепции, построенные на базе изучения отдельных резерватов, нельзя экстраполировать на весь регион.

Вторая опора степной экосистемы - поступательность развития. Это означает, что она эволюционизирует не циклически, по кругу, не повторяется на каждом новом витке, а непрерывно переходит от одной формы к другой. То есть, даже если мы попытаемся, к примеру, спустить искусственные моря, восстановить «статус-кво», ничто не вернется к исходному состоянию. К прошлому возврата нет. Что будет - неизвестно. И будет неизвестно до тех пор, пока мы ничего не знаем о том самом «первом колышке», с которого начиналась «закладка» степи. Только постигнув тайны степного первородства, можно будет попытаться установить какие-то закономерности ее «строительства».

Третий «кит» экосистемы - строгая иерархия ее «конструкции», с четко выраженными этажами: популяция - сообщество - ландшафт - регион. На уровне популяций и сообществ мы еще можем что-то прогнозировать. Но закономерности нижних этажей нельзя механически переносить наверх. Это ведь качественно совершенно разные уровни. Поэтому, например, можно представить, что будет, если мы осушим какое-то одно болото, но нельзя предвидеть, что будет, если мы осушим все Полесье, если Дунай заставим впадать не в Черное море, а в Днепр (была ведь еще недавно такая идея). Как раз из-за трудности моделирования изменений экосистем на региональном уровне по сути каждый крупный проект является непредсказуемым. Не пора ли вообще отказаться от всяких глобальных планов «переделывания» природы? Экологический нигилизм и авантюризм, невежество и безответственность в этих вопросах могут обернуться бедами, во много раз опаснее чернобыльской.

И все-таки не все еще потеряно. Последнее прибежище целинных степей - заповедники. Эти небольшие островки среди распаханных земель служат одновременно и последней надеждой на возрождение украинской степи.