И пожалеть
А пройти мимо него было так просто. Даже когда мы сидели в кафе, прихлебывая пахнущий желудями напиток, глаза норовили пробежать мимо уныло заостренного лица с мелкими чертами и морщинками, соскользнуть с бледной макушки, скромно украшенной напоминанием о развеянных ветрами молодости волосах. Подумаешь, Селезнев. Обыкновенный учитель физкультуры, малоприметная внешность и личность. Ленка, моя приятельница, таких вот руками разгребает - как медуз на черноморском мелководье. Если верить ей.
О Ленке думалось со скуки. Ну что такого мог поведать мне Селезнев? Как детей по периметру зала гоняет: «Раз - два, лево - право»? Как учит «козла» брать с разбега и выясняет, почему девочки сачкуют? Кажется, он еще говорил о шурупах, которые вкручивает в свое хобби. Катамаран какой-то строит. Водный велосипед, что ли? Детально расспросить я так и не собралась. Мысли тоже пробегали мимо разговора. Из вежливости я время от времени тянула «ну-у-у», роняла «ага», кивала головой и пыталась состроить кокетливую улыбку. Не то, чтобы Селезнев мне совсем не нравился. Местами он казался даже милым и трогательным, как потрепанный осенью вербовый кустик. Тем более, что потерпел окончательное поражение в квартирном поединке с женой, а мое большое и доброе серце всегда распахивалось для «пожалеть». Я не лукавила, обещая встретиться с ним еще и еще. Просто дни, когда учитель физкультуры всплывал на моем проводе, оказывались забитыми до отказа очень важными делами. Потом он перестал звонить, но я тоже прошла мимо этого факта. Не из тех Селезнев был мужчин, теряя которых, мы начинаем смывать косметику слезами. Да и ухаживал, скажем прямо, никак...
В последующие два года мне встречались либо стервецы, от которых радости не больше, чем от посещения дамского врача, либо серости, интересные ровно настолько, насколько может быть привлекательным холодец без мяса. Мужчины, которых подсовывала мне судьба, почему-то больше всего любили дискутировать о качестве чистящих средств для унитазов, ассортименте продуктов на оптовом рынке и ограниченности женских интересов. При этом они явно не собирались плавать вокруг моей персоны с покорностью медуз, а норовили извернуться так, дабы я еще за ними и погонялась. Что было совершенно безрадостно и нерезультативно. Словом, когда в один из самых обычных дней не узнаваемый по телефону голос попросил Вику, сердце осторожно вспрыгнуло - а вдруг!? Но это был Селезнев. И этому, как ни странно, я даже сумела обрадоваться: сколько лет, мол, сколько зим, как живешь и что нового? Новое, как намекнул Селезнев, случилось. И судя по тому, что его баритон звучал неожиданно свежо и звонко, словно кто-то долго мыл и чистил каждую нотку, в жизни физкультурного училки действительно произошло нечто интригующее. Что именно, я решила выяснить в той же дешевой кафешке.
Нет, бизнесменом он не стал. Ему не повысили зарплату, не предложили престижную работу и даже не дали значок отличника отечественного образования. Зато - о странный Селезнев! - он создал детскую парусную секцию. На принципиальных филантропских началах. С десяток подростков (сколько их сверстников клей нюхают, слоняются по подворотням!) там истово строгают, пилят, рихтуют, собирают по кусочкам полусгнившие лодки. Чтобы развернуть над ними паруса. Белые. А может быть, даже алые. Главное, чтоб ветра хватило и не высох Днепр. Остальное, с фанатичным блеском в глазах уверял Селезнев, непременно приложится. Он найдет, додавит спонсоров и приобретет для пацанов спасательные жилеты, а за непромокаемые костюмы сойдут курточки и плащи из «секонд-хенда». Снасти он в конце концов подкупит из своей зарплаты (это почем у нас нынче учителя физкультуры?) и пустит шапку по кругу друзей, чтобы превратить деревянную будку на берегу Княжего залива в уютную кают-компанию.
То ли из-за этого самого блеска в глазах, то ли по причине весны, но Селезнев и сам походил на пацана - невысокий, тонкий, шустрый. Мечтающий! И кофе вроде не пах желудями, и лысина... Да кто ее в сорок лет не примеряет. Он трепался со мной так легко, непосредственно и бесцельно, как... с первым случайным встречным. И стоило бы мне, да, стоило задержаться, присмотреться к Селезневу повнимательнее. Но теперь мимо проходил он.
...А тот самый катамаран, между прочим, оказался будущей яхтой. Правда, Селезнев до сих пор вкручивает в нее шурупы, но когда-нибудь обязательно поднимет парус. Белый. Или алый. С такого станет.