Я НИКОГДА НЕ СТАНУ СТАРОЙ... ХОТЬ И НЕ ОСТАНУСЬ МОЛОДОЙ

Все чаще хочется забраться под одеяло и сладко, упоительно стареть. Будущее сулит неспешные обходы врачебных кабинетов, существенную экономию на косметике, обувь на низком каблуке. Мыльные страсти телесериалов и жирную черту под собственными, изрядно надоевшими, душевными терзаниями. Ромашковый чай на пару с разговорчивой соседкой, пузатые банки с консервацией. Альбомы с фотографиями, похожими на осенние листья, старые журналы мод и забытые с юности классические романы. Долгий отдых на дворовой лавочке в уютном халатике, который можно гладить только раз в неделю после стирки...

Потом охватывает липкий ужас перед той, которую однажды встретишь в зеркале, и возникает животная злость на мир, породивший высшую форму несправедливости — возраст. Хочется орать, топать ногами, молотить кулаками, кусаться и царапаться, пока кому-то большому и всесильному не станет тебя жаль. Пока он не исправит все так, чтобы каждое утро можно было не бояться вечера.

...Потом звенит будильник. С трудом разлепив глаза, приходишь к выводу, что на все про все остается меньше часа и нужно успеть сделать тридцать три дела. Наскоро лепишь для дочки бутерброд, отчитываешь мужа за медленное поедание яичницы, преображаешь измятую подушкой физиономию в лицо, залепливаешь пластырем вчерашние мозоли от новых туфель и нервно возишь утюгом по костюму, который за ночь кто-то успел пожевать в шкафу. Думать некогда, и тем более не до истерики. Только по дороге на работу, случайно поймав свое отражение в отмытой до солнечного блеска витрине, приходишь к утешительному выводу, что ты все еще ничего. А если старость и наступит, то не завтра. Самое главное — это научиться держать равновесие между самой собой и временем, которое все равно догонит, даже если станешь бегать от него быстро-быстро.

Элли

Вообще-то ее зовут Елена Леонтьевна, но Элли звучит эффектнее. Куцая юбочка щедро демонстрирует крупные коленки в сально блестящих лайкровых колготках, кофточка-стрейч послушно обтягивает поролон бюстгальтера. Если на Элли длинное платье, то остаток талии между двумя волнами тела непременно подчеркивает широкий кожаный пояс. Высвеченные до бумажного цвета волосы победоносно топорщаться ежиком а-ля попса, в ушах болтаются длинные висюльки, на шее бренчит ассортимент цепей и кулонов. Элли все время поигрывает густо накрашенными ресницами — то восторженно вскидывает их до бровей, то наивно похлопывает, мигая ярко-голубыми тенями, то таинственно опускает на зашпаклеванные тональным кремом подглазные мешки. И при этом томно растягивает гласные звуки.

По коридорам Элли не ходит, а плывет, имитируя бедрами морскую качку и мурлыча под нос: «Ах, эта любовь, любовь!..» Иногда шустро припрыгивает, кокетливо размахивая каким-нибудь документом. Завидев ее издали, молодые девчонки шарахаются по кабинетам, чтобы не нарваться на едкую остроту. Мужчины, напротив, бросаются Элли наперез и заискивающе заглядывают в глаза. Во- первых, Элли принажлежит к начальственному составу, во-вторых, не оставляет без вниманя даже прыщавого 17-летнего курьера и 70-летнего вахтера. Ее фразочки можно заносить в учебник по обольщению: «Сашулик, что-то ты давно у меня не был. Тащи-ка, дружок, кофеечек». Или «Палыч, вы такая душка, а жена вам пуговку забыла пришить. Хотите помогу?» Любое хилое создание мужского пола чувствует себя рядом с Элли Шварценеггером.

Злые языки твердят, что на «верхушку» Элли взобралась при помощи не совсем ума, но это не совсем правда. Елена Леонтьевна далеко не глупа, а чисто по-женски бывает смешной только потому, что мучительно ловит за хвост ускользающую свежесть. Немногие в коллективе владеют секретом, что год назад Элли исполнилось сорок. Большинство подозревает, что ей... глубоко под пятьдесят. Слишком титанические усилия прикладывает эта дама, чтобы казаться юной ветреницей.

Наденька

Я испытала шок, узнав, что Наденька тихим сапом подбирается к пенсии. Хотя, если откровенно, ей вполне можно дать и пятьдесят пять с хвостиком. Просто моя сотрудница выглядит так, что никому не приходит в голову думать, сколько же ей лет. Низенькая и кругленькая, словно мячик, Надя умеет одеться так, что полнота сразу превращается в уютность. Мягкая улыбка, плавные движения, тихий ласковый голос дополняют образ «подушечки», к которой хочется прислониться. Поэтому к имени Надежды Петровны прочно приклеился уменьшительный суффикс, а по отчеству ее величать забывают. Молодые девчонки бегают к Наденьке посудачить о любви, дамы среднего возраста списывают у нее рецепты оригинальных блюд, мужчины приходят, чтобы побазарить о политике. Она замечательно слушает других и очень тонко дозирует собственное мнение.

Внешне Наденька самая благополучная, в максимальном понимании этого слова, женщина. Второе глубокое изумление я пережила, узнав, что лучшие годы она провела в качестве разведенки. Рано отказалась от романов, которые все не складывались, подняла на ноги двух мальчишек, а когда вывела их на путь, где в люди выходят уже самостоятельно, взялась обустраивать жизнь по своему вкусу. Окружила себя подругами и просто хорошими знакомыми, к которым можно ходить в гости или приглашать их к себе. Увлеклась театрами и выставками, выведала адреса кафе, где продают самое вкусное мороженое, нашла умелую портниху и талантливого парикмахера, умеющего превращать ее жиденькие волосы в модную прическу. Надю несколько раз предлагали познакомить с каким-нибудь порядочным мужчиной, но она отказывалась.

Даже сыновья не всегда умеют отвоевать маму у нее же самой. Несколько обескураженные таким поворотом два молодых удачливых бизнесмена добиваются маминого внимания, как истовые поклонники: звонят ей на работу, предлагают подвезти домой на машине, дарят цветы и красивые подарки. Надя не отказывает им в любви, поддержке, понимании, одобрении, но... Время от времени с улыбкой напоминает: «У вас своя личная жизнь, у меня — своя. Будем встречаться на перекрестках».

Григорьевна

Она потеряла свое красивое имя Наташа едва не после тридцати. Сейчас сорокасемилетняя Григорьевна тоже выглядит женщиной без возраста, но от этого становится не радостно, а скучно. Бесформенные трикотажные кофточки, прямые юбки строго до середины икры, летом — пышные турецкие блузы с громоздкими кружевами. Это не наряды, это — униформа, в которой обладательница ладной фигуры похожа на сыр в обертке. Порой мы развлекаемся тем, что придумываем для Григорьевны разные прически. Она послушает, повздыхает, а потом заявит, что возиться со стрижками и завивками некогда. Поэтому «дулька» на ее затылке будет царить так же вечно, как и ядовито- морковная помада на хорошо очерченных губах.

От вороха бумаг Григорьевна отрывается только затем, чтобы сообщить коллегам состояние своего здоровья, обсудить базарные покупки и наябедничать на гулящего мужа. Когда благоверный совсем ее достает, Григорьевна заявляет, что ей срочно необходим молодой любовник, требовательно обводит глазами всех сотрудников, выдерживает паузу... А потом громко хохочет: «Это я так шучу, я женщина порядочная и солидная!» Что интересно, Григорьевна никогда не выглядит несчастной. Все дамы в коллективе эпизодически страдают от несовершенства судьбы, а ее могут выбить из колеи разве только подгоревшие котлеты. Эта умница искренне убеждена, что грешно предъявлять претензии к жизни, если на даче вырос буряк размером с голову.

Валентина Александровна

О ее прошлом мы знаем только то, что она прожила всю жизнь с мамой и проработала на заводе технологом. Теперь осталась совсем одна и пришла к нам уборщицей, чтобы только не голодать на мизерную пенсию. Только жаловаться и о себе судачить Валентина Александровна не любит. Всегда приветливая, но не больше, она избегает шумного общения и к чужим делам равнодушна. У нее поношенная, но всегда опрятная одежда. Почти не тронутое косметикой бледное лицо — время что ли поленилось изрезать морщинами, то ли вообще забыло об этой тихой, незаметной женщине... Только самые наблюдательные из нас догадывались, что за внешней смиренностью и отрешенностью Валентина Александровна скрывает какую-то тайну. На днях мы узнали — у нее есть жених!

Его сразу же окрестили «моряком», хотя на самом деле Петр Иванович никогда не ходил в плавание, а с юности и до степенных годов просидел в родном Мурманске деловодом. Они познакомились восемь лет назад у общих знакомых в Киеве. С тех пор Петр Иванович полгода копит рубли на дорогу в Киев, а Валентина Александровна складывает заработанные на мойке полов гривни в шкатулочку, чтобы обеспечить другу достойный прием. Они встречаются на вокзале и роскошно проводят вместе десять дней — ходят в кино, лакомятся пирожными в кафе, гуляют в парке и беседуют до полуночи. Потом прощаются, неизменно выполняя обещание писать друг дружке письма. Между Киевом и Мурманском начинают курсировать пухлые конверты, в которых можно прочесть о Северном море, стужной российской зиме, украинских дождях и расцветших весной на Крещатике каштанах.

Недавно, во время очередного визита, Петр Иванович навестил и нас. Обнес пару кабинетов кулечком недорогих конфет, представился мужчинам, подарил женщинам по комплименту и на глазах у всех увел сияющую от счастья Валентину Александровну под руку. На следующий день прямо с утра мы затерзали ее расспросами: «И что же у вас теперь будет?» А Валентина Александровна только загадочно улыбалась, кивала головой и односложно отвечала: «Не знаю... Будет!» Все дамы, включая молодых и расфуфыренных, угорали от зависти, ведь Валентине Александровне исполнилось шестьдесять четыре года...