Новые музеи придумала жизнь

Приходилось ли вам видеть последствия землетрясения в горах, когда на месте знакомой тропки вдруг возникал непреодолимый завал из коряг и камней, а привычная дорога оказывалась перекушенной откуда-то взявшейся бешеной речкой? В горах, как и после потрясений в общественной жизни, потопчется человек у возникшей преграды, почешет в затылке, повздыхает о былом да и примется новые пути отыскивать, ну и старые, коль возможно, расчищать. Куда ж деваться, жизнь продолжается... Это у меня такое предисловие к разговору о музеях. У нас, если кто ещё не знает, сейчас настоящий музейный бум. Но до этого нужно было дожить.

Потери

Для всех наших музеев с приходом 1990-х наступили печальные времена. В 91-м государственных музеев, их филиалов и отделений, а также заповедников было на территории Украины около 460. Ну а если бы кто-нибудь тогда составил единый музейный список, включив в него музеи и музейные комнаты, существующие на общественных началах — в школах и вузах, в больницах и колхозах, на заводах и фабриках, — то число это, вероятно, выросло бы до 25—30 тысяч.

После смены идеологических вех (в том числе и с закрытием ленинских комнат) на базе лишь части общественных музеев были созданы музеи истории сел, этнографии, военно-исторические и, в соответствующих случаях, литературные и художественные. Остальные канули в Лету. О каких-то и сожалеть не стоит — в них было не много познавательного. Но, как водится, не обошлось и без потерь. Была, например, в селе Золотоношка (Драбовский район) ценнейшая коллекция живописи примитивистов (более 500 работ), собранная народным художником Иваном Лысенко. Разлетелась по свету. Отток экспонатов из музеев проходил разными путями. В годы реформ некоторым людям пришлось пожалеть о ранее подаренных личных коллекциях и вещах: ордена, картины, книги, рушники и пр., имевшие историческую и художественную ценность, обрели вдруг привлекательную рыночную стоимость. Бывшие владельцы стали писать заявления: «В связи с тяжелым финансовым положением прошу вернуть дар»... В эти же годы многие музеи были обворованы. Сообщения об ограблениях музеев не часто попадали в сюжеты теленовостей: «мелко». Кстати, и в милицейской статистической отчётности нет графы для подобных преступлений. Ярко характеризует общее положение рассказ умершего в 1999 году Юрия Скобелева, хранителя ялтинского Дома-музея А.П.Чехова: «Иногда сигнализация срабатывает в два-три часа ночи, мне звонят из милиции: «У нас снялось с охраны… горючего нет, машины выслать не можем». И что делать — бегу в темноте через полгорода… Бывает, по три раза за ночь сбегаешь. Однажды чуть голову бутылкой не пробили…» В 1994-м Дом-музей Чехова был ограблен (украли икону, вазы). В 2001-м в Сорочинцах ограбили музей Н.В. Гоголя, украли прижизненные издания писателя. Любопытная деталь: сообщалось, что сторож был помещён грабителями в круг, начерченный мелом… (Как вам новые гоголеведы!?) Из районных и сельских музеев активно похищались награды, монеты, иконы. Некоторые музеи обворовывались по нескольку раз, в с. Сагунивка, например, — трижды. Обитые железом двери в лучшем случае спасали от сквозняков. Директора зачастую хранили наиболее ценные экспонаты у себя дома — от греха подальше. При «разгроме» колхозов музеи, прежде находившиеся на колхозном попечении, перевели на баланс сельских советов. А сельсоветы, которые никогда не были богаты, стали и вовсе, по выражению председателя сельсовета с. Моринцы, «бедны, как церковные мыши». В абсолютном своем большинстве сельские музеи были отключены от отопления и электроснабжения. При этом ремонты в них — даже самые необходимые — не проводились. Экспонаты заливались дождями, замораживались, оттаивали и вновь замораживались, гибли. В известной мере повезло тем общественным музеям, которым удалось заполучить статус «народного». Они обеспечили себя штатным смотрителем. Некоторые музеи начали сдавать какие-то свои помещения в аренду. Например, в нескольких комнатах Дома Максимилиана Волошина в Коктебеле круглосуточно работало кафе.

В список потерь следует внести, видимо, и музеи, существовавшие при заводах и фабриках, новые владельцы которых оказались не склонными к сентиментальности. В Черкассах (я часто ссылаюсь на черкасский опыт, но можете не сомневаться — это характерно для всей Украине) таким образом погибли два интересных музея.

Выживание

На стыке веков у нас начался активный процесс, если выразиться точно, — заповедникизации. Музеи общей направленности или территориальной принадлежности стали объединяться в заповедники. Причина простая: финансируются они, в отличие от большинства музеев, не из местных бюджетов, а из бюджетов министерств. Такое финансирование в среде музейных работников считается более надежным и престижным. Не последнюю роль в деле заповедникизации сыграла, как это, верно, и должно быть при переделе собственности, заинтересованность министерств, академий, управлений, комитетов, бизнес-структур. За 12 лет количество историко-культурных заповедников выросло у нас чуть ли не втрое. Сейчас в списке министерства культуры 61 историко-культурный заповедник (было 22). Кроме этого у нас теперь 588 территорий и объектов природного значения. В их число входят 21 биосферный заповедник, 32 природных и дендрологических парка, 17 ботанических садов, 292 заказника. Статус их неоднороден. На примере Черкасской области заповедникизация выглядит так. К двум прежде существовавшим (Шевченковскому и Чигиринскому, получившим статус национальных) добавилось еще пять заповедников, имеющих статус государственных. Еще один заповедник, ландшафтный, фактически находится в частной собственности, и один принадлежит Киевскому университету. При этом есть еще и заказники, и Национальный дендрологический парк в Умани.

Отмеченная тенденция к многообразию представляется отрадной. Однако во многом важны детали. А в детали мы здесь не вникаем.

Среди государственных музеев в наиболее выгодном положении в годы перемен оказались музеи персональные и национальной акцентации. Подобным музеям охотнее представлялась государственная и, что существеннее, спонсорская помощь к юбилейным датам. В год столетия Дома Волошина перед ним, наконец, была расчищена от торговых палаток и благоустроена площадь; сообщалось и о даре в 35 тысяч долларов на музейные нужды. Показательна ситуация и с черкасским музеем «Кобзаря» (музеем одной книги), где к недавнему юбилею поэта был проведён ремонт, стоимость которого оценивается в несколько сотен тысяч гривен. При этом Черкасский областной краеведческий музей, филиалом которого является «Кобзарь», по выражению сотрудников, «не живет, а выживает». Об этом говорит и его внешний вид. Некогда белоснежное здание оригинальной архитектуры (построено всего 20 лет назад) теперь посерело и покрылось какими-то ядовитыми потеками, в его наружных витражах есть пробоины, парапеты около него расшатаны, фонтан не работает. Это музей, который в определённых случаях является визитной карточкой области.

Вероятно, стоит сказать, что нашим властям представляется порой, будто музеи отличаются от мусорных контейнеров тем, что мусор в них приходится хранить долго. Поэтому и тратиться на это не нужно. Средняя зарплата в наших музеях — чуть больше 200 гривен. «У нас работают, — поделилась наблюдением одна из сотрудниц, — либо те, кто не нуждается в зарплате, кого мужья обеспечивают, либо те, кому просто податься некуда». Это, конечно, не исключает преданности музейному делу. Однако выпускники вузов здесь не задерживаются.

Но нет худа без добра. Когда в главном музее Черкасщины кончились деньги для поездок в районы, сотрудник музея (ныне пенсионер) Николай Бондаренко, прежде приложивший свои опыт и талант к организации в области многих музеев, занялся тем, до чего прежде руки не доходили. Так был организован музей Василя Симоненко. А чуть позже — музей Первой городской больницы, уникальный музей истории радиотехники при Технологическом университете, музей образования... Музеи стали появляться (и восстанавливаться) во всевозможных учреждениях; мы их обнаруживаем повсюду — в налоговой инспекции и в психиатрической больнице, в коммерческом техникуме и в институте повышения квалификации. Открываются и новые государственные (коммунальные) музеи. Таких на Черкасщине теперь 46, в 1991 г. было 22. Один из чиновников от культуры простодушно дал музейному буму такое объяснение: «Чтобы было куда гостей вести. Приедут, а что им показать? Вот их и поведут в музей». Да, мы умеем порадовать заезжее начальство и прочих гостей культурной программой. Но известно, что в основе музеев, как правило, находятся частные коллекции. Так было при создании государственного музея «Кобзаря» и при создании университетского музея истории радиотехники, и при создании картинных галерей. Во времена перемен, когда многое шатко, люди охотно создают музеи. Это не говорит об их оптимизме. Просто частные коллекции перебираются под более устойчивые кровли, прячутся за крепкие засовы. В ряде случаев похожим образом создавались музеи и в 1919-м.

Жизнь как новинка сезона

При заинтересованности «отцов» сел (как и прочих территорий) музеи способны не только рождаться, выживать, но и развиваться. Тут обязательно нужно сказать о музее села Красенивка, в котором есть зал Ивана Поддубного. В музее, существующем без штатного смотрителя, поощряется исследовательская работа, касающаяся рода Поддубного. Дело в том, что руководство района уже несколько лет подряд инициирует проведение международных турниров на призы памяти выдающегося земляка. В августе на два дня сюда приезжают тысячи гостей. Музей в это время практически не закрывается. В нынешнем году он привлек к себе внимание и жителей самой Красенивки. Я слышал, как красенивские дамы, накормив в столовой гостей и хватанув по рюмочке, обсуждали — когда лучше идти в музей «дивитися картину». Речь шла о картине «Запорожец», написанной Николаем Струнниковым. Это так называемая «авторская копия с изменениями», созданная по заказу Д.И.Яворницкого с портрета И.М. Поддубного в 1906 г. Недавно полотно было извлечено из запасников Днепропетровского музея и отреставрировано. Оно оживило музей.

Но самым любопытным явлением в нашей музейной жизни последних лет, с моей точки зрения, стало появление частных музеев. Некоммерческий Музей современного искусства (он же «Зондерзона», он же «Научно-исследовательская мануфактура»), получивший теперь имя своего создателя, недавно умершего художника Валерия Мальского, действует в Черкассах три года. Организован музей и художественно оформлен в просторных помещениях ангаров (или пакгаузов?) на промышленно-аграрной окраине Черкасс. «Зондерзона» (подразумевается зона очищения от тупости официоза) дала приют свободным художникам, музыкантам, артистам и стала местом проведения самых невероятных перформансов…

Впрочем, разговор о частных музеях перенесем на будущее.