МОЕ ТЕЛЕФОННОЕ ПРАВО

Прошлая «неделя Щербицкого в Украине» лично для меня ознаменовалась не совсем радостным открытием. Во время «совершенно приватного», как сам он его охарактеризовал, разговора с офицером СБУ я неожиданно осознал, что они слушают мои телефонные разговоры. Сенсации в этом, может, никакой и нет, но согласитесь — вещь сама по себе ужасно неприятная. Причем настолько, что весь дальнейший вечер я думал и вспоминал. И пришел к окончательному выводу: все-таки слушают.

То ли по неосторожности, то ли наоборот — умышленно, с расчетом (ведь кто их там разберет с их многоходовыми комбинациями), но он проговорился по поводу вопроса, относительно которого у меня был только один телефонный разговор с неделю назад. И во всем белом свете о содержании этого разговора могли знать только два человека — я и моя телефонная собеседница. «А вы откуда об этом знаете?» — поинтересовался я у офицера, как можно четче подчеркивая это «вы». «Город маленький», — соврал тот. Тут я тоже решил стать офицером безопасности — своей собственной. И надолго задумался.

А потом, обо всем хорошенько подумав, я обиделся. Ведь, знаете, не очень уютно становится на душе, когда о чем-то подобном узнаешь. Телефон — изобретение ужасно интимное, порой в нем каждое дыхание слышно, и всхлип, и ритм пульсирования крови, не то что слово. И вдруг узнаешь, что где-то невдалеке целое подразделение энергичных оперативников все твои всхлипы не только коллекционирует, но еще и классифицирует, анализирует и творчески переосмысливает.

Днем ранее я случайно увидел, как двое наблатыканых ведущих с телеэкрана добивались от косноязычного и недалекого представителя «силовых структур» какой-то правды обо всех этих жучках, микрокамерах и тому подобных фишках. Представитель держался бодрячком, охотно делился знаниями и совсем не обращал внимания на то, как все остальные участники эфира, включая обнаглевших ведущих, откровенно потешаются над ним. А значит, не такой уж он и недалекий, этот профи, подумалось мне.

А еще я понял из этой передачи — несмотря на всю ее «невнятицу», сотворенную все тем же представителем, — что, хотя у нас Конституция и стоит на страже основополагающих прав человека, но охранники (блюстители порядка то есть) вроде бы все-таки могут для своих оперативных целей и для нашего же блага использовать, скажем, так называемую спецтехнику, в частности подслушивать телефонные разговоры. Другими словами, во имя раскрытия и расследования преступления им разрешается все — и никакая Конституция здесь не поможет.

Итак, я стал думать в правильном направлении — к какой категории преступников я должен был бы себя отнести, раз уж меня слушают. Самым страшным врагом организованного человечества на сегодня является терроризм. Так, может, я террорист? Да нет, откуда там — во взрывчатке не разбираюсь, из автомата в последний раз стрелял 20 лет назад — да и то лишь по мишеням. Тогда, может, организованная преступность, коррупция, хищение государственной собственности? Сбыт наркотиков? Может, я наркобарон на самом деле? Или торговля людьми? Или подрыв экономического и оборонного могущества нашей родины? Сдача России газо- и нефтетранспортной систем? Сотрудничество с иностранными спецслужбами, в конце концов?

Однако никаких оснований хотя бы для одного из этих предположений я не находил и потому, совершенно уже обиженный, задался скорее уже риторическим вопросом: ну почему, почему этот мир устроен так несправедливо, что украинская служба безопасности слушает телефонные разговоры украинского же писателя? И это в то время, когда у нее сто-о-о-олько работы, а исполнителей, говорят, та-а-а-ак не хватает! Это же какую такую «опасность» — и для кого именно — этот писатель собой представляет?

И тогда меня осенило: ага, международные связи! Вот в чем, оказывается, возможный состав преступления!

Но в таком случае, почему в Уголовном кодексе нет на это отдельной статьи? Какой-то такой примерно: «Лица, называющие себя украинскими писателями... за общение с зарубежными издателями, переводчиками, литературными агентами, журналистами, так называемыми коллегами по перу и вообще иностранными гражданами наказываются лишением свободы в... сроком до... с частичной или полной... и т.д.». Иными словами, почему нигде однозначно и четко не (как это модно говаривать среди наших законодателей) «прописано», что украинскому писателю любые зарубежные контакты запрещены?!

И только после этого я понял, что на самом деле они, эти контакты, разрешены. И телефон мой при этом слушают не со зла, а как раз наоборот — чтобы таким образом внести свой посильный вклад в святое дело развития в нашей стране демократического и открытого, сориентированного на европейские ценности, общества. Дескать, хоть по телефону (чужому) узнаем, что это такое и какими эти ценности должны быть. Такое вот общегосударственное дело — европейская интеграция Украины. Чего ради нее не вытерпишь, если ты настоящий гражданин?

Но из меня, кажется, плохой гражданин. Ведь я интимность своих телефонных всхлипов решил поставить выше неоднозначного и сложного процесса развития открытого общества в нашей странной стране.

А потому я решил что-то с этим делать. Ведь не большое удовольствие — разговаривать по телефону с самыми близкими, помня, что в это время где-нибудь еще семеро молодцов все это слушают, да еще и дымят сигаретами, повизгивают от кайфа и скалят зубы. Ей-богу, мне это не в кайф, пацаны! Поймите меня правильно.

Вот потому-то я сейчас и думаю, как мне от этого жучка избавиться. Нанять адвоката? Или наоборот — прокурора? Или просто телефонного хакера нанять, пускай там все парализует к чертовой матери? Или свернуть все телефонные разговоры? Или пожаловаться их самому главному в Киеве? Или еще более главному в Москве? Или в Гаагу мне пожаловаться? Или вообще — оставить эту страну, которая так упрямо не желает избавляться от собственных проклятий?

Вот так мне эта прошлая «неделя Щербицкого в Украине» едва ли не превратилась в «неделю Дзержинского». Что, по сути, одно другому никак не противоречит — скорее, как раз наоборот, все превосходно согласовывается — и Щербицкий, и Дзержинский, и этот — как его там? — европейский выбор Украины.